***
В продолжение сравнения домов южных вепсов в Тихвинском уезде Новгородской губернии (позднее – Ленинградская обл.) и северных вепсов в Петрозаводском уезде Олонецкой губернии (позднее – Республика Карелия):
В продолжение сравнения домов южных вепсов в Тихвинском уезде Новгородской губернии (позднее – Ленинградская обл.) и северных вепсов в Петрозаводском уезде Олонецкой губернии (позднее – Республика Карелия):
Forwarded from История английского языка Ænglisċ sprǣċ
Финские слова, которые считаются заимствованными прямиком из прагерманского.
ЧОМА ИДЁТ!
Уважаемый канал "История английского языка" разместил интересный пост о ранних германизмах в финском языке. Он явно вызвал удивление у части подписчиков, так как финский считается пуристским языком, а его ранние (праязыковые) связи с германскими языками неочевидны.
Еще более удивительным может показаться наличие германизмов в вепсском. При этом важно понимать, что германизмы попали не непосредственно в вепсский язык, а на уровне праприбалтийско-финского языкового состояния (см. также вепс. habuk 'ястреб').
В данном материале я ограничился вепсскими когнатами финских слов, приводимых в примере. В случае, если слово отсутствует в вепсском, приводится материал наиболее близкого к вепсскому людиковского (прионежского) наречия карельского языка.
Кunigaz
Вепс. kunigaz 'король', ранее 'князь', ср. suŕkunigaz 'король', буквально 'великий князь'.
Renkheine
Вепс. renkheine 'кольцо, перстень'.
Есть и исконное слово – sormuz < sorm 'палец руки', при фин. sormus 'кольцо, перстень', а также заимствованное из русского kolcaine, при фин. диалект. koltsa < рус. кольцо.
Kauniž
Соответствие фин. kaunis 'красивый' в вепсском отсутствует, но оно имеется в людиковском – kauniž 'то же'.
При этом вепс. čoma 'красивый', как и фин. soma 'то же', вероятно, также ранние германизмы. Возможный источник – прагерманское *sōmjaz 'приличный, подходящий'. Отсюда, например, среднеанглийское seme 'приличный', 'привлекательный, красивый'.
Кстати, в Вытегорском районе Вологодской области чóма 'красавица' зафиксировано как вепсское включение в русскую речь:
В Саргозере говорили, если девочка красивая, так она "чома". "Вот чома идёт!" [Мызников].
Lambaz
Вепс. lambaz 'овца', которое в топонимии проникло вплоть до Пинежья (восток Архангельской области): Ламбасъ курья и Поражлахта (XVI век), второе – из вепс. porzaz или карел. poržaš 'поросёнок'. В Вытегорском районе была также д. Ламбазовская / вепс. Lambaz.
Имеется и исконное вепс. kaŕgičuine 'овечка', при фин. karitsa 'ягнёнок'.
Однако "овечья" тема на этом не заканчивается. Финское uuhi 'овца' и вепсское uhu, uhii, uhač 'ярка (молодая, ещё не ягнившаяся овца)' восходит к праиндоевропейскому h₂ówis 'овца'. Оно было заимствовано в прафинно-угорский язык в форме *uwiči, откуда, например, мокшанское уча и коми ыж 'овца'.
Viizaz
В вепсском отсутствует соответствие фин. viisas 'умный, мудрый'. Но оно есть в людиковском – viizaz 'хитрый'.
Кроме того, в вепсском имеются следующие слова с синонимичными значениями:
- melev, melikaz 'умный', при фин. mielevä 'разумный, умный'. Слова исконные, восходят к прафинно-пермскому *meele 'ум', давшему также коми мывкыд 'ум, разум';
- tark 'умный, смышленый, способный', также 'аккуратный', при фин. tarkka 'точный', 'внимательный', 'аккуратный'. Их относят к ранним германизмам и видят источник в предках шведского stark 'точный'. Шведское слово в конечном счете восходит к прагерманскому *starkaz 'жесткий', 'сильный'. К нему же восходят англ. stark 'абсолютный', 'совершенный' и немецк. stark 'сильный';
- tuukukaz 'толковый, смекалистый, умный', при фин. tolkullinen 'толковый', tolkku 'рассудок', 'смысл', 'толк' < рус. толк.
Kuld
Вепс. kuld 'золото'.
Уважаемый канал "История английского языка" разместил интересный пост о ранних германизмах в финском языке. Он явно вызвал удивление у части подписчиков, так как финский считается пуристским языком, а его ранние (праязыковые) связи с германскими языками неочевидны.
