Луиза Глюк
Освобождение
Мой разум затуманен,
Отныне я не могу вести охоту,
Кладу свое ружье на кроличий след.
Это словно бы я стала тем существом
которое не могло решить
удрать ли замереть на месте ли
и так захвачена была в глазах преследователя —
Я поняла впервые
пустыми те глаза должны быть
потому что невозможно
убивать и вопрошать одновременно
Затем щелкнул затвор
вырвался кролик. Он пролетел
сквозь пустой лес
та часть меня
что была жертвой.
Только у жертв есть судьба.
И охотник, который верил,
кто страждет
просит быть растерзанным
стёрта та часть.
пер. с англ.
Виктя У.
Освобождение
Мой разум затуманен,
Отныне я не могу вести охоту,
Кладу свое ружье на кроличий след.
Это словно бы я стала тем существом
которое не могло решить
удрать ли замереть на месте ли
и так захвачена была в глазах преследователя —
Я поняла впервые
пустыми те глаза должны быть
потому что невозможно
убивать и вопрошать одновременно
Затем щелкнул затвор
вырвался кролик. Он пролетел
сквозь пустой лес
та часть меня
что была жертвой.
Только у жертв есть судьба.
И охотник, который верил,
кто страждет
просит быть растерзанным
стёрта та часть.
пер. с англ.
Виктя У.
грех
перед простым крестом среди поля
стоит крестьянка,
уронив лицо в ладони,
стыдливо потупившись.
и две её косы
золотистые, спутанные,
никнут, словно две голубки,
зарубленные
окровавленными руками Стася.
Рейзл Жихлински
перевод с идиша Евгении Либерман
перед простым крестом среди поля
стоит крестьянка,
уронив лицо в ладони,
стыдливо потупившись.
и две её косы
золотистые, спутанные,
никнут, словно две голубки,
зарубленные
окровавленными руками Стася.
Рейзл Жихлински
перевод с идиша Евгении Либерман
ТРОТУАР ДАНАИДЫ
Моя шлюха
Моё сердце
любить тебя всё равно что срать
Погрузи свой зад в бурю
закольцованная молниями
Это вспышка что ебёт тебя
безумен олений рёв в ночи
что эрегирует как олень
О смерть я — тот олень
пожираемый псами
Смерть кончает кровью
ЖОРЖ БАТАЙ
пер. с фр. Софья Суркова, Виктя Вдовина
Моя шлюха
Моё сердце
любить тебя всё равно что срать
Погрузи свой зад в бурю
закольцованная молниями
Это вспышка что ебёт тебя
безумен олений рёв в ночи
что эрегирует как олень
О смерть я — тот олень
пожираемый псами
Смерть кончает кровью
ЖОРЖ БАТАЙ
пер. с фр. Софья Суркова, Виктя Вдовина
КАНІБАЛЬСКІ МАНІФЕСТ ДАДА
Вы прызнаныя вінаватымі; усім устаць. Прамоўца чакае, пакуль вы ўстанеце.
Устанеце, як перад Марсэльезай,
устанеце, як перад рускім гімнам,
устанеце, як перад God save the king,
устанеце, як перад штандарам.
Устанеце, нарэшце, перад ДАДА, увасабленнем жыцця, яно вінаваціць вас у снабізме: вы любіце ўсё, што падвышаецца ў цане.
Зноў паселі? Выдатна, так вы будзеце слухаць мяне больш уважліва.
Што вы робіце тут, у гэтым загоне, бы сур’ёзныя вустрыцы — бо вы ж людзі сур’ёзныя, праўда?
Сур’ёзныя, сур’ёзныя, смяротна сур’ёзныя.
Смерць — штука сур’ёзная, га?
Паміраюць альбо гераічна, альбо ідыятычна, што адно і тое ж. Адзінае бессмяротнае слова — смерць. Вы любіце смерць, абы толькі не ўласную.
