Джек Спайсер
РОЖДЕНИЕ ВЕНЕРЫ
Все разрушенное должно быть выброшено
Если это вообще было чувством
Ракушка была бы подделкой. Женоподобность
Движется в пустоту.
Женоподобность, отчасти в понимании гомосексуалистов, — это личное горе,
а отчасти в понимании других - разжигание костра для приготовления пищи.
Ни того, ни другого, сказал я, морская вода
не дает.
Рождение Венеры случилось, когда она была готова родиться,
морская вода не обращала на неё внимание и, что еще важнее, там
был пляж, не разлом в земле, а настоящий
блядский пляж, который был готов принять ее
Ракушка и всё.
Любовь и еда
(перевод с английского Валентин Трусов)
РОЖДЕНИЕ ВЕНЕРЫ
Все разрушенное должно быть выброшено
Если это вообще было чувством
Ракушка была бы подделкой. Женоподобность
Движется в пустоту.
Женоподобность, отчасти в понимании гомосексуалистов, — это личное горе,
а отчасти в понимании других - разжигание костра для приготовления пищи.
Ни того, ни другого, сказал я, морская вода
не дает.
Рождение Венеры случилось, когда она была готова родиться,
морская вода не обращала на неё внимание и, что еще важнее, там
был пляж, не разлом в земле, а настоящий
блядский пляж, который был готов принять ее
Ракушка и всё.
Любовь и еда
(перевод с английского Валентин Трусов)
Джон Эшбери
ЛУКОВАЯ ШКУРКА
А кончилось всё их россказнями о враждующих беглецах,
добившими нас. Нам нечем было ответить,
они это знали, вот мы и посыпались горстью монет.
«Наверное, и я должен быть хоть немного тронут?»
(из книги “Your Name Here”, 2000)
перевод с английского Дмитрий Сабиров и Анна Сидоренко
ЛУКОВАЯ ШКУРКА
А кончилось всё их россказнями о враждующих беглецах,
добившими нас. Нам нечем было ответить,
они это знали, вот мы и посыпались горстью монет.
«Наверное, и я должен быть хоть немного тронут?»
(из книги “Your Name Here”, 2000)
перевод с английского Дмитрий Сабиров и Анна Сидоренко
Чарльз Симик
Вилка
Эта странная вещь, видимо, просочилась
К нам прямиком из ада.
Она похожа на птичью лапку
на шее у каннибала.
Пока держишь её в руке
Или втыкаешь в кусок мяса,
Можно представить всю птицу:
Её голову с твой кулак
размером, без клюва, лысую и слепую.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Вилка
Эта странная вещь, видимо, просочилась
К нам прямиком из ада.
Она похожа на птичью лапку
на шее у каннибала.
Пока держишь её в руке
Или втыкаешь в кусок мяса,
Можно представить всю птицу:
Её голову с твой кулак
размером, без клюва, лысую и слепую.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
DUST
Where does it dwell,
ubiquitous, but driven away
everywhere from the lips of glass,
on which 'the bound of loneliness'
is hovering fourmouthly?
In this case with age comes
the audacity of nonchalance. Everyone has their own temper,
their own smoke of the settlement in the south above
the palmate luminaire of tanned skin,
above the dexterity of dusky, loose hands
receding into the faraway whiteness, into its ash.
It is never in vain. In the valley, where the parting
of semideserts lies, there's much less
earth than sky, Tengrim.
The rill is throbbing above the eyebrows,
the size of a rice crib.
To trudge somewhere to see
the same things as here.
Шамшад Абдуллаев.
Перевод с русского Максима Дрёмова.
Where does it dwell,
ubiquitous, but driven away
everywhere from the lips of glass,
on which 'the bound of loneliness'
is hovering fourmouthly?
In this case with age comes
the audacity of nonchalance. Everyone has their own temper,
their own smoke of the settlement in the south above
the palmate luminaire of tanned skin,
above the dexterity of dusky, loose hands
receding into the faraway whiteness, into its ash.
It is never in vain. In the valley, where the parting
of semideserts lies, there's much less
earth than sky, Tengrim.
The rill is throbbing above the eyebrows,
the size of a rice crib.
To trudge somewhere to see
the same things as here.
Шамшад Абдуллаев.
Перевод с русского Максима Дрёмова.
Марк Стрэнд.
Придя к этому
Все, что хотели - уже совершили
Отказались от мечт, предпочтя тяжесть
друг друга
Распахнули двери для боли
И назвали крах привычкой,
которую не одолеть.
