Джон Эшбери

Глазуновиада

Человек с красной шляпой,
белый медведь — и он здесь?
Окно с тенью отброшенной
тоже здесь?
Все эти мелочи в помощь,
мои первоименности на́ небе,
сомнамбулическая солома летней арктической ночи?

Медведь
падает замертво в видимость окна.
Прекрасные племена вот-вот перешли на север.
В колебаниях вечера ласточки теряют просветы.
Реки их крыльев над нами сужаются и накрывают бедой.

(перевод с английского Дмитрий Сабиров)

Гасподзь, ужо. Задужа было лета,
Спусці на сонечны гадзіннік цень,
І хай лятуць па калідорах ветры.

Саспель наказам познія плады
дай ім на гэта 2 спякотных дні
здаві да скону, ловы расчыні
віна цяжкога позняй асалоды

хто дом не мае, не прыдбае больш
самотны зараз — так і застанецца
пісаць лісты даўгія стане, як прачнецца,
і будзе па алеях скрозь і ўздоўж
бадзякавáць, пакуль лісцё біеццца

Райнэр Марыя Рыльке
пераклад з нямецкай Вікця

Я увидел дерево, расцветающее громом
протягивающее спелые электрические плоды
И там была абсолютная вечность
Между его ветвями и корнем
Но внизу нечто темное
Выкручивается изо всех сил на земле
Мгновение, стремящееся к постоянству
Тень, ищущая звук.
И с дерева, цветущего громом
Ветви сгибались поблизости
Мелодия случайного мгновения
Повисла как звезда.

Джек Спайсер
(перевод с английского Валентин Трусов)

Джеймс Скайлер

(перевод с английского Дмитрий Сабиров)

Боль одного оружья

Слово, оружье моё и броня,
Гибнуть со мною тебе уж нельзя
Леся Украинка

Кричат петухи в мальв мегафоны –
аж луч дребезжит по глазури рассвета…
Отчизна,
тебе отродясь незнакомо
монашек строгих скудоцветье

Багряно-чёрно твоих рек теченье.
Зерном пшеничным золотятся степи.
Слов изумрудное свеченье
наружу рвалось из твоей утробы.

Слова всходили из земли как на жатву.
Как рожь, всходил язык, им колосилось поле.
Язык мне хлеб, он для меня молитва.
Он кровью предков налился лиловой.

А кто копал на нём за ровом ров.
Топтал и осквернял родное поле.
И снится сон: пасущихся коров
семь тучных, а тощих – боле.

Они затопчут яровой посев,
они сожрут весь хлеб озимый.
Язык! Враги готовят гроб тебе,
и твои дети вместе с ними.

Язык бессмертный! Ты смеёшься горько.
В гробу том тебе место маловато.
Они ж глупцы, снимали мерку только
С твоих калечий, а не славы!

Твой дух не стал калечным или узким,
хотя тебя бросало в полымя:
ты от Вилюйска до Холуйска,
из Киева до Колымы.

Со всех трибун – аж дым над демагогом.
уж все берут в основу ленинизм.
И ведь никто так не клянётся богом,
как дьявол сам – такой вот шовинизм.

Как ты печалью птичьей жил проникнутый!
Как часто лицемерил твой Парнас!..
Кусок земли,
зовёшься Украиной ты.
Ты был до нас. Ты будешь после нас.

Ты мой родной,
мой росами умытый,
космический
и вечный, ты –
звёздный и барвинковый…
Когда ты даже звался Малоросьей,
твою поэтку звали Украинкой!

Лина Костенко
пер. с укр. Лев Задерновский

Дениза Левертов

Песня для Иштар

Луна — это свинья,
хрюкающая в моём горле.
Её прекрасный свет через меня сияет
так, что и грязь моей пустоты поблескивает,
распадаясь на пузырьки серебра.

Она свинья,
я — поросёнок и поэтесса.

Когда она раскрывает свои белые
губы, чтобы сожрать меня, я кусаю в ответ,
и её сотрясает смех.

Во мраке желания
мы извиваемся и стонем, стонем и
мерцаем.