Насмерць, насмерць, насмерць.
Адно грошы не ўміраюць, яны пускаюцца ў падарожжа.
Вось ваш Бог, персанаж шаноўны і сур’ёзны — грошы, сямействаў пашана. Пашану, пашану грашам; хто пры грашах, той і шаноўны.
Пашанай гандлююць, бы сракай. Срака, срака ёсць увасабленнем жыцця, бы печаныя яблыкі, а вы, сур’ёзнае спадарства, ад вас усіх смярдзіць, бы з-пад каровы.
А ДАДА нічым не смярдзіць, яно нішто, нішто, нішто.
Рыхтык вашы надзеі: нішто.
рыхтык вашы нябёсы: нішто
рыхтык вашы куміры: нішто
рыхтык вашы палітыкі: нішто
рыхтык вашы героі: нішто
рыхтык вашы мастакі: нішто
рыхтык вашы рэлігіі: нішто
Свістайце, гарлайце, хоць у морду дайце, мне што з таго? Пад канец скажу яшчэ, што ўсе вы ёлупы. Праз тры месяцы мы, то-бок я і мае сябры, будзем прадаваць вам нашы карціны за пару франкаў.
Франсіс Пікаб'я
пераклад Веры Б. 🤺
Вы прызнаныя вінаватымі; усім устаць. Прамоўца чакае, пакуль вы ўстанеце.
Устанеце, як перад Марсэльезай,
устанеце, як перад рускім гімнам,
устанеце, як перад God save the king,
устанеце, як перад штандарам.
Устанеце, нарэшце, перад ДАДА, увасабленнем жыцця, яно вінаваціць вас у снабізме: вы любіце ўсё, што падвышаецца ў цане.
Зноў паселі? Выдатна, так вы будзеце слухаць мяне больш уважліва.
Што вы робіце тут, у гэтым загоне, бы сур’ёзныя вустрыцы — бо вы ж людзі сур’ёзныя, праўда?
Сур’ёзныя, сур’ёзныя, смяротна сур’ёзныя.
Смерць — штука сур’ёзная, га?
Паміраюць альбо гераічна, альбо ідыятычна, што адно і тое ж. Адзінае бессмяротнае слова — смерць. Вы любіце смерць, абы толькі не ўласную.
Насмерць, насмерць, насмерць.
Адно грошы не ўміраюць, яны пускаюцца ў падарожжа.
Вось ваш Бог, персанаж шаноўны і сур’ёзны — грошы, сямействаў пашана. Пашану, пашану грашам; хто пры грашах, той і шаноўны.
Пашанай гандлююць, бы сракай. Срака, срака ёсць увасабленнем жыцця, бы печаныя яблыкі, а вы, сур’ёзнае спадарства, ад вас усіх смярдзіць, бы з-пад каровы.
А ДАДА нічым не смярдзіць, яно нішто, нішто, нішто.
Рыхтык вашы надзеі: нішто.
рыхтык вашы нябёсы: нішто
рыхтык вашы куміры: нішто
рыхтык вашы палітыкі: нішто
рыхтык вашы героі: нішто
рыхтык вашы мастакі: нішто
рыхтык вашы рэлігіі: нішто
Свістайце, гарлайце, хоць у морду дайце, мне што з таго? Пад канец скажу яшчэ, што ўсе вы ёлупы. Праз тры месяцы мы, то-бок я і мае сябры, будзем прадаваць вам нашы карціны за пару франкаў.
