Все пропустил

Мы с Диего сидим на кровати и едим сырки из русского магазина, запивая их горьковатым мате. Диего – настоящий аргентинец, а его прапрадедушка – или прадедушка, я не расслышал, честно говоря, – был настоящим испанцем. Обычным таким испанским крестьянином, который не умел ни читать, ни писать, но зато имел кур, коров и был очень смелым.

- И вот он решил переехать в США, – говорит Диего. – Скопил денег, но так как разобраться в порту, что было написано на билетах, он не смог, то оказался в итоге не в США, а в Колумбии, – Диего смеется. – Представляешь, как он удивился?
- Представляю, – с искренним сочувствием говорю я.

В корнях у Диего кого только нет. Евреи, испанцы, итальянцы, африканцы, местные народы. Обо всем этом он мне рассказывает что-то красочное – одно время ему было важно понять, что там у него намешано в крови, как-то разобраться в своей идентичности. В ответ я честно признался, что не очень понимаю смысла этих поисков, но что в любом случае рад за него, рад, что это ему так помогло.

- Ну, хорошо, а вот твои предки откуда, кто они?

Вопрос логичный, и все равно неожиданный, потому что история государства у России длинная, а история семьи – короткая. Кто там откуда пришел, зачем, почему, для чего вообще все это было нужно посреди холодных просторов – бог его знает.

- Так, дай подумать, – все-таки делаю попытку я. – Ну, мои бабушка с дедушкой по папиной линии были из подмосковной деревни. А по маминой линии… – вижу, Диего смотрит на меня с некоторой надеждой, рассчитывая на внезапный поворот сюжета. – А по маминой линии из сибирской деревни.

- Значит, ты стопроцентный русский? – спрашивает он.

Я сижу в некотором замешательстве, задумавшись на секунду и тут же отмахнувшись от желания порассуждать, так кто же такие – эти загадочные настоящие русские.

- Мне всегда казалось, что у меня есть какие-то цыганские корни, - наконец, говорю я.
- Цыгане… – протягивает Диего, – о них пела Леди Гага.
- Точно, – соглашаюсь я. – Именно о них она и пела. Правда, боюсь, мои цыгане были не такими веселыми, как у нее.
- Но зато посмотри, какая у тебя белая кожа! – вдруг восклицает Диего и подставляет к моей руке свою – явно в попытке сказать мне все-таки что-то ободряющее.
- Невероятно, – соглашаюсь я.

В общем, Диего пришлось вернуться к своей истории и идентичности. Он говорит, что где-то в доме у его матери можно даже найти фотографию того самого прапрадедушки: стоит такой уставший человек в пиджаке и жилетке, облокотившись на стену, смотрит прямо в кадр. То есть прямо на тебя смотрит, буквально через сто с лишним лет, и не моргает.

Идя тем же вечером домой, разглядывая неоновые вывески Буэнос-Айреса – вот аптека, киоск, круглосуточный китайский магазин – я вспоминал, что одно из последних мест, которые я навестил перед отъездом, была как раз деревня, где родился папа, где мы с братом проводили каждое лето, когда были детьми. Там уже многое было совсем по-другому: эстакада отрезала от деревни кусок, многие деревянные дома превратились в кирпичные, хотя, конечно, не все. Я даже увидел дерево у колодца, которое на удивление по-прежнему стояло и было по-прежнему высоким.

Если выйти из деревни и пройти через широкое поле – сиреневые цветы, трава и песчаная дорога – можно оказаться на дачах еще советских времен: такое вот путешествие во времени. Участки маленькие, знаменитые шесть соток, очень ухоженные. Вот Земляничная улица, Клубничная, за поворотом магазин с мороженым, дальше – пруд. Я все это помнил (и помню) именно так, но обычно я приезжал туда летом, а в последний раз уже стояла осень. Людей на улицах не было, дачи казались вымершими. Несколько раз я наталкивался на собак – то ли сбежавших погулять, то ли бродячих. Они скалились, лаяли вслед. Одна из них кружила вокруг меня все время, пока я шел через лес к остановке.

Было холодно.