Теперь мы здесь
Ужин готов, но мы не едим
Мясо тонет в белом озере блюда
Вино ожидает
Мы пришли
И есть за что благодарить
Ничего не обещано, ничего не отнять
Нет ни сердца, ни надежд
Ни пути, ни причин оставаться
(перевод с английского Воронов Даниил)
Придя к этому
Все, что хотели - уже совершили
Отказались от мечт, предпочтя тяжесть
друг друга
Распахнули двери для боли
И назвали крах привычкой,
которую не одолеть.
Теперь мы здесь
Ужин готов, но мы не едим
Мясо тонет в белом озере блюда
Вино ожидает
Мы пришли
И есть за что благодарить
Ничего не обещано, ничего не отнять
Нет ни сердца, ни надежд
Ни пути, ни причин оставаться
(перевод с английского Воронов Даниил)
Forwarded from Школа экспериментального письма
Делимся стихотворением «Ибо она» Карлы Харриман в переводе Екатерины Захаркив, ведущей курса «Поэтический перевод».
Карла Харриман — современная американская поэтесса-новаторка и одна из самых ярких представительниц «школы языкового письма». Екатерина попыталась передать всю многослойность ее текста, отразить его сложную экспрессию и исповедальность.
Узнать о переводческих методах Екатерины можно будет на курсе «Поэтический перевод», который стартует 9 ноября. В течение 3 месяцев участни:цы будут переводить тексты современных авторо:к, а также создадут свои поэтические и прозаические тексты, используя техники экспериментального перевода.
Записаться
А уже в ближайшую среду, 30 октября, в 18:00 по CET пройдет мероприятие «Перевод: феминистская оптика» — открытая встреча с Екатериной Захаркив и Анастасией Каркачевой (No Kidding Press).
Спикерки расскажут о том, что такое феминистский перевод и каким образом он противостоит общепринятому языку и его конвенциональным структурам.
Регистрация
Карла Харриман — современная американская поэтесса-новаторка и одна из самых ярких представительниц «школы языкового письма». Екатерина попыталась передать всю многослойность ее текста, отразить его сложную экспрессию и исповедальность.
Узнать о переводческих методах Екатерины можно будет на курсе «Поэтический перевод», который стартует 9 ноября. В течение 3 месяцев участни:цы будут переводить тексты современных авторо:к, а также создадут свои поэтические и прозаические тексты, используя техники экспериментального перевода.
Записаться
А уже в ближайшую среду, 30 октября, в 18:00 по CET пройдет мероприятие «Перевод: феминистская оптика» — открытая встреча с Екатериной Захаркив и Анастасией Каркачевой (No Kidding Press).
Спикерки расскажут о том, что такое феминистский перевод и каким образом он противостоит общепринятому языку и его конвенциональным структурам.
Регистрация
Дениза Левертов
Памяти Бориса Пастернака
i
За день до его смерти огнёвка
появилась в городе, видимо, в куче зелени,
забрала полчаса моего пути или того,
что я им считала. Она лежала, задумавшись,
на третьей ступеньке вниз от входа в метро.
Я подняла её — она испуганно затрепетала. Куда
мне убрать её, чтоб уберечь
от торопливых шагов и грубых рук?
Мы прошли по раскалённым улицам,
она, доверившись, лежала в ладони моей,
я неловко укрыла её от пыльного
ветра, блеска рапы,
клубившейся над цементным пейзажем.
Наконец я нашла
клочок зелёного сада,
чтобы странницу спрятать, и попрощалась тихо.
Не с душою его —
я знала, что та осталась на русской земле
— ведь она говорила во мне,
что тёмное, узкокрылое, богато
расписанное малиновым существо,
видение на ступенях в подземный мир,
чьё томление вновь унесло меня дальше,
чем я думала пройти, было словом,
его эманацией, наполнявшей
что он написал — «Я чувствую,
мы станем друзьями».
ii
Видела через то, что казалось
его глазами (даром его), серый сарай
и тропинку в лес,
бекаса, умершего молодым, которого я хороню в
листьях дикой клубники, как всё
поднимает себя, повисает, чтобы сказать:
глухая душа
мучается, вперёд клонится, прочесть по губам, что ей нужно:
что-то сказано быстро
на языке теней облаков в движении и
застывших у поворота дороги, что-то
понято не целиком, но пропущено
через заставу сновидений, где уловлена
суть и направление потока. Я вспоминаю
снившееся две ночи назад: голос,
«художник должен
сотворить себя или воскреснуть».