(перевод с английского Дмитрий Сабиров)

Джеймс Скайлер

Фортепианный квартет Форе́ № 2

В такой день дождь падает
случайными маслянистыми каплями между
листьев айланта — «Небесное
дерево» — листьев, что ночью на лунном
свете мерцают, черных и в форме
лезвия, у окна третьего этажа.
На них гроздья мелких зелёных
шишек и почек, теснящихся вместе.
Быстрая музыка наполняет пространство
листвы. Пианино вступает,
как учащённый пульс, опасное
и прекрасное. Теперь медленнее, не как
листья, скорее как дождь, который
едва им является, вернее, отта-
явший град. Вся эта красота в
бардаке крохотного жилища на
20-й Вест-Стрит, Челси, Нью-Йорк.
Медленно льются ноты, медленно,
ещё медленней, и ливень идёт.

(перевод с английского Дмитрий Сабиров)

Курс «Поэтический перевод» Екатерины Захаркив посвящен переводу как практике, которая помогает находить новые формы и методы письма.

Мы будем работать со словом как с объектом свободной ассоциации, подчеркивая присутствие того или той, кто переводит, и настраивая уникальную оптику. Такой перевод вступает в творческий диалог с текстом-исходником и граничит с поэтическим письмом. 

Мы увидим, что перевод может развивать лингвистическое и поэтическое воображение и преобразовывать нашу языковую повседневность.

С 9 ноября. Заявки до 6 ноября. Регистрация.

Господь, Спаситель наш,
что сотворил чудо в земле египетской,
не сотворишь ли ты иное нынче здесь?
Умнейший должен покориться, — меня учила мать
Теперь учу тебя я
Как отблагодаришь ты Бога за труды, —
сказал Дункан однажды леди Макбет
Господь, Спаситель наш
не можешь почему Ты?
Господь, Спаситель наш
что ежечасно тянет нашу лямку
мы каемся
покаешься ли Ты?
виновны мы
не ты ли той вины источник?
Господь, Спаситель наш,
о, снизойди, приди на помощь,
Ты можешь ли спасти
убитого от убийцы
убийцу от убитого?
Господь, Спаситель наш
горька Победа
избавление сладко
Ты можешь сделать нас совершеннее
чем сотворены мы были?
Господь, Спаситель наш
из глубин я взывала к Тебе
Где был Ты? Где Ты есть?
Или ответить на простой вопрос не можешь?

Гали-Дана Зингер
перевод с английского Евгении Либерман

Джон Эшбери

Скрытый туман

Мы начали льстить
тому, на что слишком долго
смотрели:
я блуждал путями из музыки.
Это могло быть и вытиранием насухо
под поганкой.
Зима наступила на шею весне и как-то
её обняла.
Эти двое сцепились по причинам,
только им известным.
Когда они угомонились,
лето уже закончилось
тихим, податливым выходным
под деревьями
на складных стульях:
толпу прогнали из местного бара.
Это было чудесно, чуть ощетинившись после.

(из книги “Your Name Here”, 2000)

перевод с английского Дмитрий Сабиров

Дениза Левертов

Свечи в Вавилоне

По полночным улицам Вавилона,
между стальными башнями их оружейных,
между пыточных замков без окон
мы бежим босиком, крепко держа
наши свечи, пытаясь укрыть
их дрожащее пламя, крича
“Очнитесь, спящие!“
в надежде,
что клятва стиха сбудется,
что мы сможем вернуться
из этого края ужаса
домой к спокойствию и
работе, только что начатой.

(из книги «Candles In Babylon», 1982)

перевод с английского Дмитрий Сабиров

Пауль Целан

***

На пригоршню времени - входишь, а я говорю:
Твой локон - не темен.

Ты кудри взложила на чашу страданий -
они тяжелее меня.

Пришли корабли, привезли твои волосы
к ярмарке страсти.

Ты шлешь мне улыбку со дна, я плáчу на чаше весов, что осталась легка.

Я жалюсь: не темен твой локон, вода продается морская и ты отдаешь свои кудри.
Ты шепчешь: мир полнится мною, тебе ж остаюсь я ложбиной на сердце.
И вновь говоришь: оставляю опавшее лет, приди и меня поцелуй!

Опавшие листья темны, твои волосы - нет.