#аргентина

www.group-telegram.com/sa/vse_propustil.com/2024

282 viewsedited  Dec 23 at 15:44

Мы с Диего сидим на кровати и едим сырки из русского магазина, запивая их горьковатым мате. Диего – настоящий аргентинец, а его прапрадедушка – или прадедушка, я не расслышал, честно говоря, – был настоящим испанцем. Обычным таким испанским крестьянином, который не умел ни читать, ни писать, но зато имел кур, коров и был очень смелым.

- И вот он решил переехать в США, – говорит Диего. – Скопил денег, но так как разобраться в порту, что было написано на билетах, он не смог, то оказался в итоге не в США, а в Колумбии, – Диего смеется. – Представляешь, как он удивился?
- Представляю, – с искренним сочувствием говорю я.

В корнях у Диего кого только нет. Евреи, испанцы, итальянцы, африканцы, местные народы. Обо всем этом он мне рассказывает что-то красочное – одно время ему было важно понять, что там у него намешано в крови, как-то разобраться в своей идентичности. В ответ я честно признался, что не очень понимаю смысла этих поисков, но что в любом случае рад за него, рад, что это ему так помогло.

- Ну, хорошо, а вот твои предки откуда, кто они?

Вопрос логичный, и все равно неожиданный, потому что история государства у России длинная, а история семьи – короткая. Кто там откуда пришел, зачем, почему, для чего вообще все это было нужно посреди холодных просторов – бог его знает.

- Так, дай подумать, – все-таки делаю попытку я. – Ну, мои бабушка с дедушкой по папиной линии были из подмосковной деревни. А по маминой линии… – вижу, Диего смотрит на меня с некоторой надеждой, рассчитывая на внезапный поворот сюжета. – А по маминой линии из сибирской деревни.

- Значит, ты стопроцентный русский? – спрашивает он.

Я сижу в некотором замешательстве, задумавшись на секунду и тут же отмахнувшись от желания порассуждать, так кто же такие – эти загадочные настоящие русские.

- Мне всегда казалось, что у меня есть какие-то цыганские корни, - наконец, говорю я.
- Цыгане… – протягивает Диего, – о них пела Леди Гага.
- Точно, – соглашаюсь я. – Именно о них она и пела. Правда, боюсь, мои цыгане были не такими веселыми, как у нее.
- Но зато посмотри, какая у тебя белая кожа! – вдруг восклицает Диего и подставляет к моей руке свою – явно в попытке сказать мне все-таки что-то ободряющее.
- Невероятно, – соглашаюсь я.

В общем, Диего пришлось вернуться к своей истории и идентичности. Он говорит, что где-то в доме у его матери можно даже найти фотографию того самого прапрадедушки: стоит такой уставший человек в пиджаке и жилетке, облокотившись на стену, смотрит прямо в кадр. То есть прямо на тебя смотрит, буквально через сто с лишним лет, и не моргает.

Идя тем же вечером домой, разглядывая неоновые вывески Буэнос-Айреса – вот аптека, киоск, круглосуточный китайский магазин – я вспоминал, что одно из последних мест, которые я навестил перед отъездом, была как раз деревня, где родился папа, где мы с братом проводили каждое лето, когда были детьми. Там уже многое было совсем по-другому: эстакада отрезала от деревни кусок, многие деревянные дома превратились в кирпичные, хотя, конечно, не все. Я даже увидел дерево у колодца, которое на удивление по-прежнему стояло и было по-прежнему высоким.

Если выйти из деревни и пройти через широкое поле – сиреневые цветы, трава и песчаная дорога – можно оказаться на дачах еще советских времен: такое вот путешествие во времени. Участки маленькие, знаменитые шесть соток, очень ухоженные. Вот Земляничная улица, Клубничная, за поворотом магазин с мороженым, дальше – пруд. Я все это помнил (и помню) именно так, но обычно я приезжал туда летом, а в последний раз уже стояла осень. Людей на улицах не было, дачи казались вымершими. Несколько раз я наталкивался на собак – то ли сбежавших погулять, то ли бродячих. Они скалились, лаяли вслед. Одна из них кружила вокруг меня все время, пока я шел через лес к остановке.

Было холодно.

#аргентина

BY Все пропустил