Франсіс Пікаб'я
пераклад Веры Б. 🤺
Моника Херцег
ЗМЕИНЫЕ СМЕРТИ
младший брат моей бабушки
долго лежал лицом в сене
прежде чем нашли
его молодое тело
когда грецкие орехи выглянули из своих зелëных коробочек
он собрал их морщинистые головы
разбил и перемолол их голые
воскресная гибаница пахла
возвращением
вечером его затылок
пригвоздили пулей
к центру Земли
над ним бдели гадюки
сторонами света на компасе
четвертовав смерть
что спала в нëм
(Перевод с хорватского — Дариа Солдо)
ЗМЕИНЫЕ СМЕРТИ
младший брат моей бабушки
долго лежал лицом в сене
прежде чем нашли
его молодое тело
когда грецкие орехи выглянули из своих зелëных коробочек
он собрал их морщинистые головы
разбил и перемолол их голые
воскресная гибаница пахла
возвращением
вечером его затылок
пригвоздили пулей
к центру Земли
над ним бдели гадюки
сторонами света на компасе
четвертовав смерть
что спала в нëм
(Перевод с хорватского — Дариа Солдо)
в неопределённый
я проснулся тринадцатого
и забыл как на местном сказать февраль
запнувшись языком о сердце сказал
что Париж для людей а не для мусоров
(no pasarán.)
слева агнец: Абадиа — старичок из Хуэски
с собаками через грязь, через поле
изгнанное облако нашей гордости
и он нёс и нёс
слово в руке, которое мы так ждали
на пастушьем испанском
произнесённое в-
в ледяном свете крейсера Аврора
братская рука подала знак
с глаз размера как слово
сняв повязку;
город путников Петрополь,
что не забудет твоё тосканское сердце.
(friede den Hütten!)
Paul Celan — In Eins
пер. с немецкого гриша степанов
я проснулся тринадцатого
и забыл как на местном сказать февраль
запнувшись языком о сердце сказал
что Париж для людей а не для мусоров
(no pasarán.)
слева агнец: Абадиа — старичок из Хуэски
с собаками через грязь, через поле
изгнанное облако нашей гордости
и он нёс и нёс
слово в руке, которое мы так ждали
на пастушьем испанском
произнесённое в-
в ледяном свете крейсера Аврора
братская рука подала знак
с глаз размера как слово
сняв повязку;
город путников Петрополь,
что не забудет твоё тосканское сердце.
(friede den Hütten!)
Paul Celan — In Eins
пер. с немецкого гриша степанов
УИЛЬЯМ ДЖ. ХАРРИС
БУМАЖНЫЙ МИР
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Диане
Мир сотворён из бумаги.
Как бы легонько я не пытался ступать,
Земля разверзается под моими ногами.
КАК МЫ ПОЗНАКОМИЛИСЬ
Барбара сказала:
«Мне нужно пробздеться.
Почему бы вам двоим
Не узнать друг друга поближе?»
ПОЭМА О ПАПУЛЕ
Мой папка просто красавчик.
Что-то между Кларком Гейблом и Эрнестом Хэмингуэем.
Если вы не верите мне, вот доказательство:
однажды белая женщина (на одной из тех вечеринок)
сказала моему папке:
«А ты симпатяга для цветного мужчины».
ПОСЛЕДНИЙ АВТОПОРТРЕТ ЭЛИС НИЛ
Я изображу
Себя
Пожилой женщиной
Обнажённой
Похожей
На
Милый
Седовласый
Рыжий, зелёный и румяный
Пляжный мяч
На полосатом
Кресле
Как откровенно
Как честно
Как прекрасно
БУМАЖНЫЙ МИР
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Диане
Мир сотворён из бумаги.
Как бы легонько я не пытался ступать,
Земля разверзается под моими ногами.
КАК МЫ ПОЗНАКОМИЛИСЬ
Барбара сказала:
«Мне нужно пробздеться.
Почему бы вам двоим
Не узнать друг друга поближе?»
ПОЭМА О ПАПУЛЕ
Мой папка просто красавчик.
Что-то между Кларком Гейблом и Эрнестом Хэмингуэем.
Если вы не верите мне, вот доказательство:
однажды белая женщина (на одной из тех вечеринок)
сказала моему папке:
«А ты симпатяга для цветного мужчины».