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Памяти Бориса Пастернака
i
За день до его смерти огнёвка
появилась в городе, видимо, в куче зелени,
забрала полчаса моего пути или того,
что я им считала. Она лежала, задумавшись,
на третьей ступеньке вниз от входа в метро.
Я подняла её — она испуганно затрепетала. Куда
мне убрать её, чтоб уберечь
от торопливых шагов и грубых рук?
Мы прошли по раскалённым улицам,
она, доверившись, лежала в ладони моей,
я неловко укрыла её от пыльного
ветра, блеска рапы,
клубившейся над цементным пейзажем.
Наконец я нашла
клочок зелёного сада,
чтобы странницу спрятать, и попрощалась тихо.
Не с душою его —
я знала, что та осталась на русской земле
— ведь она говорила во мне,
что тёмное, узкокрылое, богато
расписанное малиновым существо,
видение на ступенях в подземный мир,
чьё томление вновь унесло меня дальше,
чем я думала пройти, было словом,
его эманацией, наполнявшей
что он написал — «Я чувствую,
мы станем друзьями».
ii
Видела через то, что казалось
его глазами (даром его), серый сарай
и тропинку в лес,
бекаса, умершего молодым, которого я хороню в
листьях дикой клубники, как всё
поднимает себя, повисает, чтобы сказать:
глухая душа
мучается, вперёд клонится, прочесть по губам, что ей нужно:
что-то сказано быстро
на языке теней облаков в движении и
застывших у поворота дороги, что-то
понято не целиком, но пропущено
через заставу сновидений, где уловлена
суть и направление потока. Я вспоминаю
снившееся две ночи назад: голос,
«художник должен
сотворить себя или воскреснуть».
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
побочные эффекты возвращения
ем драже корсаже (не выспалась)
движения в плоскостях yz xz
ezzzz унесу тебя снова
курсовая устойчивость суден на мелководье изначально ухудшается
вот почему я бросаю всё на глубину
и держу там руки так долго пока они не намокнут по образцу
хочу ладони как у понтия пирата
а они у меня как у резиновой уточки
постоянной равнодушной и колеблющейся
(см. рис. 4.10)
рис. 4.10 изображение исчезающего поперечного колебания
прямая линия идущая через две точки
или нет (вычеркнуть)
пират на велосипеде минует мою вафлю на набережной в Колобжеге
с неё падает вихор сливок
белых как мимолётная рябь в море
центр плавучести перемещается по дуге колеса
и продолжается до погружения зубов
когда я вижу смерть пирата я вспоминаю
равновесие = опрокидывание
Александра Гурецка
пер. с польского Лизы Хереш, ред. Мацея Драгуна 🏴☠️
ем драже корсаже (не выспалась)
движения в плоскостях yz xz
ezzzz унесу тебя снова
курсовая устойчивость суден на мелководье изначально ухудшается
вот почему я бросаю всё на глубину
и держу там руки так долго пока они не намокнут по образцу
хочу ладони как у понтия пирата
а они у меня как у резиновой уточки
постоянной равнодушной и колеблющейся
(см. рис. 4.10)
рис. 4.10 изображение исчезающего поперечного колебания
прямая линия идущая через две точки
или нет (вычеркнуть)
пират на велосипеде минует мою вафлю на набережной в Колобжеге
с неё падает вихор сливок
белых как мимолётная рябь в море
центр плавучести перемещается по дуге колеса
и продолжается до погружения зубов
когда я вижу смерть пирата я вспоминаю
равновесие = опрокидывание
Александра Гурецка
пер. с польского Лизы Хереш, ред. Мацея Драгуна 🏴☠️
Майкл Палмер
Стихотворение, кончающееся словами Мандельштама
«Я слово позабыл, что я хотел сказать»
О. М., 1920
Ашрафу Файяду
Мы омываем ноги и заходим в молитвенный дом,
где никого не было и никто не отсутствовал
где голоса возлюбленных
поют слова, которых не знают
и не в силах услышать
Осенние листья там собрались
слушать и кружиться на полу
Кажется, что они танцуют,
кажется, что скорбят,
свёртываясь так, будто они
кожа и вены твердевшие
и шелестят от слабого ветра
так, будто для песни,
чтобы проявить невыразимые
имена одно за одним
в мерцающем полусвете
среди благовоний
и беспокойных глаз
За дверями слепые ласточки пронзают мглу
и забытое в стихотворении слово
ждёт у реки высохшей
слово, что требует малого
слово, что требует многого
дожидаясь чего?
