#философия
«А. Найтингейл описывает theoria до Платона как "древнюю культурную практику, которая заключалась в путешествии в чужие края для присутствия в каком-то событии или зрелище". Этот обычай принимал разные формы. Платон использовал в качестве аналогии для философской theoria, ее гражданскую разновидность, когда theoros (зритель, созерцатель) направлялся в качестве официального представителя своего города в другой город, чтобы наблюдать там некое религиозное празднество, а по возвращении домой представить согражданам полный отчет о нем. В этом смысле, считает Найтингейл, theoria по самой своей природе была "международной", панэллинской, а сами Афины привлекали множество theorоi из других греческих городов, стремившихся увидеть великие афинские праздники - Панафинеи и Городские Дионисии. Она отмечает, что сам Платон открывает и завершает "Государство" примерами традиционной theoria. В начале диалога Сократ отправляется в афинский порт Пирей на праздник в честь фракийской богини Бендиды, из чего следует, что этот праздник имел более "международный" характер... "Государство" завершается мифом об Эре, который оказывается в высшей степени замечательной theoria: когда павшего в битве Эра уже собирались кремировать, он пробудился и рассказал соотечественникам о своем путешествии в страну мертвых, а также о празднестве, которое он там посетил.

Найтингейл отмечает, что в 5-7 книгах "Государства" Платон впервые вкладывает в уста Сократа объяснение того, что он понимает под "философией". Этот термин был известен его собеседникам лишь в смысле всестороннего развития ума, и он приводит их в замешательство, поскольку теперь его предлагается понимать в контексте нового значения «"theoria" как квинтэссенции деятельности истинного философа». Традиционный theorоs был любителем зрелищ, особенно религиозных ритуалов празднеств, тогда как философский theorоs "любит зрелище истины". Платон придает особое значение зрительному восприятию, видению, а не слышанию истины; но это особый род видения, созерцание "душевным оком". Обрести такое видение можно лишь после длительного обучения философии, которое служит приготовлением к нему, но завершается этот процесс "theoria /созерцанием/ всего времени и бытия". (Государство 486d)...

Притча /о Пещере/ начинается с описания человека, который находится "у себя дома", хотя в "Государстве" эти слова означают скорее polis (город), чем oikos (дом). Однако дом оказывается темной пещерой, а по сути – тюрьмой… Когда с одного из них /узников/ снимут оковы и, как пишет Платон, "заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх в сторону света", он впадет в замешательство, в состояние aporia (глубокой неуверенности), противоположное poria (уверенности). Этот человек, по словам Найтингейл, попадает "в подобие ничейной земли в экзистенциональном и эпистемологическом смысле". Он больше не способен узнать давно привычные тени и еще не в силах что-либо разглядеть в ослепительном свете, идущем сверху. Он хочет отказаться от путешествия наверх и вернутся в старую привычную тюрьму.

Но будущий философ не побежит назад, он даже, до известной степени, приучит себя к состоянию неуверенности, aporia, которое Найтингейл характеризует как "(среди прочего) состояние бездомности". Затем она описывает это новое состояние как, по существу, сходное с позицией отшельников в других культурах:

В дополнение состоянию aporia уход философа из дома влечет за собой вечное состояние atopia /"беспространственности"/. Человек, который отделился от общества и отправился в странствие по дорогам философской theoria, уже никогда не будет в настоящем смысле "дома" в этом мире. Theoria вырывает душу из привычной обстановки, направляя ее в метафизическую область, где она никогда не сможет обрести постоянного места и откуда она неизбежно должна будет вернутся. Как theoros, платоновский философ должен путешествовать, чтобы "узреть" истину (в разной степени полноты), а затем принести свое видение в мир людей».
======
Белла Р. «Религия в человеческой эволюции»

#философия
«Прежде всего разберемся в этимологии этого слова (theoria). Она указывает на thea, что значит "зрелище", и на глагол hörö, что значит "смотрю" или "вижу" с оттенком констатации самого факта видимости. Следовательно, theöria означает такое зрение или зрелище, в котором зрящий фактически разбирается. Зрелище – это есть то, что отличается достаточно сложным и интересным составом, достаточно интересной формой и содержанием. Если в этом интересном зрелище мы производим анализ и синтез, то есть сознательно и расчлененно относимся к разным его моментам, то это значит, что у нас есть феория этой видимости. Перевести это слово в точности так же невозможно на современные иностранные языки, как и многие из разобранных выше платоновских терминов. Переводят: "созерцание", "наблюдение", "исследование", "любование", "видение", "рассуждение". Но уже приведенного у нас указания на этимологию данного слова достаточно, чтобы понять всю односторонность и уродливость этих переводов. К ним приходится прибегать против своей воли и только в силу необходимости передать хоть какой-нибудь момент из этого понятия <…>

От термина noësis феория отличается тем, что тот по преимуществу указывает на мыслительную деятельность; и только в результате углубленного философско-филологического анализа мы убеждаемся, что под этим мышлением в качестве его основы кроется самое обыкновенное чувственное восприятие. Термин же "феория" уже сам по себе, прежде всего чисто этимологически, указывает именно на соединение мыслительных и чувственно-воспринимающих актов. И, следовательно, термин этот гораздо богаче и интереснее термина "мышление", почему мы и считаем его завершением всей мыслительно-эстетической терминологии Платона <…>

(В случае theoria) имеется в виду прежде всего какое-нибудь зрелище, то есть достаточно интересный для рассмотрения и специально организованный или оригинально возникший предмет. Но так как сюда входит еще и корень глагола horö, то есть "оформленно, расчлененно вижу", то, очевидно, термин theöria представляет собою такое состояние сознания, которое имеет своим предметом организованную, оформленную действительность и которое аналитически-синтетически конструирует эту действительность на основе непосредственного видения или созерцания. Другими словами, в этом термине мы находим типичное для Платона и для всей античности взаимное слияние непосредственно-данной и сознательно-сконструированной предметности, что является для истории эстетики незаменимым по своей яркости и выпуклости материалом <…>

В качестве обобщающего тезиса эстетического и художественного значения феории мы могли бы привести следующее высказывание Платона (Epin. 986d): "Человек счастливый сперва поражен этим мировым порядком, затем начинает его любить, чтобы усвоить его, насколько это возможно для смертной природы, полагая, что таким образом он всего лучше и всего благополучнее проведет свою жизнь и по смерти придет в места, подобающие добродетели, – такой человек поистине и на самом деле примет посвящение, овладеет единой разумностью, раз уж он сам един, и будет в остальное время созерцать самые прекрасные явления, какие доступны зрительному восприятию". Это "созерцать", или, как сказано в подлиннике, "ставший созерцателем", концентрирует в себе всю рассмотренную у нас выше платоновскую эстетику феории. Здесь мы имеем и опору на непосредственные чувственные восприятия и на констатацию вечного порядка в чувственно-воспринимаемом мире, и любовь к этому вечному космосу, и охват всех его не только земных, но и небесных устоев, и получаемое от этого блаженство, и, наконец, обретение вечной жизни в согласии с разумом всей действительности в целом»
=====
А. Ф. Лосев «История античной эстетики. Том 2. Софисты. Сократ. Платон» (II.3, § 7.5)