ПОСЛЕДНИЙ АВТОПОРТРЕТ ЭЛИС НИЛ
Я изображу
Себя
Пожилой женщиной
Обнажённой
Похожей
На
Милый
Седовласый
Рыжий, зелёный и румяный
Пляжный мяч
На полосатом
Кресле
Как откровенно
Как честно
Как прекрасно
пер. с англ. Владимир Кошелев
Питер Ламборн Уилсон (Хаким Бей)
ПОСЛЕДНЕЕ ТАЙНОЕ МЕСТО НА ЗЕМЛЕ
Предисловие Его Святейшества Далай Ламы
Тур с гидом
Секрет Городской Свалки
секрет по дефолту
нет денежной стоимости, только
сорняк, большой жирный дзен
ноль
только воробей факта.
Новый Намёк
секрет о котором
не знает никто уже не секрет как
секрет о котором все знают
Почтовые расходы четвертого класса
полный арсенал шпионажа
Харпократ
Харпо-Марксизм
Библиотекарское Чшшш!
Больше нет “музыкальных Стульев”
того мрачного упражнения в
социальном ужасе
той геральдики незримого
тех “забытых вещей”
Не-террористы
взрывают не-бомбы
& отступают в оборванной обуви
этих хитрых младенцев
обратно
с/ метлой стирающей следы
тупик с гидом.
Мы без книги.
Мы отрицаем ее.
Мы палец указывающий
в сторону от Луны.
пер. с англ. Евгения Овчинникова
ПОСЛЕДНЕЕ ТАЙНОЕ МЕСТО НА ЗЕМЛЕ
Предисловие Его Святейшества Далай Ламы
Тур с гидом
Секрет Городской Свалки
секрет по дефолту
нет денежной стоимости, только
сорняк, большой жирный дзен
ноль
только воробей факта.
Новый Намёк
секрет о котором
не знает никто уже не секрет как
секрет о котором все знают
Почтовые расходы четвертого класса
полный арсенал шпионажа
Харпократ
Харпо-Марксизм
Библиотекарское Чшшш!
Больше нет “музыкальных Стульев”
того мрачного упражнения в
социальном ужасе
той геральдики незримого
тех “забытых вещей”
Не-террористы
взрывают не-бомбы
& отступают в оборванной обуви
этих хитрых младенцев
обратно
с/ метлой стирающей следы
тупик с гидом.
Мы без книги.
Мы отрицаем ее.
Мы палец указывающий
в сторону от Луны.
пер. с англ. Евгения Овчинникова
на лестнице
я вышла на лестницу,
я поднялась по скрипучим ступеням.
здесь точно где-то спрятано окно,
где руку так легко протянуть
к сереющему свету.
на одном этаже попалась мне
женщина,
хромоножка.
она шаркала всё ниже
и ниже.
я недолго вслушивалась в её затихающие шаги
на гулкой пустой лестнице –
а после обречённо
спустилась вслед за ней.
Рейзл Жихлински
перевод с идиша Евгении Либерман
я вышла на лестницу,
я поднялась по скрипучим ступеням.
здесь точно где-то спрятано окно,
где руку так легко протянуть
к сереющему свету.
на одном этаже попалась мне
женщина,
хромоножка.
она шаркала всё ниже
и ниже.
я недолго вслушивалась в её затихающие шаги
на гулкой пустой лестнице –
а после обречённо
спустилась вслед за ней.
Рейзл Жихлински
перевод с идиша Евгении Либерман
Дениза Левертов
Адамова жалоба
Некоторым
не важно, что дарят им,
всё равно жаждут луны.
Хлеб,
соль,
белые мясо и тьма,
но по-прежнему голодны.
Супружеская постель
и колыбелька,
а руки всё пустеют.