Четырёх колёс без телеги?
Ангела без формы?
Пророка без языка?
Прозрачны имена
Прозрачны гривы табуна
ночного
Честь (О. М.)
Честь
яд
миндальный
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Стихотворение, кончающееся словами Мандельштама
«Я слово позабыл, что я хотел сказать»
О. М., 1920
Ашрафу Файяду
Мы омываем ноги и заходим в молитвенный дом,
где никого не было и никто не отсутствовал
где голоса возлюбленных
поют слова, которых не знают
и не в силах услышать
Осенние листья там собрались
слушать и кружиться на полу
Кажется, что они танцуют,
кажется, что скорбят,
свёртываясь так, будто они
кожа и вены твердевшие
и шелестят от слабого ветра
так, будто для песни,
чтобы проявить невыразимые
имена одно за одним
в мерцающем полусвете
среди благовоний
и беспокойных глаз
За дверями слепые ласточки пронзают мглу
и забытое в стихотворении слово
ждёт у реки высохшей
слово, что требует малого
слово, что требует многого
дожидаясь чего?
Четырёх колёс без телеги?
Ангела без формы?
Пророка без языка?
Прозрачны имена
Прозрачны гривы табуна
ночного
Честь (О. М.)
Честь
яд
миндальный
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
SECRET INSTRUMENTS OF ANTHROPOGENIC EXPOSURE
1. HELLO DERPIES!
twenty years old money of love, those unknown for parents,
in spanish it's 'molars', in japanese it's 'the face of orgasming masonry',
in our language it's the maturity, hidden like a stash.
god if we could escape outta here
into the non-breaking spaces, into the breaking of readers' expectations, into the
big tiddy anime girl at least,
why do i need such a massive, such a noticeable, such a subservient body
if just a stock picture in a metal detector frame at the entrance to the subway would be enough
2. HELLO DUMBASSES!
the last judgment will never end. i'll continue to charge myself:
why the hell didn't you clean up the dust, didn't mop the floor with citric
acid, didn't sprout on the wall like a venetian ivy, didn't
color eastern eggs in periwinkle blue. i doubt that
angels had ever tried to keep up with beauty routine according
to the handbook of a hardcore femcel, i doubt that they had
ever reached the ceiling with their nails – –
you can literally recapture freedom for yourself. some lesbians are
constantly beating the shit out of the police. it's about time to introduce the police,
the vice police, the police for our vices. everyone who wasn't
thoughtful of their or somebody else's gender for a second, will be told by
the background fairy: your stuff is on the street
3. HELLO DOVES...
i don't trust organic matters. i will be
inorganic, stilled with extasy from your soft hair's touch,
which i'm not gonna stop to feel all the four hundred years of my decay
i'm curious if Brezhnev and Honecker felt pleasure when they kissed,
what will the climbing frame of the berlin wall tell about it,
the only survivor of that threesome
orgy is a pledge of saving
at least someone from this messy pileup
the last that won't be taken either by putin or musk or neural networks:
tying knots by heart, the knots of the most fingery, the most meaty,
the most infinite delight of connection.
Екатерина Вахрамеева.
Перевод с русского Максима Дрёмова.
1. HELLO DERPIES!
twenty years old money of love, those unknown for parents,
in spanish it's 'molars', in japanese it's 'the face of orgasming masonry',
in our language it's the maturity, hidden like a stash.
god if we could escape outta here
into the non-breaking spaces, into the breaking of readers' expectations, into the
big tiddy anime girl at least,
why do i need such a massive, such a noticeable, such a subservient body
if just a stock picture in a metal detector frame at the entrance to the subway would be enough
2. HELLO DUMBASSES!
the last judgment will never end. i'll continue to charge myself:
why the hell didn't you clean up the dust, didn't mop the floor with citric
acid, didn't sprout on the wall like a venetian ivy, didn't
color eastern eggs in periwinkle blue. i doubt that
angels had ever tried to keep up with beauty routine according
to the handbook of a hardcore femcel, i doubt that they had
ever reached the ceiling with their nails – –
you can literally recapture freedom for yourself. some lesbians are
constantly beating the shit out of the police. it's about time to introduce the police,