Еще более удивительным может показаться наличие германизмов в вепсском. При этом важно понимать, что германизмы попали не непосредственно в вепсский язык, а на уровне праприбалтийско-финского языкового состояния (см. также вепс. habuk 'ястреб').
В данном материале я ограничился вепсскими когнатами финских слов, приводимых в примере. В случае, если слово отсутствует в вепсском, приводится материал наиболее близкого к вепсскому людиковского (прионежского) наречия карельского языка.
Кunigaz
Вепс. kunigaz 'король', ранее 'князь', ср. suŕkunigaz 'король', буквально 'великий князь'.
Renkheine
Вепс. renkheine 'кольцо, перстень'.
Есть и исконное слово – sormuz < sorm 'палец руки', при фин. sormus 'кольцо, перстень', а также заимствованное из русского kolcaine, при фин. диалект. koltsa < рус. кольцо.
Kauniž
Соответствие фин. kaunis 'красивый' в вепсском отсутствует, но оно имеется в людиковском – kauniž 'то же'.
При этом вепс. čoma 'красивый', как и фин. soma 'то же', вероятно, также ранние германизмы. Возможный источник – прагерманское *sōmjaz 'приличный, подходящий'. Отсюда, например, среднеанглийское seme 'приличный', 'привлекательный, красивый'.
Кстати, в Вытегорском районе Вологодской области чóма 'красавица' зафиксировано как вепсское включение в русскую речь:
В Саргозере говорили, если девочка красивая, так она "чома". "Вот чома идёт!" [Мызников].
Lambaz
Вепс. lambaz 'овца', которое в топонимии проникло вплоть до Пинежья (восток Архангельской области): Ламбасъ курья и Поражлахта (XVI век), второе – из вепс. porzaz или карел. poržaš 'поросёнок'. В Вытегорском районе была также д. Ламбазовская / вепс. Lambaz.
Имеется и исконное вепс. kaŕgičuine 'овечка', при фин. karitsa 'ягнёнок'.
Однако "овечья" тема на этом не заканчивается. Финское uuhi 'овца' и вепсское uhu, uhii, uhač 'ярка (молодая, ещё не ягнившаяся овца)' восходит к праиндоевропейскому h₂ówis 'овца'. Оно было заимствовано в прафинно-угорский язык в форме *uwiči, откуда, например, мокшанское уча и коми ыж 'овца'.
Viizaz
В вепсском отсутствует соответствие фин. viisas 'умный, мудрый'. Но оно есть в людиковском – viizaz 'хитрый'.
Кроме того, в вепсском имеются следующие слова с синонимичными значениями:
- melev, melikaz 'умный', при фин. mielevä 'разумный, умный'. Слова исконные, восходят к прафинно-пермскому *meele 'ум', давшему также коми мывкыд 'ум, разум';
- tark 'умный, смышленый, способный', также 'аккуратный', при фин. tarkka 'точный', 'внимательный', 'аккуратный'. Их относят к ранним германизмам и видят источник в предках шведского stark 'точный'. Шведское слово в конечном счете восходит к прагерманскому *starkaz 'жесткий', 'сильный'. К нему же восходят англ. stark 'абсолютный', 'совершенный' и немецк. stark 'сильный';
- tuukukaz 'толковый, смекалистый, умный', при фин. tolkullinen 'толковый', tolkku 'рассудок', 'смысл', 'толк' < рус. толк.
Kuld
Вепс. kuld 'золото'.
САПОГИ И ЗАЯЧЬЯ ЛАПКА
Ув. каналы "Sevprostor" и "Ростов Великий и Ростовская земля" опубликовали опрос и материалы о высоких сапогах (бахилы, болотники, бродни, ватары и др.).
Наш канал интересуют названия сапог, связанные с финно-славянскими контактами.
Материал этот достаточно обширный. Поэтому ограничимся на сегодня названиями кожаных сапог с высоким голенищем.
Сапоги
Древнерусское слово сапогъ стало источником для обозначения сапога в прибалтийско-финских языках: фин. saapas, эст. saabas, карел. soappoa, вепс. sapug и др.
Кстати, с информацией о кожаной обуви Новгородской земли по археологическим данным можно ознакомиться по ссылке. Озвучена также интересная мысль, что первоначально сапоги – это обувь всадника, защищавшая высокими голенищами ногу от конского пота. Они вошли в новгородскую городскую моду с XIII века.