Даруешь им землю,
собственную, под их же ногами,
но так и тянет к дорогам
и воде: выкопаешь, глубже всех, колодец
— не настолько глубок,
чтобы выпить луну целиком.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Адамова жалоба
Некоторым
не важно, что дарят им,
всё равно жаждут луны.
Хлеб,
соль,
белые мясо и тьма,
но по-прежнему голодны.
Супружеская постель
и колыбелька,
а руки всё пустеют.
Даруешь им землю,
собственную, под их же ногами,
но так и тянет к дорогам
и воде: выкопаешь, глубже всех, колодец
— не настолько глубок,
чтобы выпить луну целиком.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
БЕСЕДА С АДАМОМ ЗАГАЕВСКИМ, КОТОРЫЙ БЕСЕДУЕТ С ФРИДРИХОМ НИЦШЕ НА ТЕРРАСЕ САНАТОРИЯ
Дорогой Адам Загаевский,
ты на террасе, которая уже начинает замерзать,
мило беседуешь с венгерским усачом
о Законе Непреднамеренных Последствий
Всегда Постыдных Человеческих и Европейских Действий,
сформулированном Робертом Мертоном;
ты упоминаешь Анну Франк
и кашляешь.
Тем временем ты в студенческой резиденции;
я, зачарованная и плодородная, в первом ряду,
записываю как писать нектар и пыльцу,
не отказываясь от чувства трагического:
радостного и неразрешимого и любви без ортодоксальности
и чего-то еще более прекрасного: прекрасного бесполезного.
Ты не знаешь этого — потому что ты транзитом,
потому что перевозишь
стихи
по путям, шелкам —,
а у меня почечная колика застывает на месте;
мою эмоцию
на старокастильском
когда ты говоришь Детство, кровь, праздники
по-польски,
надо видеть...
Что есть слова? Скажи, почему ты спрашиваешь?
Что ты хочешь, чтобы я ответил?
Ты ждешь от меня Пантон
пастельных тонов или эвфемизм?
А теперь ты раздаешь автографы на сцене;
Я, изнутри, говорю тебе I love your poetry.
Я прочитала тысячу твоих страниц и говорю
I love your poetry.
Фенотипические признаки счастливого и легкого существа
без чрезмерного упрощения
напоминают мне о монахах и моем парне.
Завидую.
На террасе вы поставили два кресла друг напротив друга;
Фридрих и ты, замораживающие мир.
Я вижу вас со стороны, с края целого:
ты предлагаешь ему гипотезу
спокойную, убедительную
о том что умер
Бог
от своей собственной руки,
а он смеется;
я думаю о пугающей фразе одного социолога:
связи — это потоки: сегодня связи — это потоки.
Любит ли нас кто-нибудь? Скажи, кто-нибудь любит нас?
Но твоя рука — не поток, ты расписываешься и говоришь мне
This is very moving for me,
Berta.
Но скажи, Адам, что есть слова?
Почему ты хочешь знать?
Несмотря на литературное сообщество и несмотря на сообщество поклонников,
мой дорогой и уважаемый Адам Загаевский, ты должен признать
одиночество.
Ты созерцаешь его.
Вот почему я стремлюсь не притворяться, а описывать сельские улицы
в основных цветах, не отрицая ужаса,
и царапать
вечную мерзлоту в моей грудной клетке,
и хранить
за непогрешимой витриной
краткие мгновения связи:
любовь,
абзацы
и medicamenta verborum.
Мы собрались здесь втроем и мне очень хорошо.
I love your poetry.
This is very moving for me.
Good luck.
Берта Гарсия Фаэт
Перевела с испанского Соня Бойко
Дорогой Адам Загаевский,
ты на террасе, которая уже начинает замерзать,
мило беседуешь с венгерским усачом
о Законе Непреднамеренных Последствий
Всегда Постыдных Человеческих и Европейских Действий,
сформулированном Робертом Мертоном;
ты упоминаешь Анну Франк
и кашляешь.