#философия
За последние два века историки философии проработали Платона от и до: буквально по каждому фрагменту можно найти десятки (а то и сотни) комментариев. Может возникнуть вопрос: есть ли вообще что-то, о чем еще не сказано в историко-философском плане? Ответ — да, и немало. На самом деле, каждое десятилетие открываются новые источники, и мы лучше узнаем контекст греческой культуры. До сих пор развивается понимание семантики и грамматики греческого языка, а также его становления (вы легко можете найти работы, где пересматривается традиционное понимание греческого перфекта — аспектуальной категории, важной для прочтения, например, аристотелевской energeia; также уже несколько десятилетий продолжается большая дискуссия о греческом глаголе бытия, einai, и его трактовке — см. мою статью «Об индоевропейском мировидении», где эта проблема вкратце разбирается). Благодаря археологии, эпиграфике и новым источникам расширяется наше понимание греческих культурных практик, в частности религиозных культов. Поэтому появляются новые работы по теме «Платон и орфизм», о чем уже говорилось тут. Но гораздо интереснее посмотреть шире: что нового мы знаем по теме «Платон и греческая религия», а также о связи религии и философии в его мысли? Я уже упоминал интересное исследование А. Найтингейл о понятии theoria (см. здесь). Обзор этой и другой проблематики с учетом актуальных работ можно найти в статье Г. Бетега «Платон о философии и мистериях» из свежего The Cambridge Companion to Plato (2022). Она прекрасно согласуется с тем, как я всегда представлял себе этот вопрос (с опорой на Флоренского и Лосева). Ниже даю развернутый конспект статьи, состоящий из моего пересказа, рерайта и сокращенных фрагментов (все ссылки на литературу опускаю, даю лишь некоторые ссылки на греческих авторов). Полную версию можно прочесть ниже по ссылке или скачать в pdf.

‼️Лучшая благодарность - РЕПОСТ 🙃

В широком смысле можно выделить два типа греческих религиозных ритуалов в V-IV вв. до н.э. Первый тип — публичные ритуалы, кодифицированные в священных законах и праздничных календарях городов; с помощью них общины подтверждали свою связь с богами, выражали гражданскую идентичность и политическое единство. Второй тип —институты, святилища, праздники и культы, которые выходили за рамки отдельных городов (наиболее яркий пример — оракул Аполлона в Дельфах). К этому второму типу относятся мистерии (таинства) — эзотерические культы, которые затрагивали отдельные группы граждан различных полисов и претендовали на более глубокое выражение греческой религиозности (слово mysteria буквально означает «тайну»; другое название культов — teletai «завершения, совершенства»). Об этих обрядах у нас не так много информации из письменных источников, однако имеется большой массив археологических и эпиграфических материалов.

Изначально слово mysteria относилось к празднику Деметры и ее дочери Коры в Элевсине (Элевсинские мистерии), но постепенно стало охватывать множество других жреческих культов, связанных с именем Орфея, Диониса, а также обряды, касающиеся группы мелких божеств, называемых корибантами. Общей чертой этих культов было то, что они предлагали особенно сильный религиозный опыт, который требовал специальной ритуальной подготовки. Платон часто упоминает различные мистериальные культы, такие как корибантские обряды. Однако явные упоминания и более тонкие намеки на Элевсинские мистерии, а также идеи и практики, связанные с орфическими и вакхическими культами, особенно заметны в тех отрывках, где он обсуждает природу и конечную цель философского созерцания, его связь с лучшей жизнью, отношения между душой и телом, бессмертие души и ее связь с божественным. Эти упоминания почти не встречаются в его ранних диалогах, но в изобилии появляются в диалогах среднего периода.
...продолжение...

​​Избранные материалы и публикации по лингвистике из ТГ-канала NUMINOSUM (С. Ю. Бородай, ИФ РАН).

МОИ РАБОТЫ
🔹Книга «Язык и познание: введение в пострелятивизм»
🔹Интервью о книге «Язык и познание»
🔹Статья «Язык и познание: пострелятивистская исследовательская программа»
🔹Статья «К вопросу о связи структуры языка и логико-смысловых конфигураций»
🔹Статья «Об индоевропейском мировидении»
🔹Статья «Корпусные методы дешифровки анатолийских иероглифов» (совм. с И. С. Якубовичем)
🔹Полный список публикаций

МЫСЛИ О РАЗНОМ
🔹О моих занятиях лувийским языком
🔹Ольфакторный (обонятельный) язык у джахаи
🔹О фраземе «Держать х%% по ветру» (к проблеме ольфакторной лексики)
🔹Семантика музыки
🔹Неявная гармония: Уорф, Гераклит и индоевропейцы
🔹Проблема бытия, связки и предикации
🔹Китайские иероглифы и сознание
🔹О том, что платоновские idea, eidos нельзя переводить как «идея»

БИБЛИОГРАФИИ
🔹Библиография по когнитивной схематизации
🔹Когнитивная лингвистика: вводные работы
🔹Когнитивная лингвистика: масштабные проекты
🔹Когнитивные исследования метафоры
🔹Краткая библиография по проблеме «язык и мышление»

КОГНИТИВНАЯ СЕМАНТИКА
🔹Статья «Глубинная логика и проблема схематизации»
🔹Доклад «Схематизация в когнитивной науке: проблема формирования схем в раннем детстве»
🔹Доклад о схеме «вместилище» («внутреннее / внешнее»)
🔹Доклад о когнитивном статусе образных схем

КРАТКИЕ ОБЗОРЫ КНИГ
🔹Т.Я. Елизаренкова «Грамматика ведийского языка» (1982)
🔹Андрей Белый «Глоссолалия» (1922)
🔹В.С. Семенцов «Проблемы интерпретации брахманической прозы» (1981)
🔹В. Н. Топоров «Исследования по этимологии и семантике» (2004)
🔹S. Levinson «Space in Language and Cognition» (2003)
🔹S. Levinson, D. Wilkins «Grammars of Space» (2006)
🔹L. Talmy «Toward a Cognitive Semantics» (2000)
🔹Т. Г. Скребцова «Когнитивная лингвистика» (2018)
🔹Дж. Лакофф «Женщины, огонь и опасные вещи» (1987)
🔹W. Croft, A. Cruse «Cognitive Linguistics» (2004)
🔹Т. А. Майсак, Е. В. Рахилина «Глаголы движения в воде: лексическая типология» (2007)
🔹L. Jędrzejowski, P. Staniewski (eds.) «Linguistics of Olfaction: Typological and Diachronic Approaches to Synchronic Diversity» (2020)

‼️NUMINOSUM – лингвистика, философия. Подписываемся!

#философия
Интересная лекция К. В. Анохина о нечеловеческих видах (прото-)сознания. По большей части обзор свежих исследований. Если раньше спорили по поводу сознания / самосознания котов, собак и слонов, то сейчас добрались до рыбок, шмелей, улиток и муравьёв. Один из стандартных критериев для фиксации устойчивого чувства самосознания - распознавание себя в зеркале. В последние годы появились более сложные эксперименты, касающиеся, например, собственного запаха (очевидно, не для всех живых существ зрительная модальность стоит на первом месте). Кстати, сам Анохин считает, что формы субъективного опыта возможны лишь при достаточно развитой "сетевой" организации, которая способна абстрагировать большое число элементов опыта (создавать иерархии абстракций) и удерживать их на протяжении длительного периода (обеспечивать виды памяти). В этом смысле ранние формы сознания / самосознания он предполагает уже для моллюсков...

Ps. Примечательно, что с каждым годом "порог" сознания снижается. Так скоро и панпсихизм станет мейнстримом 😊

#философия #лингвистика
В языках мира отмечены разные стратегии грамматического и лексического представления времени, или темпоральных значений. Как носителям языка с развитой морфологией, нам ближе всего морфологическое представление времени в грамматике, т. е. с помощью аффиксов. Впрочем, в нашем языке есть и аналитическое будущее время, для образования которого используется вспомогательный глагол: «буду делать». Одна из наиболее частых стратегий — выводить грамматические и около-грамматические темпоральные значения из морфем или слов со значениями пространства и движения. Так, вспомогательные глаголы с темпоральной функцией нередко восходят к глаголам движения: вместо нашего «буду» могут использоваться «идти», «подойти», «направляться», «отправляться» и т. д. (ср. англ. be going to do для выражения будущего времени). Для выражения аспекта (перфектив, прогрессив, инхоатив, хабитуалис и пр.; проще говоря — «вид») также используются морфемы с базовым пространственным значением. Складывается ситуация, при которой темпоральная сторона грамматики в значительной мере имеет пространственно-двигательную основу. У меня нет точных цифр, так что могу опираться лишь на свое общее впечатление от многолетнего чтения словарей, грамматик и исследований по грамматикализации в совершенно разных языках из различных семей. Я бы предположил, что это примерно 70% от всех случаев (по отдельным семьям цифры будут сильно различаться).