Бахилы
Слово имело довольно широкое распространение в русских народных говорах, включая Сибирь. Ограничимся севернорусским примером – в архангельских, вологодских и олонецких говорах под бахилами понимали 'рабочие сапоги, обычно без ранта и каблуков, с круглыми носками и высокими голенищами'.
По преимуществу среднерусское и южнорусское значение слова – 'разного рода низкая обувь', ср. также бахилки 'лапти без задников и завязок (обор), в которых ходят дома' (Даль).
Кроме русского языка, слово отмечается в украинском и белорусском: укр. бахили 'галоши для валенок', белорус. бахiлы 'резиновые галоши' и бахiлкi 'кожаные лапти' [Аникин].
Из русского слово попало в карельский в форме pahhila 'обувь с голенищем и одинарной подошвой' и в финский, где фин. диалект. pahkila, pahkilas 'русский кожаный сапог' (ХIX в., Пиелисъярви), pahkilo 'большой тяжелый сапог' (Рованиеми).
В литератературном русском языке (согласно "Большому академическому словарю") слово бахилы отмечается в следующих значениях: 'кожаные сапоги с длинными, закрывающими бедро голенищами на помочах (обычно у рыбаков и охотников)', 'надеваемые поверх обуви защитные чулки (из разного материала в зависимости от их назначения)' (в академических словарях с 1789 г.). При этом бродни дается в первом из указанных значении с пометой "областное", а сапоги-болотники отсутствуют.
Ватарá, вáтары
'сапоги с длинными голенищами, в том числе привязываемыми к поясу' (русское мурманское) – ср. саам. vīdtar, vīdar 'пояс для штанов, брюк' [Мызников]. По-видимому, "сапоги-поясники".
При этом в южной части Карелии (Петрозаводский уезд и современный Прионежский район) в местных русских говорах зафиксированы следующие слова вепсско-карельского происхождения, связанные с сапогами:
Нена
нéна 'носок сапога' < вепс. nena 'нос' [Мызников], ср. также sapugnena 'нос сапога'.
Тябелка
т'ябелка 'заячья лапка для смазывания сапог дёгтем' < вепс. käbäl, карел. käbälä 'лапа'.
Отсюда и прозвище Käbäl, к которому восходят название двух деревень на северо-западе Вологодской области: вытегорское Кябелово на Кеме и бабаевское Кябелево на Суде, а также фамилия Кябелев – ср. типологически схожие русские Лапино, Лапин.
Ув. каналы "Sevprostor" и "Ростов Великий и Ростовская земля" опубликовали опрос и материалы о высоких сапогах (бахилы, болотники, бродни, ватары и др.).
Наш канал интересуют названия сапог, связанные с финно-славянскими контактами.
Материал этот достаточно обширный. Поэтому ограничимся на сегодня названиями кожаных сапог с высоким голенищем.
Сапоги
Древнерусское слово сапогъ стало источником для обозначения сапога в прибалтийско-финских языках: фин. saapas, эст. saabas, карел. soappoa, вепс. sapug и др.
Кстати, с информацией о кожаной обуви Новгородской земли по археологическим данным можно ознакомиться по ссылке. Озвучена также интересная мысль, что первоначально сапоги – это обувь всадника, защищавшая высокими голенищами ногу от конского пота. Они вошли в новгородскую городскую моду с XIII века.
Бахилы
Слово имело довольно широкое распространение в русских народных говорах, включая Сибирь. Ограничимся севернорусским примером – в архангельских, вологодских и олонецких говорах под бахилами понимали 'рабочие сапоги, обычно без ранта и каблуков, с круглыми носками и высокими голенищами'.
По преимуществу среднерусское и южнорусское значение слова – 'разного рода низкая обувь', ср. также бахилки 'лапти без задников и завязок (обор), в которых ходят дома' (Даль).
Кроме русского языка, слово отмечается в украинском и белорусском: укр. бахили 'галоши для валенок', белорус. бахiлы 'резиновые галоши' и бахiлкi 'кожаные лапти' [Аникин].
Из русского слово попало в карельский в форме pahhila 'обувь с голенищем и одинарной подошвой' и в финский, где фин. диалект. pahkila, pahkilas 'русский кожаный сапог' (ХIX в., Пиелисъярви), pahkilo 'большой тяжелый сапог' (Рованиеми).