Тем временем ты в студенческой резиденции;
я, зачарованная и плодородная, в первом ряду,
записываю как писать нектар и пыльцу,
не отказываясь от чувства трагического:
радостного и неразрешимого и любви без ортодоксальности
и чего-то еще более прекрасного: прекрасного бесполезного.
Ты не знаешь этого — потому что ты транзитом,
потому что перевозишь
стихи
по путям, шелкам —,
а у меня почечная колика застывает на месте;
мою эмоцию
на старокастильском
когда ты говоришь Детство, кровь, праздники
по-польски,
надо видеть...
Что есть слова? Скажи, почему ты спрашиваешь?
Что ты хочешь, чтобы я ответил?
Ты ждешь от меня Пантон
пастельных тонов или эвфемизм?
А теперь ты раздаешь автографы на сцене;
Я, изнутри, говорю тебе I love your poetry.
Я прочитала тысячу твоих страниц и говорю
I love your poetry.
Фенотипические признаки счастливого и легкого существа
без чрезмерного упрощения
напоминают мне о монахах и моем парне.
Завидую.
На террасе вы поставили два кресла друг напротив друга;
Фридрих и ты, замораживающие мир.
Я вижу вас со стороны, с края целого:
ты предлагаешь ему гипотезу
спокойную, убедительную
о том что умер
Бог
от своей собственной руки,
а он смеется;
я думаю о пугающей фразе одного социолога:
связи — это потоки: сегодня связи — это потоки.
Любит ли нас кто-нибудь? Скажи, кто-нибудь любит нас?
Но твоя рука — не поток, ты расписываешься и говоришь мне
This is very moving for me,
Berta.
Но скажи, Адам, что есть слова?
Почему ты хочешь знать?
Несмотря на литературное сообщество и несмотря на сообщество поклонников,
мой дорогой и уважаемый Адам Загаевский, ты должен признать
одиночество.
Ты созерцаешь его.
Вот почему я стремлюсь не притворяться, а описывать сельские улицы
в основных цветах, не отрицая ужаса,
и царапать
вечную мерзлоту в моей грудной клетке,
и хранить
за непогрешимой витриной
краткие мгновения связи:
любовь,
абзацы
и medicamenta verborum.
Мы собрались здесь втроем и мне очень хорошо.
I love your poetry.
This is very moving for me.
Good luck.
Берта Гарсия Фаэт
Перевела с испанского Соня Бойко
ЧТОБЫ УМЕТЬ ЛЕЧИТЬ НУЖНО УМЕТЬ БОЛЕТЬ
Появился один и потом еще один и еще один.
Было лето, и они были повсюду, размножаясь, как древняя чума.
Я слышала их сердцебиение сквозь древесину;
спросила тебя, есть ли у тараканов сердце, и
ты сказал, что не знаешь.
Мы так мало знаем о простых вещах, подумала я.
Ничто не имеет для нас значения, пока не причинит боль.
Луна Мигель
перевела с исп. Соня Бойко снова
Появился один и потом еще один и еще один.
Было лето, и они были повсюду, размножаясь, как древняя чума.
Я слышала их сердцебиение сквозь древесину;
спросила тебя, есть ли у тараканов сердце, и
ты сказал, что не знаешь.
Мы так мало знаем о простых вещах, подумала я.
Ничто не имеет для нас значения, пока не причинит боль.
Луна Мигель
перевела с исп. Соня Бойко снова
Дениза Левертов
Интрузия
После того, как я отрезала свои руки
и отрастила новые,
то, к чему так тянулись прежние,
пришло просить, чтобы я их покачала.
После того, как мои вырванные глаза
засохли и новые отросли,
то, что оплакивали прежние,
вернулось просить моей жалости.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Интрузия
После того, как я отрезала свои руки
и отрастила новые,
то, к чему так тянулись прежние,
пришло просить, чтобы я их покачала.
