Как известно всякому, кому пришлось отслужить в армии, брутальная гомофобия может легко уживаться (и, как правило, уживается) с подавляемой скрытой гомосексуальностью. Почему армейское устройство так резко противится открыто признать присутствие геев в своих рядах? Не потому, что гомосексуальность представляет угрозу для будто бы «фаллической и патриархальной» либидинальной экономики армейского сообщества, а, напротив, потому, что само армейское сообщество основывается на подавляемой/отрицаемой гомосексуальности как ключевой составляющей мужского братства военных.
Из своего личного опыта я знаю, что печально известная старая Югославская народная армия была гомофобна до крайности (если узнавали о гомосексуальных наклонностях военнослужащего, он тотчас же становился изгоем и до самой демобилизации к нему относились как к пустому месту), но в то же самое время повседневная армейская жизнь была пропитана атмосферой гомосексуальных намеков.
Скажем, когда солдаты стояли в очереди за едой, обычной вульгарной шуткой было ткнуть пальцем в задницу стоящего впереди, а затем быстро от дернуть его, чтобы, когда удивленный солдат обернется, он не знал, кто из его тупо и похабно ухмыляющихся товарищей сделал это.
Здесь важно не упустить, что это хрупкое сосуществование крайней гомофобии и противоречивой, то есть не признаваемой публично, «тайной» гомосексуальной либидинальной экономики свидетельствует о том, что дискурс военного сообщества может функционировать, лишь подвергая цензуре свою либидинальную основу.
Как известно всякому, кому пришлось отслужить в армии, брутальная гомофобия может легко уживаться (и, как правило, уживается) с подавляемой скрытой гомосексуальностью. Почему армейское устройство так резко противится открыто признать присутствие геев в своих рядах? Не потому, что гомосексуальность представляет угрозу для будто бы «фаллической и патриархальной» либидинальной экономики армейского сообщества, а, напротив, потому, что само армейское сообщество основывается на подавляемой/отрицаемой гомосексуальности как ключевой составляющей мужского братства военных.
Из своего личного опыта я знаю, что печально известная старая Югославская народная армия была гомофобна до крайности (если узнавали о гомосексуальных наклонностях военнослужащего, он тотчас же становился изгоем и до самой демобилизации к нему относились как к пустому месту), но в то же самое время повседневная армейская жизнь была пропитана атмосферой гомосексуальных намеков.
Скажем, когда солдаты стояли в очереди за едой, обычной вульгарной шуткой было ткнуть пальцем в задницу стоящего впереди, а затем быстро от дернуть его, чтобы, когда удивленный солдат обернется, он не знал, кто из его тупо и похабно ухмыляющихся товарищей сделал это.
Здесь важно не упустить, что это хрупкое сосуществование крайней гомофобии и противоречивой, то есть не признаваемой публично, «тайной» гомосексуальной либидинальной экономики свидетельствует о том, что дискурс военного сообщества может функционировать, лишь подвергая цензуре свою либидинальную основу.
BY Radio Ljubljana 🍌
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Two days after Russia invaded Ukraine, an account on the Telegram messaging platform posing as President Volodymyr Zelenskiy urged his armed forces to surrender. At the start of 2018, the company attempted to launch an Initial Coin Offering (ICO) which would enable it to enable payments (and earn the cash that comes from doing so). The initial signals were promising, especially given Telegram’s user base is already fairly crypto-savvy. It raised an initial tranche of cash – worth more than a billion dollars – to help develop the coin before opening sales to the public. Unfortunately, third-party sales of coins bought in those initial fundraising rounds raised the ire of the SEC, which brought the hammer down on the whole operation. In 2020, officials ordered Telegram to pay a fine of $18.5 million and hand back much of the cash that it had raised. However, the perpetrators of such frauds are now adopting new methods and technologies to defraud the investors. But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders.
from sa