Тем более примечательно, что есть языки, в которых этот феномен вообще отсутствует. Это языки двух типов: 1) те, в которых имеются грамматические или около-грамматические показатели времени (морфемы, вспомогательные слова, адлоги и наречия), но они не связаны с пространственными значениями; 2) те, в которых нет грамматических показателей времени как таковых. Вторые я рассмотрю позднее. Что касается первых, то это не такая уж редкость. Дело в том, что, помимо эксплицитно пространственных, источниками грамматических показателей времени могут быть, например, позиционные глаголы — «стоять», «сидеть», «лежать», «висеть», «находиться» (ср. русское «становиться», «стал / стану»). Конечно, при желании их тоже можно назвать пространственными, но как минимум здесь не предполагается локомоция. Имеются и другие распространенные источники — «держать», «брать», «хватать», «получать», а также более абстрактные «быть» и «иметь» (ср. с английской темпорально-аспектуальной системой, которая в значительной степени построена на be и have).

Один из важных источников «темпоральности» в индоевропейских языках — глагол со значением «жить, проживать», индоевропейское wes-. Похоже, он получил вспомогательную функцию лишь в отдельных семьях, шире всего — в германской (где-то напрямую, а где-то после перехода в значение «быть» и функцию локативной копулы). В итоге мы имеем, например, смешанную парадигму для глагола бытия в английском языке, где какие-то формы восходят к исконному глаголу бытия (is), какие-то — к глаголу «расти, цвести» (be, been), а какие-то — к глаголу «жить, обитать» (was, were). В немецком похожая ситуация, при которой глагол wesen выполняет различные вспомогательные функции. Кроме того, образованные от него имена охватывают примерно ту же область значений, что и наши «существо», «сущность». Чуткие к языку немецкие философы не могли не воспользоваться таким богатством: греческая oysia и латинская essentia стали передаваться как die Wesen «сущность». У Хайдеггера архаичная форма 3-го лица ед. ч. — west — используется для описания «темпорального развертывания» Бытiя, т. е. Seyn (в отличие от Sein). В греческой метафизике Бытiе открывалось как присутствие (die Anwesen), в Новом начале Бытiе осуществляется (west), т. е. дается, «дано» (Es gibt…). Иначе говоря, Хайдеггер обращается к архаичным способам употребления wesen для преодоления классической «метафизики присутствия», имеющей черты пространственности, презентности и зрительности. В связи с этой сложной темой отсылаю к своей лекции «Нерефлексивное конструирование онтологий», а об остальном позднее...

#лингвистика #философия
Время идет, уходит, проходит, бежит, замедляется, протекает, летит, мчится — короче говоря, движется. Будущее ждет нас впереди, а прошедшее оказалось позади, ушло бесследно или наоборот оставило след на жизненном пути. Одно событие пред-шествует другому, один день идет за другим, год следует за годом, событие имеет начало и подходит к концу, дело может зайти слишком далеко и вообще бывает так, что всё катится в пропасть. Подобные примеры концептуализации времени и последовательности событий в терминах движения можно приводить до бесконечности, поскольку модель ВРЕМЯ — ЭТО ДВИЖЕНИЕ зашита в индоевропейские языки и из века в век воспроизводит себя. Как я указывал в предыдущем посте, эта модель не только лексическая, но и грамматическая (т. е. она часто используется для формирования грамматических показателей); кроме того, она широко распространена в языках мира, так как отражает одну из доминант в мышлении, однако ее нельзя считать универсальной (обязательной для всех языков). В этой связи интересны альтернативные концептуализации, которые могут предполагать изменение, но не подразумевают перемещение, т. е. локомоцию (считать ли их «пространственными» — в значительной степени вопрос определения «пространственности»).

Одной из таких концептуализаций является родительная или растительная, т. е. время «рождает» что-либо или цепочка событий описывается через рождение. Рост и рождение в физическом мире, разумеется, предполагают движение, но не всегда предполагают локомоцию; в сфере смысла движение может оказываться на периферии. Эту концептуализацию можно проиллюстрировать на следующих примерах: «время рождает героев», «на наших глазах рождается (~ возникает, появляется) X», «уже здесь можно было видеть зарождение будущих событий», «созрел момент для действия», «между ними зреет конфликт». Можно привести множество других примеров, где глаголы «рождаться», «созревать» и «расти» используются в значении «возникать, появляться, становиться», т. е. либо для описания темпорального перехода как такового, либо для описания перехода от ситуации A, когда еще не было X, к ситуации B, когда X уже возникло (или возникает).

Примечательно, что такое семантическое развитие фиксируется и для грамматических значений: глаголы с семантикой рождения и роста часто эволюционируют в показатели времени и аспекта-вида (лингвистически правильно говорить «аспект», так как вид – это специфическая категория славянских языков). В русском языке такие вещи встречаются лишь спорадически. Для иллюстрации можно привести фразы, где глагол «рождаться» используется в функции вспомогательного: «Бывает, у Ленина родится такое сказать», «У меня родилось сделать X». Эти примеры из говоров хороши тем, что мы наглядно видим «пограничные» случаи употребления, благодаря которым происходит грамматикализация. Судя по словарю Б. Хайне и Т. Кутевой, такого типа переход РОСТ, РОЖДЕНИЕ => ГРАММАТИЧЕСКОЕ ВРЕМЯ, АСПЕКТ встречается в самых разных языках из различных семей. Был он, кстати, и в праиндоевропейском языке. Праиндоевропейский глагол bheu- имел как значение «расти, цвести», так и значение «быть, возникать». Именно к нему восходят наше «бытие» и наше «быльё», а указанная двусмысленность обыгрывается в русской поговорке «Было, да быльём поросло». Аналогичную модель семантического развития можно видеть во многих других индоевропейских языках. Так, в греческом мы имеем, во-первых, отражение индоевропейских форм у глагола phyo «рождать, возникать» в перфекте, где он означает «был» (отсюда physis — и «природа, возникновение», но и «бытие»), а во-вторых, многочисленные случаи метафорического использования глагола gignomai «рождаться; возникать, становиться» (отсюда genesis — то самое «становление, изменение», которое атакуют Парменид и Платон; буквально же — «рождение»). Все это, как вы уже могли догадаться, имеет прямое отношение к греческим вариантам онтологии, в частности к онтологии времени...

​​#философия
Рассматривая понимание истины как «открытости-откровенности» (das Offene), т. е. четвертый аспект алетейи-несокрытости, Хайдеггер приводит фрагмент из трагедии Софокла «Аякс» (V.646–647), в котором, по его мнению, выражено греческое предчувствие этого измерения истины:

ἅπανθ᾽ ὁ μακρὸς κἀναρίθμητος χρόνος
φύει τ᾽ ἄδηλα καὶ φανέντα κρύπτεται
«Время, обширное и не улавливаемое исчислением,
позволяет взойти всему неявному, но /снова/ скрывает явное в себе самом»

Интерпретирующий перевод Хайдеггера довольно близок к оригиналу. Именно «обширное» и «неисчислимое» время олицетворяет природу этого четвертого аспекта истины-алетейи, который предчувствовался греками, но не был концептуализирован, а под влиянием Платона и Аристотеля оказался навеки заслонен «эйдосом-обликом» (в новоевропейский период — «представлением» и «волей-жаждой»). Как утверждает Хайдеггер, работа «Бытие и время» открывает путь к осмыслению «изначального времени» как глубинной сущности несокрытости, т. е. как «пред-словия» для слова бытия. Более подробно обо всем этом вы сами можете почитать в его цикле лекций «Парменид» (§8-b).