После того, как мои вырванные глаза
засохли и новые отросли,
то, что оплакивали прежние,
вернулось просить моей жалости.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Джон Эшбери
На северной ферме
Где-то навстречу тебе кто-то озлобленно движется
На невозможной скорости, движется днём и ночью
Через метели, зной пустыни, реки и узкие тропки.
Но узнает ли он, где искать тебя,
Признает ли тебя, увидев,
Передаст ли то, что припас для тебя?
Здесь едва-ли что-то растёт,
Но амбары трещат от пищи,
Набиты мешками с едой до отказа.
Нежно текут ручьи с жирной рыбой;
Птицы оттеняют небо. Хватит ли того,
Что блюдце молока изливается ночью,
Что, бывает, мы о нём думаем,
Иногда и всегда, с беспокойством?
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
На северной ферме
Где-то навстречу тебе кто-то озлобленно движется
На невозможной скорости, движется днём и ночью
Через метели, зной пустыни, реки и узкие тропки.
Но узнает ли он, где искать тебя,
Признает ли тебя, увидев,
Передаст ли то, что припас для тебя?
Здесь едва-ли что-то растёт,
Но амбары трещат от пищи,
Набиты мешками с едой до отказа.
Нежно текут ручьи с жирной рыбой;
Птицы оттеняют небо. Хватит ли того,
Что блюдце молока изливается ночью,
Что, бывает, мы о нём думаем,
Иногда и всегда, с беспокойством?
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
старинный напев
кошка умывается,
должно, гости придут –
говорит мама
и расправляет
наглаженное полотенце.
а я глажу солнце,
что течёт по столу,
и подаю руки
гостьям.
три бабушки к нам явились,
на головах у них голубые шляпки,
на платьях крахмальных глубокие складки.
мы рассаживаемся на земле.
толстушка-луковица в цветочном горшке пустила стрелы,
от неё приятно пахнет.
ею раны заживляют –
говорит одна бабушка,
подняв к небу палец.
а другая бабушка на коленях держит кошку,
да ещё одна
тоже.
заходит солнце,
а мама всё расправляет
наглаженное полотенце.
она глядит в окно
и ждёт гостей,
как прежде.
растут и ширятся её ладони,
собой уже весь стол накрыли.
пляшут лучи на моих туфлях.
я поднимаюсь.
я подхожу к старинному буфету:
весь он дрожит, качается на ножках,
изъеден, словно решето,
червями и дождём.
Рейзл Жихлински
перевод с идиша Евгении Либерман
кошка умывается,
должно, гости придут –
говорит мама
и расправляет
наглаженное полотенце.
а я глажу солнце,
что течёт по столу,
и подаю руки
гостьям.
три бабушки к нам явились,
на головах у них голубые шляпки,
на платьях крахмальных глубокие складки.
мы рассаживаемся на земле.
толстушка-луковица в цветочном горшке пустила стрелы,
от неё приятно пахнет.
ею раны заживляют –
говорит одна бабушка,
подняв к небу палец.
а другая бабушка на коленях держит кошку,
да ещё одна
тоже.
заходит солнце,
а мама всё расправляет
наглаженное полотенце.
она глядит в окно
и ждёт гостей,
как прежде.
растут и ширятся её ладони,
собой уже весь стол накрыли.
пляшут лучи на моих туфлях.
я поднимаюсь.
я подхожу к старинному буфету:
весь он дрожит, качается на ножках,
изъеден, словно решето,
червями и дождём.
Рейзл Жихлински
перевод с идиша Евгении Либерман
ДОЖДЕВОЕ-ЧЕРВИВОЕ
Девушка в платье из дождевых червяков,
во взгляде её — из болота вода,
идёт через лес, пугает волков,
шуруя да в целом не зная куда.
У нее из подмышки растёт жёлтый гриб,
у неё в волосах осиное гнездо,
серёжки её — из засушенных рыб,
она отрывается на все сто.