the vice police, the police for our vices. everyone who wasn't
thoughtful of their or somebody else's gender for a second, will be told by
the background fairy: your stuff is on the street
3. HELLO DOVES...
i don't trust organic matters. i will be
inorganic, stilled with extasy from your soft hair's touch,
which i'm not gonna stop to feel all the four hundred years of my decay
i'm curious if Brezhnev and Honecker felt pleasure when they kissed,
what will the climbing frame of the berlin wall tell about it,
the only survivor of that threesome
orgy is a pledge of saving
at least someone from this messy pileup
the last that won't be taken either by putin or musk or neural networks:
tying knots by heart, the knots of the most fingery, the most meaty,
the most infinite delight of connection.
Екатерина Вахрамеева.
Перевод с русского Максима Дрёмова.
Между нами и
МЕЖДУ НАМИ И
животными – безымянность.
Мы систематически
колеблемся –
camelopardalis – это
придумали римляне –
или «жираф» (для них
это выглядело как помесь
верблюда с леопардом) – или
неправильно определяем категорию –
овцебык – это вовсе не бык, а
более близкий родственник
козы – и когда
мы выбираем имена для
отдельных животных, мы
притворяемся, что они – предметы
(Пятнышко), достоинства (Красавица)
или просто другие личности (Боб).
Энн Карсон
Перевод с английского Глафиры Солдатовой
МЕЖДУ НАМИ И
животными – безымянность.
Мы систематически
колеблемся –
camelopardalis – это
придумали римляне –
или «жираф» (для них
это выглядело как помесь
верблюда с леопардом) – или
неправильно определяем категорию –
овцебык – это вовсе не бык, а
более близкий родственник
козы – и когда
мы выбираем имена для
отдельных животных, мы
притворяемся, что они – предметы
(Пятнышко), достоинства (Красавица)
или просто другие личности (Боб).
Энн Карсон
Перевод с английского Глафиры Солдатовой
Майкл Палмер
Мы ждём
Мы ждём angelos, вестника. Это слепая женщина в охровом шёлке, золотые кольца в её ушах, тёмная собака-поводырь рядом с ней? Молодая латинка, ребёнок с глубоко посаженными глазами у неё на коленях? Мастер хип-хопа? Девочка-блондинка с брекетами, ранцем и футляром для скрипки? Чахлый седой мужчина, его лицо в свежих синяках? Водитель трамвая? Стройная медсестра в белых туфлях и шапочке? Я спрашиваю своего приятеля Бей Дао, сидящего рядом, кто это может быть, но он не отвечает. Ты можешь задаться вопросом о названии города, сквозь который мы пробираемся на трамвае, что бы то ни был за город.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Мы ждём
Мы ждём angelos, вестника. Это слепая женщина в охровом шёлке, золотые кольца в её ушах, тёмная собака-поводырь рядом с ней? Молодая латинка, ребёнок с глубоко посаженными глазами у неё на коленях? Мастер хип-хопа? Девочка-блондинка с брекетами, ранцем и футляром для скрипки? Чахлый седой мужчина, его лицо в свежих синяках? Водитель трамвая? Стройная медсестра в белых туфлях и шапочке? Я спрашиваю своего приятеля Бей Дао, сидящего рядом, кто это может быть, но он не отвечает. Ты можешь задаться вопросом о названии города, сквозь который мы пробираемся на трамвае, что бы то ни был за город.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Жан Грожан
ИИСУС, СЫН НАВИНА
Труба звучит между слов Писания,
Рушатся стены Иерехона.
Небо в черном и красном, как штора
Рванная, что висит на медном карнизе
Облака, позабытого даже вороной.
Раав, только твой дом остался стоять.
Другие в руинах по нашей воле.
Небо палит холостыми по крышам церквей.
Ветер в жертву приносит часовни
И смеется над их божественным лоском.
Солнце садится на краю земли
В пустоту небесных садов
Как золотая георгина, опав не репейник.
Этот старый баран с одиноких холмов
Ищет иные истоки, чем те, что застыли в наших глазах.
Испанцы привезли столько золота,
Что пиратам тягостно море.
Римские Папы настолько искусны,
Что если умрешь от их дипломатии,
Она распустит на этом месте цветок.
Египет напрасно славил своих скарабеев,
От тебя мне нужна только доблесть
Эрудиты при виде нее воротят свой нос.
Пред тобой вскину руки словно араб
В памяти твой путь, выбранный в детстве.
Мир не знает, что делать с твоими весами.