В литератературном русском языке (согласно "Большому академическому словарю") слово бахилы отмечается в следующих значениях: 'кожаные сапоги с длинными, закрывающими бедро голенищами на помочах (обычно у рыбаков и охотников)', 'надеваемые поверх обуви защитные чулки (из разного материала в зависимости от их назначения)' (в академических словарях с 1789 г.). При этом бродни дается в первом из указанных значении с пометой "областное", а сапоги-болотники отсутствуют.
Ватарá, вáтары
'сапоги с длинными голенищами, в том числе привязываемыми к поясу' (русское мурманское) – ср. саам. vīdtar, vīdar 'пояс для штанов, брюк' [Мызников]. По-видимому, "сапоги-поясники".
При этом в южной части Карелии (Петрозаводский уезд и современный Прионежский район) в местных русских говорах зафиксированы следующие слова вепсско-карельского происхождения, связанные с сапогами:
Нена
нéна 'носок сапога' < вепс. nena 'нос' [Мызников], ср. также sapugnena 'нос сапога'.
Тябелка
т'ябелка 'заячья лапка для смазывания сапог дёгтем' < вепс. käbäl, карел. käbälä 'лапа'.
Отсюда и прозвище Käbäl, к которому восходят название двух деревень на северо-западе Вологодской области: вытегорское Кябелово на Кеме и бабаевское Кябелево на Суде, а также фамилия Кябелев – ср. типологически схожие русские Лапино, Лапин.
Бахил. Русские (поморы). 1905-1914. Местонахождение: Российский этнографический музей. Источник: госкаталог.рф
Бахилка. Русские. Кон. XIX в. – нач. XX в. Местонахождение: Российский этнографический музей. Источник: госкаталог.рф
Forwarded from Карельская тетрадь
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
КЛЮЧЕВАЯ РОЛЬ ТОПОНИМИИ
В продолжение банно-печной темы уважаемый канал «Карельская тетрадь» откликнулся на статью о тихвинских «чухарях».
Интересна и фотография, сделанная А.О. Вяйсяненом в 1916 г. При этом автор фотографии указывает и место съемки – деревню Omesmägi
[омесмяги].
Но если мы будем просматривать списки населенных мест Новгородской губернии по Тихвинскому уезду, писцовые книги или ревизские сказки, то мы не найдем деревни под таким названием.
Там она будет называться Амосова Гора. А Omesmägi (точнее – Omosmägi), где Omos – личное имя Амос, mägi – ‘гора’ будет существовать на неофициальном уровне.
Так и за названием вытегорского хутора Заречье может скрываться вепсское G’ogentaguine [гьёгентагуйне], за прионежским Залесьем – вепс. Mecantaga [мéцантага].
Вообще, за названиями из писцовых книг в местах проживания вепсов и карелов могут стоять вепсские или карельские оригиналы.
В какой-то степени исключение составляют места переселения карелов в Центральную Россию, где они нередко селились на пустошах – местах бывших деревень. В этом случае русское и карельское названия обычно совпадают (например, Козлово / Kozlova).
Показателен пример в южном Обонежье, когда упоминаемая в писцовых книгах XVI века деревня (позднее – пустошь) Лисья Гора позднее известна как Рéбосельга. Тоже «Лисья гора», но по-вепсски или по-карельски.
Некоторые вепсские названия деревень вообще могут быть не связаны с официальными. Так, например, второе название шимозерской деревни Бабинской – Kivinem’ [кивинемь] («каменный мыс»), деревни Фоминской – Ag’g’ [аггь] («конец»). Под названиями Бабинская и Фоминская они будут известны и в писцовых книгах (подробнее о названиях шимозерских деревень и калькировании торонимов в южном Обонежье см.: [Соболев 2015]).
Это касается и личных имен. Например, упоминаемый в писцовой книге Терентий может носить вепсское имя Терой. Но мы узнаем об этом лишь в том случае, если деревня вдруг станет называться Тероевской. Более того, у обонежского Лисицына может быть и неофициальная («уличная») фамилия Reboihiine.
Встает вопрос – а каким образом выявляется былой вепсский языковой ареал?
Ключевую роль здесь играет привлечение топонимии.
Данная работа велась и ранее, а теперь продолжилась на качественно новом – цифровом уровне.
Так, силами Карельского научного центра Российской академии наук в сети пополняется база топонимии – геоинформационный ресурс ТопКар. Здесь, например, можно увидеть и топонимическое окружение деревни Амосова Гора / Omosmägi.
При этом важно, что при реконструкции былой языковой ситуации стоит ориентироваться не на макрообъекты (именно на них обычно направлено максимальное внимание жителей или краеведов), а в первую очередь на микротопонимы – названия маленьких ручьев, полян, горок.