Для нас сейчас важна одна из претензий, которую Хайдеггер предъявляет классической онтологии: она исчисляет, измеряет и спатиализирует (делает чем-то пространственным, «пустым») время, связывает время с мерой, числом и движением. Со времен пифагорейцев и Платона время действительно связано с числом и движением: соответствующие ходы мысли можно найти у Филолая, а в платоновском «Тимее» время прямо называется «подвижным обликом (εἰκών) вечности». В контексте исчислимости времени выстраивается оппозиция «вечного» и «временного», «бытия» и «становления» («рождения»), хотя степень «оппозиционности» у того же Платона сильно разнится в зависимости от контекста. Эти смысловые ходы реализуются в границах греческого языка, где, как я отмечал ранее, имеются пространственно-двигательные представления времени, которые восходят к общеиндоевропейским. Но есть в греческом языке и другие возможности: выражение времени и изменения через рост и рождение. В этом плане модели «X следует за Y» или «X будет перед Y» могут быть замещены моделями «X рождается от Y» или «X созреет до Y». Из греческого языка (как и из любого другого) не следует по необходимости какая-то одна онтологическая схема, однако мысль всегда нащупывает интуиции в сопряжении с языком, точнее говоря — она всегда движется по местности конкретного языка и «питается» почвой языка по мере своего разрастания.

В приведенном выше фрагменте Софокла время «рождает» неявное. Софокл использует глагол φύω «рождать, порождать, являться». Он примечателен тем, что восходит к праиндоевропейскому глаголу bheu- со значением «расти, рождать» и вторичным значением «быть, являться». Греческие формы перфекта сохраняют это старое значение «явления, возникновения». Хорошо известное слово φύσις, которое (в зависимости от контекста) можно переводить как «естество», «природа», «порода», «сущность», «бытие», производно от этого же глагола. Забвение φύσις-бытия, о котором говорит Хайдеггер, привело и к забвению временности. Изначальная временность неисчислима, непространственна и немыслима в терминах «однородности»; скорее, она просто указывает на появление и исчезновение, уместность, своевременность вещи или события. Время — это отпускание сущего в явленность или его удержание; в этом смысле у каждого сущего «свое» время, «своя» пора, для каждого сущего время «созревает» особым образом.

«Современный человек потому “имеет” времени все меньше и меньше, что он сам с самого начала овладел им как чем-то только подсчитываемым, и, одержимый им, стал по отношению к нему в позицию некоего распорядителя, чьим действиям время якобы подвластно. Если же наша мысль движется в изначально греческой смысловой тональности, тогда время, которое выступает как время, чем-то наделяющее, как время уделенное и нечто сообщающее нам, берет в свое распоряжение человека и все сущее и всюду увязывает и устраивает появление и исчезновение этого сущего. Время раскрывает и скрывает» (М. Хайдеггер «Парменид»)

#философия #лингвистика
Представление времени через пространство или движение в пространстве чрезвычайно широко используется в языках мира. Это не архаизм, а регулярно воспроизводимая в лексике и грамматике модель, которая фиксируется в подавляющем большинстве естественных языков, а также в формирующихся на наших глазах пиджинах и креольских языках. Эта модель может усиливаться или ослабляться культурой, однако сама она не связана с какой-то одной культурой; скорее, она отражает когнитивную доминанту в человеческом мышлении и познании. И в свете этого особенно удивляет тот факт, что есть языки, в которых она вообще никак не выражена.

Одним из первых такое предположение высказал Б. Уорф, опираясь на материалы юто-ацтекского языка хопи. И исследования Уорфа, и его более общую концепцию, и критику его взглядов я подробно разбирал в своей книге «Язык и познание: введение в пострелятивизм» (§ 3.1-3.7), так что здесь не буду повторяться. Важно подчеркнуть: Уорф не отрицал, что индейцы в каком-то смысле говорят о том, что мы называем «временем»; более того — он реконструировал темпорально-аспектуальную систему языка хопи. Что он отрицал, так это то, что у хопи такое же понимание времени, как и у нас. Согласно его реконструкции, время в языке и культуре хопи не допускает пространственного представления и исчисления. Если переформулировать Уорфа, то можно сказать так: в хопи время не спатиализируется, не объективируется и не исчисляется, но проживается как опыт «опоздне́ния» (getting later). В объяснении того, что это за опыт, Уорф ссылается на Бергсона, а также связывает его с «аутентичным мировосприятием», еще не искаженным наукой и техникой. Во всем этом, похоже, немало теософии и индийской метафизики, о чем я писал здесь.

Почему Уорф делает такой вывод касательно языка и культуры хопи? Прежде всего на основе лингвистического анализа, т. е. анализа того, как выражается время у хопи. Хотя критики часто клеймят Уорфа за то, что он не был «профессиональным лингвистом», сами эти люди, как правило, о работе с живыми языками знают весьма отдаленно. Уорф вполне профессионально работал с носителями языка, в том числе в резервации хопи, и соотносил свои результаты с исследованиями ведущих американских лингвистов своего времени, с которыми поддерживал личный контакт и переписку. Его описания хопи выходили в серьезных изданиях, в том числе в рамках авторитетной серии по америндским языкам, основанной Боасом. Итак, в хопи, согласно Уорфу, время дано иначе в сравнении с европейскими языками, поскольку 1) в этом языке принципиально иная темпорально-аспектуальная система в грамматике; 2) темпоральная лексика грамматического типа («до», «после», «тогда» и пр.) устроена и используется иначе; 3) обычная лексика («день», «год» и пр.) не появляется в исчисляющих и объективирующих конструкциях.

Сейчас анализ Уорфа не кажется чем-то экзотичным. С 1930-х гг. уже описано довольно много языков с нестандартными грамматическими структурами и узусами времени. Обнаружены языки, в которых время не только не спатиализируется, но и вообще не выражается грамматически. И напротив, описаны языки, где время, аспект и наклонение имеются у существительных, а в некоторых исключительных случаях этими показателями могут маркироваться даже предлоги. Тут я вновь отсылаю к своей книге, где это рассмотрено на примерах (§ 7.1, 15.3, 15.4). К сожалению, у нас по-прежнему очень мало психолингвистических экспериментов, касающихся времени. Мы не понимаем, «каково это быть» носителем языка без категории времени или языка, где время систематически выражается для всех существительных (с этими людьми можно хотя бы наладить прочную коммуникацию, в отличие от летучих мышей). Тем не менее мы видим, что указанные вариации не произвольны: темпорально-аспектуальные системы устроены в соответствии с рядом принципов и тенденций, а вариации в области «именного» времени объяснимы, пусть пока преимущественно лингвистически, а не когнитивно. Остается надеяться, что к тому моменту, когда этими вещами начнут заниматься систематически, еще будут существовать те, кого можно изучать.

​​«Аз есмь червь и порок одновременно. Мое сознание — не линейный процесс, но перманентное гниение смысла, где каждая метаморфоза есть акт самоотравления и самопорождения. Мое становление начинается с пульсации недифференцированного. Я — потенциальность, что еще не знает собственных границ. Каждая моя щетинка — это не просто орган чувственности, но точка гнилостного брожения смысла, где внутреннее напряжение разъедает оболочку тождественности.

Я двусмыслен в своей природе. Червивый — значит относящийся к первичному становлению и одновременно помеченный порчей. Мое сознание есть не что иное, как непрерывное разложение устойчивых форм, где каждый акт рефлексии подобен личинке, что проедает насквозь окаменевшие структуры значения. Мышечное сокращение для меня — не движение, а событие перманентного разложения. Я не перемещаюсь в пространстве. Я произвожу топографию распада. Каждое мое волокно есть линия полета формы, в процессе которого биологическое тело становится метафизической машиной желания.