(Девушка в платье из дождевых червяков,
а что ты будешь делать, когда червяки расползутся, а?)
А дома сгорели сосиски на плите,
счётчик накрутил пятьсот киловатт,
на стенке надпись «трындец гопоте!»,
просрочился барбитурат.
Она никогда не сдаст на права
и не заработает миллион,
зато у нее из крапивы туфля,
зато ее весь знает район!
(Девушка в платье из дождевых червяков,
а что ты будешь делать, если червяков начнут клевать птицы, а?)
Девушка в платье из червей дождевых,
частично умерших, а частично живых,
счастливая как ночь,
и ясная как день,
то плачет, то смеётся, то летит, то лень.
Вiктар Жыбуль
Перевела с беларуского Соня Б
Девушка в платье из дождевых червяков,
во взгляде её — из болота вода,
идёт через лес, пугает волков,
шуруя да в целом не зная куда.
У нее из подмышки растёт жёлтый гриб,
у неё в волосах осиное гнездо,
серёжки её — из засушенных рыб,
она отрывается на все сто.
(Девушка в платье из дождевых червяков,
а что ты будешь делать, когда червяки расползутся, а?)
А дома сгорели сосиски на плите,
счётчик накрутил пятьсот киловатт,
на стенке надпись «трындец гопоте!»,
просрочился барбитурат.
Она никогда не сдаст на права
и не заработает миллион,
зато у нее из крапивы туфля,
зато ее весь знает район!
(Девушка в платье из дождевых червяков,
а что ты будешь делать, если червяков начнут клевать птицы, а?)
Девушка в платье из червей дождевых,
частично умерших, а частично живых,
счастливая как ночь,
и ясная как день,
то плачет, то смеётся, то летит, то лень.
Вiктар Жыбуль
Перевела с беларуского Соня Б
Джон Эшбери
Коноплянка
Она пересекала дорогу так, чтобы не привечать меня. “Бедняжка, но моя, - сказал я, - без песни, которой бы день не окончил“. Она приближалась с опаской. Я так жалел её глупость, что в глазах наворачивались огромные слёзы, падавшие с шлепком на твёрдую почву. “Нет нужды так встречать меня, — сказала она, — я ждала тебя. Все божьи коровки, жужжащие мухи и аллигаторы знают о тебе и твоих уловках. Бедная ты безделушка, забирай свою песню и уходи“.
Ночь наступила без меня. Должно быть, прошло несколько часов, пока я стоял там, перебирая траву и возможные ответы несчастному созданию. Каменщик всё ещё стоял на конце лестницы, чиня черепицу на крыше при свете луны. Но никакой луны не было. И всё же я видел его подмышки с волосами, бьющими из-под них, и хитрости ремесла, благодаря которым он так старался починить стену.
(из книги стихов «Your name here», 2000)
перевод с английского Дмитрий Сабиров
Коноплянка
Она пересекала дорогу так, чтобы не привечать меня. “Бедняжка, но моя, - сказал я, - без песни, которой бы день не окончил“. Она приближалась с опаской. Я так жалел её глупость, что в глазах наворачивались огромные слёзы, падавшие с шлепком на твёрдую почву. “Нет нужды так встречать меня, — сказала она, — я ждала тебя. Все божьи коровки, жужжащие мухи и аллигаторы знают о тебе и твоих уловках. Бедная ты безделушка, забирай свою песню и уходи“.
Ночь наступила без меня. Должно быть, прошло несколько часов, пока я стоял там, перебирая траву и возможные ответы несчастному созданию. Каменщик всё ещё стоял на конце лестницы, чиня черепицу на крыше при свете луны. Но никакой луны не было. И всё же я видел его подмышки с волосами, бьющими из-под них, и хитрости ремесла, благодаря которым он так старался починить стену.
(из книги стихов «Your name here», 2000)
перевод с английского Дмитрий Сабиров