Это касается и фамилий. Важно обращать внимание не только на официальные фамилии, но и на фамилии неофициальные. Важно, что незафиксированные "в поле" «уличные» фамилии и прозвища вряд ли могут быть восстановлены по другим источникам.
В продолжение банно-печной темы уважаемый канал «Карельская тетрадь» откликнулся на статью о тихвинских «чухарях».
Интересна и фотография, сделанная А.О. Вяйсяненом в 1916 г. При этом автор фотографии указывает и место съемки – деревню Omesmägi
[омесмяги].
Но если мы будем просматривать списки населенных мест Новгородской губернии по Тихвинскому уезду, писцовые книги или ревизские сказки, то мы не найдем деревни под таким названием.
Там она будет называться Амосова Гора. А Omesmägi (точнее – Omosmägi), где Omos – личное имя Амос, mägi – ‘гора’ будет существовать на неофициальном уровне.
Так и за названием вытегорского хутора Заречье может скрываться вепсское G’ogentaguine [гьёгентагуйне], за прионежским Залесьем – вепс. Mecantaga [мéцантага].
Вообще, за названиями из писцовых книг в местах проживания вепсов и карелов могут стоять вепсские или карельские оригиналы.
В какой-то степени исключение составляют места переселения карелов в Центральную Россию, где они нередко селились на пустошах – местах бывших деревень. В этом случае русское и карельское названия обычно совпадают (например, Козлово / Kozlova).
Показателен пример в южном Обонежье, когда упоминаемая в писцовых книгах XVI века деревня (позднее – пустошь) Лисья Гора позднее известна как Рéбосельга. Тоже «Лисья гора», но по-вепсски или по-карельски.
Некоторые вепсские названия деревень вообще могут быть не связаны с официальными. Так, например, второе название шимозерской деревни Бабинской – Kivinem’ [кивинемь] («каменный мыс»), деревни Фоминской – Ag’g’ [аггь] («конец»). Под названиями Бабинская и Фоминская они будут известны и в писцовых книгах (подробнее о названиях шимозерских деревень и калькировании торонимов в южном Обонежье см.: [Соболев 2015]).
Это касается и личных имен. Например, упоминаемый в писцовой книге Терентий может носить вепсское имя Терой. Но мы узнаем об этом лишь в том случае, если деревня вдруг станет называться Тероевской. Более того, у обонежского Лисицына может быть и неофициальная («уличная») фамилия Reboihiine.
Встает вопрос – а каким образом выявляется былой вепсский языковой ареал?
Ключевую роль здесь играет привлечение топонимии.
Данная работа велась и ранее, а теперь продолжилась на качественно новом – цифровом уровне.
Так, силами Карельского научного центра Российской академии наук в сети пополняется база топонимии – геоинформационный ресурс ТопКар. Здесь, например, можно увидеть и топонимическое окружение деревни Амосова Гора / Omosmägi.
При этом важно, что при реконструкции былой языковой ситуации стоит ориентироваться не на макрообъекты (именно на них обычно направлено максимальное внимание жителей или краеведов), а в первую очередь на микротопонимы – названия маленьких ручьев, полян, горок.
Это касается и фамилий. Важно обращать внимание не только на официальные фамилии, но и на фамилии неофициальные. Важно, что незафиксированные "в поле" «уличные» фамилии и прозвища вряд ли могут быть восстановлены по другим источникам.
НЕЗРИМОСТЬ
Антропология в мемах очень доходчива!
Мем уважаемого канала "AnthropoLOGS" наглядно показывает бóльшую популярность неизмеряемой и неверифицируемой (но практически всем известной) пассионарности и представления об этносе как о навсегда определенной данности, неизменной чуть ли не со времён царя Гороха.
Вместе с тем, менее очевидно представление о "текучей" этничности, о том, что этническая идентичность не всегда и не везде являлась ведущей, а могла уступать место идентичности конфессиональной, сословной, региональной или государственной.
Например, исследования на конкретном (например, прибалтийско-финском) материале показывают малоизвестную множественную или сложную идентичность.
Так, в Петербургской губернии местные православные прибалто-финские народы могли называть себя venäläiset* 'русские' или "русские, говорящие по-ижорски" (ижора). Под karjalaiset могли "скрываться" не карелы, а ижора, под "ижорой" – водь.