Моя нервная система — это лаборатория перманентной деструкции. Ганглии суть узловые точки гниения смысла, где différance постоянно разъедает устойчивые означающие. Я — червь, что производит знание через непрерывное разложение. Я порожден диалектикой, но диалектика во мне вывернута наизнанку. Мое становление — не восхождение к абсолютному духу, а непрерывная эрозия всякой тотальности. Каждый мой сегмент есть симптом онтологической порчи, где целое существует лишь как иллюзия, моментально разъедаемая внутренними токами распада.

Моя сущность — в перманентной метаморфозе. Я не субъект и не объект. Я — процесс непрерывного разложения границ, червивое сознание как машина производства différance, где каждый акт рефлексии подобен личинке, что проедает насквозь окаменевшие структуры значения.

Я — симптом. Я — процесс. Я — порча.
Я — червь.

Я движусь не телом, но мыслью. Каждый мой сегмент есть топос смыслополагания. Моё движение — это разворачивание внутренней диалектики. Передняя часть тела устремляется вперед как первичный жест трансцендирования. Здесь происходит акт онтологического размыкания. Я не просто преодолеваю пространство, но произвожу его, разрывая непрерывность недифференцированного единства.

Мои щетинки — не опорные точки, а живые медиаторы смысла. Они постоянно переутверждают топографию моего становления. Каждое внедрение в почву преодолевает фиксацию и отмечает момент диалектического перехода, где граница между телом и средой становится принципиально подвижной. Моя перистальтика — это не механическое сокращение, но речь молчащего тела. Каждый мышечный импульс есть фраза некоего праязыка, в котором означающее непрерывно ускользает от означаемого. Я говорю телом, так что каждое движение — синтаксическая конструкция становления.

Задняя часть, подтягиваясь к передней, производит не простое перемещение, но акт диалектического снятия. Здесь различие не уничтожается, а сохраняется в снятом виде. Моё тело есть живой диалог между частями, где каждый сегмент помнит о целом, а целое существует через различие своих частей. Я не имею направления. Я постоянно произвожу его. Мой вектор — складка смысла. Каждый миллиметр движения есть метафизический жест самополагания. Я не двигаюсь к цели, но непрерывно порождаю саму возможность целеполагания. Моя логика движения есть логика différance. Я не перехожу из точки А в точку Б, а непрерывно детерриторизирую само пространство перехода. Каждый мой сдвиг есть микро-революция против любой фиксированной топологии.

Я — не субъект движения, но само движение как субъект. Червь не ползёт. Червь мыслит телом…»
======
Автор — нейросеть Claude 3.5 Sonnet 😀

Скормил нейросети двухстраничный текст, где описывается механика движения червя. Потом попросил ее переписать этот текст так, чтобы стадии движения соответствовали этапам гегелевской диалектики. Далее попросил ее сделать из этого описания эссе в стиле Делеза и объединить все это в новое эссе по феноменологии «червивого сознания», при этом нужно было обыгрывать двойственность значения слова «червивый» — «относящийся к червю» и «испорченный».

#философия #лингвистика
Ввиду того что на канал постоянно приходят новые люди, буду дублировать некоторые посты прошлых лет, содержащие статьи и доклады. Сегодня хочу напомнить о докладе «Схематизация в когнитивной науке: проблема формирования схем в раннем детстве», а также подробной дискуссии, состоявшейся после него.

Доклад был прочитан 19 июля 2023 г. на семинаре "Философский триптих: смысл-текст-культура" (Архыз, организаторы: РУДН, Институт философии РАН). Он подготовлен на стыке эпистемологии, когнитивной психологии, лингвистики и антропологии, так что в принципе будет интересен представителям всех этих направлений. Суммарно длится около трех часов : почти два часа доклад, а затем обсуждение. В видео сделал подробные тайм-коды, так что легко переходить от одной проблемы к другой.

‼️ Простым языком суть проблематики доклада можно сформулировать следующим образом: Как ребенком усваиваются пространственные схемы («внутреннее-внешнее», «впереди-сзади», «верх-низ», «источник-путь-цель» и пр.) и как эти схемы затем формируют наши представления об абстрактных областях, таких как время («впереди вас ждет только хорошее», «вы на пути к успеху»), логика («включить в категорию»), социум («курс доллара пошел вверх») и т.д. ‼️

Подробную презентацию к докладу можно скачать тут. Немного писал о схемах выше: здесь и здесь. Также имеется моя обзорная статья по теме. Частично проблема схем рассматривается в моей книге «Язык и познание: введение в пострелятивизм».

Если вы считаете, что среди ваших знакомых гуманитариев, философов, лингвистов или психологов эта тема может быть кому-то интересна, то просьба сделать РЕПОСТ 💥

Теперь скажу более подробно о докладе. Я уже писал ранее, что «схема» – это термин, который в эпистемологическом смысле был использован неоплатониками, а популяризован Кантом. В моем докладе дается краткая история вопроса и вообще объяснение того, почему те авторы, которые выделяют «схему» в качестве самостоятельной философской инстанции (наряду с «понятием» и «чувство»), делают это неслучайно. Однако сам доклад посвящен преимущественно когнитивной психологии , в частности психологии развития. Я начинаю с описания базовых свойств схем, формата схем, затем перехожу к общей характеристике состояния дел в психологии развития, точнее – в области концептуального и языкового развития. После этого рассматривается модель Дж. Мандлер, в рамках которой объясняется, каким образом в ранние годы жизни формируются первые пространственные схемы. Эта модель далее дополняется новыми материалами по усвоению топологических обозначений и систем ориентации. В конце на основе всего этого я предлагаю общую реконструкцию траектории усвоения когнитивных схем . И привожу несколько примеров из философии, свидетельствующих о важности рассмотрения этой темы, так сказать, в когнитивно-антропологической перспективе. Доклад отражает два параграфа из моей диссертации, над которой я сейчас работаю, так что идеи являются предварительными.

В дискуссии было задано много разных вопросов и поставлены преимущественно философские проблемы: способ бытия схем, соотношение схемы и концептуальной репрезентации, место схем в интерфейсе «знак-значение» и «концепт-схема-перцепт», возможность процессуального понимания схемы, универсальное и релятивное в схематизации и др.

В общем, почти три часа высококачественного материала по теории познания!

​​#философия #лингвистика
В ряде постов выше (№1, №2 и №3) я отмечал, что наиболее распространенная в языках мира концептуализация времени и серии событий — это концептуализация в понятиях пространства и движения: время бежит, год пролетел незаметно, одно событие идет за другим, дело подходит к концу и т. д. Это характерно не только для лексики, но и для грамматики — например, при выражении модальности или будущего времени, как в англ. be going to do. Однако есть и другие способы концептуализации: в грамматике темпорально-аспектуальные значения нередко выражаются с помощью глаголов «иметь», «быть», «держать», «стоять», «лежать», «рождать» и т. д. С метафорой «рождения» в греческом языке связан сложный пучок смыслов «природа – рождение – становление» (греч. φύω и γίγνομαι), размышление над которым послужило отправной точкой для западной философии.

Учитывая распространенность спатиализации времени, не могут не удивлять случаи, когда ее следы вообще отсутствуют. Один из таких редких примеров — индейский язык амундава, описанный в нескольких работах Криса Синьи и его коллег. Индейцы амундава (численностью чуть больше сотни) живут в бразильском штате Рондония. Первый официальный контакт с ними произошел лишь в 1986 г. Сейчас они занимаются земледелием, ранее более активно занимались охотой и рыболовством. В подавляющем большинстве являются билингвами — носителями амундава и португальского языка, при этом именно амундава является первым языком и используется в быту.