Шум цивилизаций меня утомил
Настолько он сделал бездомным наше пространство.
Его крик пророчит молчанию такую судьбу,
Что, надеюсь, ничто уже не свершится.
Золото и эбен делят небо;
Луна повисла в воздухе и разрезана на половины;
День отдалился, но не забыт;
Грядущая ночь разбита на части и готова схватить;
Вечер бережно щупает почву.
Над кровью лазури нездешняя птица
Махнула крылом и выбила искры.
Солнце, молоток из гигантской кузни,
Не обрушь своим резким падением
Эти деревья, ведь их мудрость летает повсюду.
Солнце, замри над Гаваоном.
Извозчик дня, приманка для глаза,
Выкрась в красный ту ночь, что ждет нашей скорби.
Не падай за горизонт – прогони Луну, бесстыдницу на пороге.
(Перевел с французского Даниил Тютченко)
ИИСУС, СЫН НАВИНА
Труба звучит между слов Писания,
Рушатся стены Иерехона.
Небо в черном и красном, как штора
Рванная, что висит на медном карнизе
Облака, позабытого даже вороной.
Раав, только твой дом остался стоять.
Другие в руинах по нашей воле.
Небо палит холостыми по крышам церквей.
Ветер в жертву приносит часовни
И смеется над их божественным лоском.
Солнце садится на краю земли
В пустоту небесных садов
Как золотая георгина, опав не репейник.
Этот старый баран с одиноких холмов
Ищет иные истоки, чем те, что застыли в наших глазах.
Испанцы привезли столько золота,
Что пиратам тягостно море.
Римские Папы настолько искусны,
Что если умрешь от их дипломатии,
Она распустит на этом месте цветок.
Египет напрасно славил своих скарабеев,
От тебя мне нужна только доблесть
Эрудиты при виде нее воротят свой нос.
Пред тобой вскину руки словно араб
В памяти твой путь, выбранный в детстве.
Мир не знает, что делать с твоими весами.
Шум цивилизаций меня утомил
Настолько он сделал бездомным наше пространство.
Его крик пророчит молчанию такую судьбу,
Что, надеюсь, ничто уже не свершится.
Золото и эбен делят небо;
Луна повисла в воздухе и разрезана на половины;
День отдалился, но не забыт;
Грядущая ночь разбита на части и готова схватить;
Вечер бережно щупает почву.
Над кровью лазури нездешняя птица
Махнула крылом и выбила искры.
Солнце, молоток из гигантской кузни,
Не обрушь своим резким падением
Эти деревья, ведь их мудрость летает повсюду.
Солнце, замри над Гаваоном.
Извозчик дня, приманка для глаза,
Выкрась в красный ту ночь, что ждет нашей скорби.
Не падай за горизонт – прогони Луну, бесстыдницу на пороге.
(Перевел с французского Даниил Тютченко)
Майкл Палмер
Без названия (Октябрь 2002)
Ева Браун посоветовала мне во сне
всегда быть добрым к собакам,
И я посмотрел на мир
новым взглядом, ржавчина
на яблоке, скользящее солнце,
давшиеся с трудом свободы у нас дома.
Потом знаменитый физик гордо провозгласил,
что этот век будет не менее
интересным, чем прошлый —
это не сон. Поэтому я сжёг
своё Собрание Сочинений, все тринадцать страниц,
этот унылый бумажный дом
и позволил ему гулять около клетки.
Затем женщина в красном, нераздетая, сказала,
Перестань наконец дурачиться.
Но как это работает?
И я подозвал своего пса
по кличке Боб, дряхлого пса,
бросил ему голую кость
и сказал, что он не одинок.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Без названия (Октябрь 2002)
Ева Браун посоветовала мне во сне
всегда быть добрым к собакам,
И я посмотрел на мир
новым взглядом, ржавчина
на яблоке, скользящее солнце,
давшиеся с трудом свободы у нас дома.
Потом знаменитый физик гордо провозгласил,
что этот век будет не менее
интересным, чем прошлый —
это не сон. Поэтому я сжёг
своё Собрание Сочинений, все тринадцать страниц,
этот унылый бумажный дом
и позволил ему гулять около клетки.
Затем женщина в красном, нераздетая, сказала,
Перестань наконец дурачиться.
Но как это работает?
И я подозвал своего пса
по кличке Боб, дряхлого пса,
бросил ему голую кость
и сказал, что он не одинок.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)