Думаю, что 2024 год стал рубежным для российской публичной политики, потому что в нём завершилась та политическая игра, которая родилась из «болотных» протестов 2011-2012 годов и которую я бы назвал оппозиционной. При этом новая игра ещё не родилась, и вот какой она будет — это сейчас самый интересный для меня вопрос нашего политического будущего.
Сразу подчеркну, что речь не про завершение проектов или уход людей (такая ротация происходила постоянно), а именно про саму игру — то есть смыслообразующую рамку, которая состоит из правил и пространства ходов. Игра* задаёт репертуары действия, модели поведения и схемы восприятия.
Чем определялась оппозиционная политическая игра? Тут нужен более серьёзный анализ, я набросаю лишь контурно некоторые её характеристики.
1) Эта игра была именно оппозиционной: главной ставкой в ней была власть в существующей системе. Оппозиционные игроки открыто претендовали на власть и видели эту претензию легальной, а сопротивление этому элит — нелегальным. В этом она наследовала предыдущей игре нулевых, где власть ещё казалась сменяемой.
Как может быть иначе? Например, игра аполитичного гражданского общества (такая существовала и существует, кстати), которое хочет влиять на решения власти, не претендуя на саму власть. Или революционная игра, в которой завоевание власти равнозначно демонтажу всего режима. Оба момента были в оппозиционной игре, но скорее как её альтернативы.
2) Её репертуары действий были связаны с влиянием на общественное мнение: уличные акции, общественные кампании, медиа — всё это было направлено на то, чтобы пробудить общество, открыть ему глаза. Модель роста в ней строилась на наборе сторонников, число которых в какой-то момент должно стать достаточным для прихода к власти.
3) Центральным мотивом этой игры было обличение коррумпированных элит. Её мишенью были конкретные люди, а не система. Она не предполагала поиски новых оснований и правил совместной жизни. Реформы (например, судебная) виделись в ней способом восстановления нормальности, испорченной порочными людьми во власти. Преимущество в ней можно было получить за счёт демонстрации персональных добродетелей.
4) Гегемония прозападной либеральной идеологии. Её идейные ориентиры ограничивались либеральной демократией западного типа, которая считалась проверенным временем образцом. Любые попытки переизобретения страны вне этого образца маргинализировались. В этом она задана постпостсоветским комплексом неудавшегося возвращения на «столбовую дорогу цивилизации».
Эта игра не была единственной в российской публичной политике, но была преобладающей. Главным образом потому, что после «Болотной» в неё пришлось играть и власти. В 2022 году власть вышла из неё и окончательно лишила её легальности. После этого были попытки переизобрести её, но они провалились.
Унылые попытки играть в оппозиционную игру в 2024 году (например, на президентских выборах) продемонстрировали, что она исчерпана. Хотя многие ещё отрицают это, цепляясь за неё и на глазах превращаясь в её рудименты. Пожалуй, символическую точку в истории оппозиционной игры поставило убийство Навального.
Дальше вопрос, какой будет новая ведущая в российской публичной политике игра. Пока это игра самой власти, но неизбежно возникнет и что-то оппонирующее ей. Сейчас мы оказались в неприятном положении, когда старая игра завершена, а новая ещё не изобретена. Отсюда, кстати, известные пароксизмы оппозиционной публичной сферы. Как писал Грамши, между отмиранием старого и рождением нового располагается время чудовищ.
Вполне вероятно, что новая игра многим (и мне самому) не понравится, но я всё равно чувствую интригующее предвкушение.
Думаю, что 2024 год стал рубежным для российской публичной политики, потому что в нём завершилась та политическая игра, которая родилась из «болотных» протестов 2011-2012 годов и которую я бы назвал оппозиционной. При этом новая игра ещё не родилась, и вот какой она будет — это сейчас самый интересный для меня вопрос нашего политического будущего.