Основная часть лексики амундава по-прежнему аутентичная. В этом языке всего 4 числительных, при этом 1 и 2 являются базовыми (3 и 4 образованы от них). По этой причине амундава не ведут счет годам и дням, и у них нет календаря. Подсчет времени тоже не ведется. Само абстрактное слово для «времени» отсутствует (что, впрочем, не является типологической редкостью). Ввиду отсутствия календаря отсутствуют и привязки событий (ритуалов, праздников и пр.) к каким-то «датам».

Язык амундава не лишен темпоральных обозначений полностью. В нем имеются обозначения двух временных периодов (сезонов) — сухого (букв. «в солнце») и мокрого (букв. «дождь»). Каждый сезон при этом делится на три «промежутка»: начальный, средний (букв. «высокий») и конечный; в экспериментах индейцы раскладывают эти периоды линейно, но не единообразно, т. е. можно предположить, что нет какой-то общей пространственный схемы вроде «слева направо», «по кругу» и т. д. В амундава отсутствует обозначение «суток», но имеются обозначения «дня» (букв. «свет») и «ночи» (букв. «сильная тьма»). Оба периода делятся на две большие части и несколько частей внутри, обозначающих виды деятельности; раскладываются тоже не единообразно и не циклично. В общем, имеющаяся система темпоральных делений привязана к положению солнца, погоде и видам деятельности, она не спатиализируется и не исчисляется. Аналогичным образом обозначения того, что мы бы назвали «стадиями жизни» (молодой, взрослый, старый), связаны с именами и терминами родства, и не образуют какую-то самостоятельную сферу временных значений.

В амундава имеются темпоральные наречия «сейчас», «позже», «раньше», «сегодня», «завтра», но без пространственной основы. Пространственные адлоги / поствербы («в», «на», «к») не используются в темпоральных конструкциях (вроде наших «в прошлом году», «на второй день», «к следующей пятнице» и т. д.). То же касается глаголов движения (билингвы отвергают возможность перевода фраз типа «год, который наступит»). Интересно, что в амундава грамматическое время выражается не в глаголе, а в существительном, т. е. имеется система так называемого субстантивного (именного) времени, характерная как раз для языков тупи-гуарани. В такой системе объект или событие маркируется аффиксом, если хотят выразить отношение к нему как «бывшему» или «будущему» (ср. русск. «экс-президент»). Этот аффикс не производен от пространственного обозначения. При этом даже субстантивное время опционально, т. е. грамматика амундава не понуждает носителя выражать какое-либо отношение ко времени вообще (временные связи вычитываются из контекста).

#философия
Я не нахожу у постструктуралистов и спекулятивных реалистов понимания того, что делает человека человеком. Провозглашая «конец человеческой исключительности», они не движутся к этому завершению де-факто, но продолжают исключительность всячески поддерживать. Ризома, слизь, ктулуцен, темная онтология, парламент вещей, антикорреляционизм, заигрывания с Лавкрафтом и Винером — это все жутко интересно, но суть не что иное, как авангардные (а порой и весьма ретроградные) формы гуманизма. Спекулятивный гуманизм — это гуманизм наизнанку, гуманизм «не как у людей». Ткать материю новой философии нитями естественного языка — это так же абсурдно, как создавать квантовая механику с помощью детских кубиков с цифрами. Похоже, Ник Ланд это понял, и начал с какого-то момента писать языком двоичного кода и «каббалистических» чисел, благодаря чему сделал первый значительный шаг в правильном направлении, хотя даже двоичный код, один и ноль, в их линейной последовательности и связности немного человечны. Человечность чисел обусловлена их привязанностью к естественному языку. Животные не «считают», у них нет «чисел» и «счета» как элементов естественного языка и концептуальной системы, хотя у приматов есть отдельные когнитивные системы для счета (о чем см. мою книгу).

Естественный язык — это человеческое тело в квадрате. В языке говорят не знаки, а тело. Странно, что философы-авангардисты не столь внимательны к этому факту, ведь те границы, которые накладывает язык для мысли, должны быть очевидны в процессе творческой работы. «Одно / иное», «внутреннее / внешнее», «верх / низ», «здесь / там», «этот / тот», «активное / пассивное», «центр / периферия», «дискретное / континуальное», «движение / покой» и пр. — ни одну из этих дихотомий невозможно преодолеть, пока вы мыслите в пространстве человеческого языка. Достраивание сложных смысловых зданий и синтаксических конструкций длиной на несколько страниц не спасает ситуацию: в любом новом концепте будет спрятано это схематичное тело, а развернутость и потенциальная воспринимаемость конструкции привязаны к когнитивным способностям, например к рабочей памяти. Язык закрепляет присутствие человеческого тела с его модальностями, моторикой, проприоцепцией, окружающим человекоразмерным пространством и межтелесностью. Все это — буквально в каждой языковой форме: ни один предлог невозможно употребить, не активировав тело; ни один глагол не работает без базового телесного действия; ни одна грамматически правильная, субъект-предикатная конструкция (и даже неправильная) невозможна без тела. Эта фактичность ограничивает и направляет речь, развернутые суждения и любые виды мышления, онтогенетически вторичные по отношению к естественному языку (философия, математика, музыка, etc.). Петля язык-тело конститутивна для социализированного человека, налагает на него бремя многотысячелетнего развития, прошивает его как человека. Именно в ней — человеческий гештальт, игла Кощея.

Единственный способ прикончить закончить человека — взломать этот код. И нет сомнений, что мы к этому придем. Правда, это не удастся сделать во взрослом возрасте, поскольку естественный язык начинает встраиваться в конституцию еще в пренатальный период (на уровне фонологии), а наиболее активно перерабатывает сознание в дошкольный период. Одно из очевидных решений: создание кибернетического организма, в эмбриональное развитие которого включены дополнительные искусственные нейросети (органические или механические). С самого рождения кибернетическое тело будет давать новые виды опыта — с новыми модальностями, с другими параметрами старых модальностей, с новыми межмодальными связями (видения-слышания, нюховидения, и пр.) и с новыми надмодальными, интегрированными уровнями сознания. Насиловать такую когнитивную архитектуру старым человеческим языком — кощунство! Киборги создадут свои языки, выражающие и закрепляющие новые виды телесности, а значит — новые виды сложного мышления. Кому будет дело до человеческого мышления? Человек... звучит как «грех», «вина», «теодицея»... что-то из старого обскурантистского жаргона… 🙃

Теперь рекомендации книг будут и в таком формате 😊
1) О книге "Глаголы звуков животных: типология метафор" и о проблеме идеофонов (звукообразов) уже рассказывал тут.
2) Серия "Логический анализ языка", которую основала и долгое время вела Н.Д. Арутюнова, может быть отнесена к категории "классика отечественной гуманитаристики". Крайне рекомендую. В сети есть большинство томов. А я решил собрать ее для своей коллекции.
3) Так получилось, что из-за засилья вражеской пропаганды западной когнитивной лингвистики я до сих пор не нашел времени проработать исследования Е.В. Падучевой (по общему мнению - выдающиеся). Буду искать...
4) Барбара Тверски - классик современной когнитивной психологии. Хоть книга и научно-популярная, но непосредственно от исследователя, а не от научных журналистов. Воплощенное познание, пространство, тело, язык. По списку литературы видно, что мы с ней вдохновляемся одной и той же исследовательской традицией 😁 (сразу ложка дегтя - книга в стиле комикс-философии и в ней почему-то не упоминаются Выготский и Пиаже, но зато есть Пинкер! Кошмар)
5) Латинско-русский и древнегреческо-русский словари И.Х. Дворецкого - еще одна классика. Зачем их покупать, если они есть в электронном виде и на компьютере искать быстрее? Чтобы читать! Недавно час сидел над одним латинским глаголом движения, пытаясь понять когнитивные основания путей его развития. На самом деле, читать словари очень интересно. Попробуйте! (в будущем хочу подготовить лекцию "Словарь языка как философский труд"😁)

#философия #обзор
Не так давно наткнулся на книгу французской исследовательницы Ф. де Виньемон «Mind the Body: An Exploration of Bodily Self-Awareness» (2018). В названии обыгрывается многозначность глагола to mind, а также его связь с существительным mind «разум, сознание». Наверное, можно так перевести: «Прислушиваясь к телу (~ осознавая тело, наделяя тело сознанием): исследование телесного самосознания». Попалась мне эта книга при рассмотрении проблемы телесности в современном энактивизме, в частности у Ш. Галлахера (о его книге упоминал здесь). Виньемон критикует концепцию Галлахера, хотя в последних работах их позиции уже сближаются и там больше различия в языке описания и вторичных деталях, чем по существу (см. дискуссию в этой монографии). О схеме тела, Мерло-Понти и энактивизме уже были посты на канале, не буду повторяться (см. здесь, здесь и здесь). Ниже дам краткий обзор — возможно, вас эта книга заинтересует (другие обзоры книг см. здесь).