Могли использоваться и просто "географические" этнонимы. Например, ямы 'ямбургские', soikkulaisеt 'сойкольцы' (ср. вепс. ojatilaižed 'оятские').
Попробуй тут разберись, если еще и языки смешивались (см. подробнее: [Муслимов М.З. 2012])!
На примере данных народов, неразделенных конфессионально или государственными границами, можно увидеть аналоги отношений между различными более крупными по численности этническими общностями.
Интересны и параллели в части типологической схожести этнонимов и обозначения языка без указания на конкретный этноним:
белорус. тутэйшыя – вепс. tägalaižed 'здешние';
"своя мова" – вепс. ičemoi keĺ 'свой (наш) язык' или mejāči 'по-нашему' (на нашем языке).
Неочевидными являются и вопросы былых языковых сдвигов и смены идентичности. Даже Ю.В. Бромлей с его теорией этноса не мог не отметить, что "большинство этносов сложились в результате смешения различных этнических групп как пришлых, так и автохтонных ... Однако значение в формировании собственного этноса автохтонного населения его самосознание, как правило, полностью игнорирует".
Как раз для решения вопросов языкового перехода и смены идентичности мы должны полагаться на еще более незримые вещи. Не на происхождение названий главных городов (будь то Москва или Рим), огромных рек (вокруг которых ломаются этимологические копья), а на имена самых маленьких объектов. Десяток названий лесных ручьев около деревни расскажет нам больше, чем "тёмное" или различно интерпретируемое название реки. Это касается и диалектной лексики (лучше обратить внимание не на название слона – это может быть экзотизмом, а на название какой-нибудь малозаметной лесной мыши, которое могло сохраниться при смене языка), и неофициальных фамилий и прозвищ.
*здесь и далее этнонимы представлены в упрощенном варианте, без учета диалектной специфики.
Антропология в мемах очень доходчива!
Мем уважаемого канала "AnthropoLOGS" наглядно показывает бóльшую популярность неизмеряемой и неверифицируемой (но практически всем известной) пассионарности и представления об этносе как о навсегда определенной данности, неизменной чуть ли не со времён царя Гороха.
Вместе с тем, менее очевидно представление о "текучей" этничности, о том, что этническая идентичность не всегда и не везде являлась ведущей, а могла уступать место идентичности конфессиональной, сословной, региональной или государственной.
Например, исследования на конкретном (например, прибалтийско-финском) материале показывают малоизвестную множественную или сложную идентичность.
Так, в Петербургской губернии местные православные прибалто-финские народы могли называть себя venäläiset* 'русские' или "русские, говорящие по-ижорски" (ижора). Под karjalaiset могли "скрываться" не карелы, а ижора, под "ижорой" – водь.
Могли использоваться и просто "географические" этнонимы. Например, ямы 'ямбургские', soikkulaisеt 'сойкольцы' (ср. вепс. ojatilaižed 'оятские').
Попробуй тут разберись, если еще и языки смешивались (см. подробнее: [Муслимов М.З. 2012])!
На примере данных народов, неразделенных конфессионально или государственными границами, можно увидеть аналоги отношений между различными более крупными по численности этническими общностями.
Интересны и параллели в части типологической схожести этнонимов и обозначения языка без указания на конкретный этноним:
белорус. тутэйшыя – вепс. tägalaižed 'здешние';
"своя мова" – вепс. ičemoi keĺ 'свой (наш) язык' или mejāči 'по-нашему' (на нашем языке).
Неочевидными являются и вопросы былых языковых сдвигов и смены идентичности. Даже Ю.В. Бромлей с его теорией этноса не мог не отметить, что "большинство этносов сложились в результате смешения различных этнических групп как пришлых, так и автохтонных ... Однако значение в формировании собственного этноса автохтонного населения его самосознание, как правило, полностью игнорирует".
Как раз для решения вопросов языкового перехода и смены идентичности мы должны полагаться на еще более незримые вещи. Не на происхождение названий главных городов (будь то Москва или Рим), огромных рек (вокруг которых ломаются этимологические копья), а на имена самых маленьких объектов. Десяток названий лесных ручьев около деревни расскажет нам больше, чем "тёмное" или различно интерпретируемое название реки. Это касается и диалектной лексики (лучше обратить внимание не на название слона – это может быть экзотизмом, а на название какой-нибудь малозаметной лесной мыши, которое могло сохраниться при смене языка), и неофициальных фамилий и прозвищ.
*здесь и далее этнонимы представлены в упрощенном варианте, без учета диалектной специфики.