Сразу подчеркну, что речь не про завершение проектов или уход людей (такая ротация происходила постоянно), а именно про саму игру — то есть смыслообразующую рамку, которая состоит из правил и пространства ходов. Игра* задаёт репертуары действия, модели поведения и схемы восприятия.
Чем определялась оппозиционная политическая игра? Тут нужен более серьёзный анализ, я набросаю лишь контурно некоторые её характеристики.
1) Эта игра была именно оппозиционной: главной ставкой в ней была власть в существующей системе. Оппозиционные игроки открыто претендовали на власть и видели эту претензию легальной, а сопротивление этому элит — нелегальным. В этом она наследовала предыдущей игре нулевых, где власть ещё казалась сменяемой.
Как может быть иначе? Например, игра аполитичного гражданского общества (такая существовала и существует, кстати), которое хочет влиять на решения власти, не претендуя на саму власть. Или революционная игра, в которой завоевание власти равнозначно демонтажу всего режима. Оба момента были в оппозиционной игре, но скорее как её альтернативы.
2) Её репертуары действий были связаны с влиянием на общественное мнение: уличные акции, общественные кампании, медиа — всё это было направлено на то, чтобы пробудить общество, открыть ему глаза. Модель роста в ней строилась на наборе сторонников, число которых в какой-то момент должно стать достаточным для прихода к власти.
3) Центральным мотивом этой игры было обличение коррумпированных элит. Её мишенью были конкретные люди, а не система. Она не предполагала поиски новых оснований и правил совместной жизни. Реформы (например, судебная) виделись в ней способом восстановления нормальности, испорченной порочными людьми во власти. Преимущество в ней можно было получить за счёт демонстрации персональных добродетелей.
4) Гегемония прозападной либеральной идеологии. Её идейные ориентиры ограничивались либеральной демократией западного типа, которая считалась проверенным временем образцом. Любые попытки переизобретения страны вне этого образца маргинализировались. В этом она задана постпостсоветским комплексом неудавшегося возвращения на «столбовую дорогу цивилизации».
Эта игра не была единственной в российской публичной политике, но была преобладающей. Главным образом потому, что после «Болотной» в неё пришлось играть и власти. В 2022 году власть вышла из неё и окончательно лишила её легальности. После этого были попытки переизобрести её, но они провалились.
Унылые попытки играть в оппозиционную игру в 2024 году (например, на президентских выборах) продемонстрировали, что она исчерпана. Хотя многие ещё отрицают это, цепляясь за неё и на глазах превращаясь в её рудименты. Пожалуй, символическую точку в истории оппозиционной игры поставило убийство Навального.
Дальше вопрос, какой будет новая ведущая в российской публичной политике игра. Пока это игра самой власти, но неизбежно возникнет и что-то оппонирующее ей. Сейчас мы оказались в неприятном положении, когда старая игра завершена, а новая ещё не изобретена. Отсюда, кстати, известные пароксизмы оппозиционной публичной сферы. Как писал Грамши, между отмиранием старого и рождением нового располагается время чудовищ.
Вполне вероятно, что новая игра многим (и мне самому) не понравится, но я всё равно чувствую интригующее предвкушение.
*про источник концепции игры напишу отдельно.
BY Замятин
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
I want a secure messaging app, should I use Telegram? Apparently upbeat developments in Russia's discussions with Ukraine helped at least temporarily send investors back into risk assets. Russian President Vladimir Putin said during a meeting with his Belarusian counterpart Alexander Lukashenko that there were "certain positive developments" occurring in the talks with Ukraine, according to a transcript of their meeting. Putin added that discussions were happening "almost on a daily basis." Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts. Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. You may recall that, back when Facebook started changing WhatsApp’s terms of service, a number of news outlets reported on, and even recommended, switching to Telegram. Pavel Durov even said that users should delete WhatsApp “unless you are cool with all of your photos and messages becoming public one day.” But Telegram can’t be described as a more-secure version of WhatsApp.
from sa