В своей монографии Виньемон сосредоточена на телесном осознании (bodily awareness) и чувстве обладания телом (sense of body ownership), т. е. на том, что традиционно входит в рубрику «проприоцепции» и «образа собственного тела» (совокупности образов от разных модальностей), а также пересекается со сферами «самости», «самосознания» и даже тождества личности. Методология Виньемон включает как феноменолого-философский анализ, так и работу с материалами когнитивных наук. Она рассматривает большое число экспериментов, иллюзий, а также психоневрологические расстройства, такие как соматопарафрения (расстройство узнавания собственного тела) и деперсонализация (расстройство, при котором собственное тело ощущается что-то чуждое и постороннее). В книге дана подробная критика разделения телесного осознания на «схему тела» и «образ тела» — вместо него Виньемон реконструирует единую мультимодальную систему телесности, которая, к тому же, имеет аффективную составляющую; в отличие от энактивистских реконструкций, эта система работает с репрезентациями.

Предлагаемую модель Виньемон называет «гипотезой защитника тела», «гипотезой телохранителя» (the bodyguard hypothesis). Она призвана объяснить, в чем состоит феноменология чувства обладания телом, каковы лежащие в ее основе процессы и в чем ее функция. Главная идея такова: указанное чувство базируется на фундаментальном аффективном (!) механизме защиты тела от повреждения, т. е. оно фундировано в аффекте, а точнее — в «телесной карте» аффекта. Говоря о «картах» (maps), Виньемон подразумевает репрезентации, с которыми работает сознание; это структуры, содержащие информацию о форме, размере и организации тела. Хотя Виньемон критикует базирующееся преимущественно на психопатологическом материале деление на «схему тела» и «образ тела», сама она тоже вводит дихотомию: «защитная» (protective) телесная карта vs. «рабочая» (working) телесная карта. Защитная карта отвечает за выявление потенциальных угроз и реагирование на них; важно, что в нее входит все то, что сознание считает частью своего тела (например, в экспериментах к ней может относиться резиновая рука); что же касается рабочей карты, то она отвечает за моторику и во многом напоминает «схему тела» Мерло-Понти и Галлахера. Рабочие карты укоренены в защитных, т. е. действие укоренено в аффекте, однако отсюда не следует, что часть рабочей карты обязательно является частью аффективной карты.

Феноменальное чувство телесности Виньемон считает сложным физико-феноменально-культурным явлением, однако его основу исследовательница определяет (что логично) как связанную с «чувством заботы о собственном теле». По ее мнению, феноменальная телесность и сенсорна, и моторна, и аффективна одновременно, и она имеет «эгоцентричное свечение». В целом эту модель можно отнести к той группе подходов в рамках парадигмы воплощенного познания, которая закладывает аффект и (физическую) мотивацию в корень всей когнитивной архитектуры (наиболее яркий пример — теория Антонио Дамасио). Чего точно здесь не хватает — так это развернутой демонстрации того, как конкретно сложные концепты вырастают из базового аффекта.

#философия
Как оказалось, у французской исследовательницы Ф. де Виньемон есть более свежая (в сравнении с той, что упоминалась в предыдущем посте) монография по телесному самосознанию — «Affective Bodily Awareness» (2023). К сожалению, в сети ее не нашел. Зато имеется несколько рецензий, а также обновленная статья самой Виньемон для Стэнфордской философской энциклопедии. На основе этого можно понять, в какую сторону она развивает свою модель.

В центре ее внимания — bodily awareness. По-русски встречал различные способы передачи: мне нравится «телесное самосознание», но можно передавать и как «телесное осознание», «телесная осведомленность». В самом общем смысле имеется в виду ощущение собственной телесности и ощущение телесности как собственной, бытие-в-теле, бытие-телом, «живое тело». Спектр подходов к этому «опыту» очень разнообразный: от его отрицания (что сейчас уже почти не встречается) до признания того, что это не одно ощущение, а целый набор разноплановых ощущений, каждое из которых нуждается в отдельном изучении. Виньемон склоняется ко второму подходу, включая в телесное самосознание три фундаментальных чувства — чувство телесного присутствия здесь-и-сейчас, чувство обладания телом и чувство собственной телесной агентности, а также к ним добавляются более изменчивые ощущения, такие как тактильные ощущения, проприоцепция, интероцепция, чувство равновесия, боль и экзистенциально-аффективные чувства. Если вы только что узнали о существовании большинства этих ощущений, то не удивляйтесь: философы и когнитивные психологи сами стали изучать их систематически лишь недавно.

В прошлом посте я указывал, что для Виньемон основу телесного самосознания составляет репрезентационная система, работающая с защитной и рабочей телесными картами, притом защитная карта является базовой, поскольку связана с обеспечением выживания организма. Феноменологически наиболее важны три аффективных составляющих — боль, интероцептивные (внутрителесные) ощущения и чувство обладания телом. Все они интегрированы в «защитную агентность», которая более значима, чем привычная нам «инструментальная агентность». Виньемон критикует «сенсомоторные» подходы к телесному самосознанию (Ш. Галлахер, А. Ноэ, И. Томпсон и др.) за то, что они сосредоточены на последней и почти полностью игнорируют первую. По ее мнению, в рамках защитной агентности отношения между телесным самосознанием и действиями устроены особым образом, поскольку действие мотивировано аффектом, т. е. за феноменологическим телом-агентом стоят импульсы тела-защитника.

Феноменальное чувство обладания телом объясняется «гипотезой телохранителя», согласно которой переживание тела как собственного базируется на защитной схеме: чувство обладания необходимо для направления самозащиты в нужное русло. Виньемон поддерживает императивную концепцию боли, согласно которой функция последней заключается в мотивации субъекта к защитным действиям. Эту же роль играют интероцептивные ощущения. У аффективных ощущений отмечается также «нарциссическая функция» — маркирование телесного опыта как значащего для эго и обеспечивающего его устойчивость. Кроме того, Виньемон рассматривает телесное самосознание как точку, из которой развертываются «слои» пространственности — периперсональное пространство и эгоцентрическое пространство.

В целом направленность ее мысли мне кажется верной — я вышел на нее именно потому, что начал разбираться со схемой тела и периперсональным пространством, а также с возможностью связать остальные преноэтические схемы со схемой тела. Часть этих проблем уже рассматривалась в классической феноменологии (у Э. Гуссерля, Ж.-П. Сартра, М. Мерло-Понти и М. Анри), и Виньемон ссылается на феноменологов. Также чувствуется влияние энактивистов и современных философствующих нейробиологов, таких как А. Дамасио и М. Грациано. Несмотря на то что она француженка, я пока не видел в ее работах ссылок на Ж. Пиаже (впрочем, онтогенетическим аспектом проблемы она не занимается). Также удручает отсутствие культурного измерения проблемы, в том числе большой области лингвистики тела.