(из книги "Память и мак" 1952)

Перевод с немецкого (эквиритмический): Михаил Навин

порядок

я отдраил комнату
языком вылизал
всё собрал с пола
я даже отскрёб поверхность стола
всё в порядке
итак
зажимы для бумаги
здесь
словарь
тут
степлер
налево
радио к
стене
пыль про-
тёрта
марки и международные купоны в коробке
от сигар
верный месяц на
календаре
неотвеченные письма в среднем
ящике
3 штопора на
блюде
все в порядке
итак
мусор в комнате забил
целую корзину
я оглядываю
это пространство
это сияние чистоты
приятненько
здесь
но я не могу
писать
я не могу
писать
НЕ МОГУ
ПИСАТЬ
и в голове бес-
-смертная цитата Ленни Брюса:
Я НЕ МОГУ
РЕШИТЬСЯ
итак я тут
сижу
и не могу
писать
и не могу
даже
решиться.

Чарльз Буковски
перевод с английского Евгении Либерман

Джек Спайсер

СТИХОТВОРЕНИЕ ПРОТИВ ДАДА И БЕЛОГО КРОЛИКА

Это стихотворение против Джо Данна
Больше никто не способен олицетворять белого кролика.
Это стихотворение не для того, чтобы научить Джо Данна не быть белым кроликом.
Это стихотворение, чтобы научить белых кроликов олицетворять себя.
Или, если бы у него хватило ума сказать
Что старикам в барах хватило ума сказать,
Дада, иди олицетворяй себя.

Это стихотворение против Дада.
Это абсолютная случайность (недоказанная), что я люблю Грэма Макинтоша
Что нет никакой точности в любви к Грэму Макинтошу
Что белые кролики не Дада.

Я назову своих воображаемых любовников. Грэм Макинтош
Чью голову едят черви
Ли Хью, чья почти забытая баскетбольная площадка заполнена
героями
(Жертвами) времен Дада, когда я был учеником Голливудской средней школы
И Японцы были заняты бомбардировкой Перл-Харбора
И Кен умер от сердечного приступа, и жертвам
(Героям) моих школьных дней также исполнится тридцать два
Моржи
В море плохих воспоминаний.

(перевод с английского Валентин Трусов)

Роберт Данкен

Выведи из темноты

Выведи из тёмной воды.
Это будут вести из-за горизонта.
Беженцы, люди без имени. Кто они?
Что стряслось? Я не знаю.
Там. Где ничего не видно.
Где мы бессильны. Наши люди
отправляют губительных вестников, которых бы мы не послали.
Леденящий ветер их разорений пронизывает первые приметы утра,
домыслы сожжённых домов, дымящиеся поля, теперь призраки
мертвецов, которых они каждый день убивают, восстают
против нас. Это полчище пойдёт против нас,
растопчет, обрушится и пронесётся сквозь.

Прекрасный дом человечества
разрушен. Наши люди
истребляют, сжигают, ведут чистки своих беженцев
газом, воем или молчанием, и плевать им,
чьи там будут останки — животных или людей.

Обездоленное небо родное
ищет лица наши, ищет сердце моё.
Что же мне делать с тем,
что и я обездолен.
Внутри моего счастья, червяк
людского страданья извивается в сердце.

Сон раскрылся передо мной, я тоже зовусь Измаи́лом.

(перевод с английского Дмитрий Сабиров)

ПРЕДЕЛЫ ЛУННОГО СВЕТА

Её первенец — вороньего племени,
и его дни летят, кружась над жёлто-чёрными полями,

лета напролёт к осеням. Он сканирует
горизонт — рот в липком О,

словно дух, заключённый в бесконечном пространстве.
Крылатый, зовёт она, Крылатый, приди. Отступая,

он снимает соломенную шляпу и машет рукой, открывая
взгляду вихор
обсидиановых волос. Он пока не вернётся.

Она помнит, что воро́ны — маленькие чёрные речки,
словно лестницы, ведущие в комнаты,

что не могут быть комнатами, а лишь коридорами
пространства.
А потом — о том, как она видела его прошлой ночью

в разрушенном фермерском доме через дорогу,
от которого только труба и лестница и остались,

как он высился к пустынным пределам лунного света.
Он ступал тогда так легко,

тот, кто в шестнадцать своё имя забыл и срёт под себя,
как бездумная, спятившая со страху жертва сипух.

Он был — вороньего племени, и часами
стоял на обрыве лестницы, в танце

качаясь, как воро́ны в полёте, пока его братец
верёвкой и кулаками не стащил его, брыкающегося, вниз.

Дэвид Уоджан.
Перевод с английского Максима Дрёмова.