Усыновлённый американцами мальчик поднял на уши всех волонтёров и сыщиков Новокузнецка — чтобы найти биологическую мать, которая бросила его на скамейке 20 лет назад. Mash сантабарбаровый и история, которая заменит эпизод любимого сериальчика.
В мае 2004 года на улице Металлургов дворник заметила в парке на лавочке младенца, закутанного в одеяло. Пуповина не была перевязана — в больнице на ней обнаружили длинный светлый волос. Но горе-мамашу найти так и не удалось, несмотря на оставленную частичку ДНК.
Мальчика отправили в детдом, там назвали Женей, а спустя 9 месяцев его усыновила семья из США. Малыша перевезли в Штаты и стали называть Джеймсом. Жека вырос, узнал, что родился в России, и стал искать биологических родителей с помощью частных сыщиков и волонтёров. Они расклеили по всему Новокузнецку листовки о деле 20-летней давности. На одну из них отозвалась внучка той самой женщины-дворника и присоединилась к поискам. Пока глухо, но Джеймс надеется, что мама увидит объявление и сама выйдет на связь.
Усыновлённый американцами мальчик поднял на уши всех волонтёров и сыщиков Новокузнецка — чтобы найти биологическую мать, которая бросила его на скамейке 20 лет назад. Mash сантабарбаровый и история, которая заменит эпизод любимого сериальчика.
В мае 2004 года на улице Металлургов дворник заметила в парке на лавочке младенца, закутанного в одеяло. Пуповина не была перевязана — в больнице на ней обнаружили длинный светлый волос. Но горе-мамашу найти так и не удалось, несмотря на оставленную частичку ДНК.
Мальчика отправили в детдом, там назвали Женей, а спустя 9 месяцев его усыновила семья из США. Малыша перевезли в Штаты и стали называть Джеймсом. Жека вырос, узнал, что родился в России, и стал искать биологических родителей с помощью частных сыщиков и волонтёров. Они расклеили по всему Новокузнецку листовки о деле 20-летней давности. На одну из них отозвалась внучка той самой женщины-дворника и присоединилась к поискам. Пока глухо, но Джеймс надеется, что мама увидит объявление и сама выйдет на связь.
Telegram was founded in 2013 by two Russian brothers, Nikolai and Pavel Durov. Pavel Durov, a billionaire who embraces an all-black wardrobe and is often compared to the character Neo from "the Matrix," funds Telegram through his personal wealth and debt financing. And despite being one of the world's most popular tech companies, Telegram reportedly has only about 30 employees who defer to Durov for most major decisions about the platform. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. For Oleksandra Tsekhanovska, head of the Hybrid Warfare Analytical Group at the Kyiv-based Ukraine Crisis Media Center, the effects are both near- and far-reaching. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations.
from us