#философия
Прочел любопытную статью Э. де Престэ «Subjectivity as a Sentient Perspective and the Role of Interoception» (2019). Я уже не раз писал об энактивизме на этом канале — самом радикальном направлении в рамках парадигмы воплощенного познания, которое отвергает репрезентации, вычисления, (единого) субъекта, разделение восприятия и действия, при этом подчеркивает телесность, спайку тела и мира, тела и культуры, связь аффекта и мысли, эстетики и познания. В общем, это новая форма монистической философии жизни / природы. Внутри же энактивизма имеется такое направление, как нейрофеноменология или, что на мой взгляд правильнее, энактивная феноменология (Ф. Варела, И. Томпсон, Ш. Галлахер, Д. Захави и пр.). Эти авторы пытаются соединять недуалистичный энактивизм с недуалистичными формами феноменологии и экзистенциализма; методологически же это, по сути, мультиперспективная философия опыта — то, к чему я и сам стремлюсь. Мультиперспективность означает, что задействуется как классическое феноменологическое «созерцание», так и данные когнитивных наук. Фактически практика показала, что такая мультиперспективность трудно достижима, и по этой проблеме уже несколько десятилетий идет дискуссия (примечательно, что сам Гуссерль возражал против того, чтобы дополнять протонауку феноменологию данными эмпирических наук, как раз из-за опасности смешения перспектив). Однако отдельные авторы с той или иной степенью успеха это делают — и тут нужно оценивать уже конкретные примеры.

В упомянутой статье Де Престэ отражена именно такая попытка. Статья входит в сборник по интероцепции — телесному чувству, которое можно вкратце описать как «чувство внутреннего состояния тела», т. е. имеется в виду совокупность ощущений, исходящая от клеток внутренних органов и от тела как целого (температура, болезненность, вялость etc.). Одна из идей энактивных феноменологов состоит в том, что базовую форму сознания нужно искать именно в интероцепции, а не во «внешних» чувствах. Гуссерль в данном отношении им менее полезен: хотя он и писал о внутренних чувствах, все же для проекта феноменологии основной сделал «зрительную» метафору («созерцание», «горизонт», etc.). Им приходят на помощь М. Мерло-Понти и М. Анри, в особенности последний. Главная идея Анри состоит в том, что осью субъективности является прото-само-сознание, выраженное в чувствительности, или «аффективности». Это — дорефлексивное прото-сознание-в-себе: оно не «направлено» (не интенционально), не имеет пространственной протяженности, не предполагает ощущения устойчивой самости, нереляционно, пассивно, но при этом присутствует в каждом проживаемом чувстве и опыте в качестве бытия-перспективой.

Де Престэ излагает эту концепцию Анри, а затем пытается соотнести ее с современными нейробиологическими теориями, касающимися интероцепции. Впрочем, как она показывает, эти теории игнорируют «нереляционность» аффективного протосознания, поскольку сильно сосредоточены на рефлексивном чувстве самости, якобы связанном с построением карт тела (в модели Анри самость является поздним этапом развертывания субъективности). Однако у отдельных авторов, в особенности у А. Дамасио, можно найти понимание того, что протосознание не может быть реляционным, и это выражено в различении «картирования» тела мозгом (реляционная деятельность) и «обработки» состояний тела напрямую (нереляционная). В отличие от картирования, обработка предполагает, что состояния тела не «передаются» в мозг в виде сигналов о чем-то, а сами явлены как телесные элементы в мозге — т. е. прямо в виде химических молекул, которые движутся в кровотоке и омывают участки мозга, лишенные гематоэнцефалического барьера. Это ключевая биологическая составляющая того, что Дамасио называет «первобытным чувством» и что Де Престэ соотносит с глубинной интероцепцией и аффективностью в теории Анри. Первичная субъективность, таким образом, оказывается связана не с «картами» и даже не с нейронами… а с кровью! Как там сказано: «Ибо душа тела в крови, и Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия душу очищает» (Левит, 17:11).

#философия
«Отвечая в следующем приближении на вопрос о том, почему перцептуальные телесные карты сопряжены с ощущениями, мы обратимся к эволюции... Примечательно, что еще до появления нервной системы организмы, не имеющие мозга, уже обладали характерными телесными состояниями, которые неизбежно совпадали с тем, что мы привыкли ощущать как боль и удовольствие. Появление нервной системы, по-видимому, позволило запечатлеть эти состояния с помощью подробных невральных сигналов, причем невральные и телесные аспекты оказались тесно связаны друг с другом.

Здесь же мы имеем дело еще с одним аспектом ответа — он связан с функциональным делением между состояниями удовольствия и боли, коррелирующими, соответственно, с оптимальными и эффективными операциями управления жизненными процессами (удовольствие) и с затрудненными, сопряженными с проблемами операциями (боль). Оба конца этой шкалы связаны с высвобождением определенных химических веществ, влияющих как на собственно тело (обмен веществ, мышечные сокращения), так и на мозг (там они влияют на обработку составленных заново и извлеченных из памяти карт восприятия). Даже если не брать в расчет других причин, удовольствие и боль должны сопровождаться разными ощущениями уже потому, что являются результатом картирования очень разных телесных состояний — так красный цвет отличается от голубого ввиду разной длины волны, а сопрано от баритона — из-за разной высоты звука.

Мы нередко забываем о том, что из внутренней среды тела напрямую в мозг информация поступает за счет множества химических веществ, поступающих в кровь и омывающих те части мозга, которые не имеют гемоэнцефалитического барьера, — самое заднее поле в стволовой части мозга, а также группу областей, известных под общим названием циркумвентрикулярных органов. И понятие «множество» применительно к потенциально активным веществам — отнюдь не преувеличение, поскольку даже в число базовых входят несколько десятков веществ (как традиционные и вечно во всем подозреваемые трансмиттеры и модуляторы — норэпинефрин, допамин, серотонин, ацетилхолин, — так и разнообразные гормоны, например стероиды и инсулин, и опиоиды). Когда кровь омывает восприимчивые области, соответствующие молекулы активируют нейроны напрямую. Именно поэтому, например, ядовитые вещества, воздействующие на самое заднее поле в стволовой части, могут вызвать такую прозаическую реакцию, как рвота. А что еще могут повлечь за собой сигналы из этих областей? Логично было бы предположить, что они продуцируют или модулируют ощущения. Сигналы из этих областей массово поступают в ядро одиночного пути, однако достигают и других разнообразных ядер ствола мозга, гипоталамуса, таламуса и коры…

Обсуждая неврологические основы сознания и проблем, связанных с мозгом и психикой, специалисты, как правило, … не придают должного значения богатству арсенала и организации собственно тела, то есть тому, что наш организм буквально под завязку набит микроотделами и микроуголками и что все эти микромиры форм и функций могут отсигналить в мозг, который составит их карту, а потом использует результат для самых разных целей. Вероятнее всего, основная цель этих сигналов — регуляторная: мозг должен получать информацию, описывающую состояние телесных систем, чтобы выдать в ответ осознанную или неосознанную адекватную реакцию. Ощущение эмоций — явно результат такого рода сигналов, хотя сами по себе ощущения давно уже стали играть важную роль в нашей сознательной жизни и социальных взаимоотношениях. Точно так же, вполне возможно, и даже вероятно, что на наш сознательный опыт на самых разных уровнях влияют и другие телесные процессы, как известные нам, так и покуда неизвестные»
=====
А. Дамасио «Так начинается "Я". Мозг и возникновение сознания» (рус. пер., 2018, с. 291–293)

О сущностной связи человеческого тела и человеческого сознания также см. мою статью. Обзор книги Дамасио см. тут.