Разговор получился очень насыщенным и заинтересованным, кто еще не знаком программой "100 дней" - очень рекомендую

100 дней после Путина: программа действий

Центр защиты прав человека «Мемориал» опубликовал проект «100 дней после Путина». Это детально проработанная программа действий для переходного правительства, которое стремится исправить отношения с Украиной, направить Россию к демократии и осудить преступников, виновных в агрессивной войне, узурпации власти и политическом насилии.

Специалисты по международному, конституционному, избирательному праву и правам человека подготовили несколько юридических документов, помогающих остановить государственный террор, провести транзит власти, начать расследовать и судить совершенные при Путине преступления.

Обсудили программу с ее авторами. В разговоре участвуют юристы Николай Бобринский, Григорий Вайпан и Наталия Секретарева.

Вслед за обысками в книжных магазинах - аресты в издательствах. Интеллектуальное пространство должно стать ровным и цвета хаки. Кто не уехал - давно пора спрятаться.

Какой-то треш начался: на сотрудников Эксмо шьют уголовку за книги «Попкорна» https://www.group-telegram.com/zametkynapoliah/1550

Решили индустрию совсем в бетон закатать

Ну и день. Издательство Individuum. Держались до последнего. Последнее настало(

Силовики пришли с обысками к нашим сотрудникам. Они задержаны

Сообщить эту новость в жанре пресс-релиза у нас не получится — недостаточно информации. Что нам известно: силовики пришли по адресам сразу нескольких наших коллег — не только домашним, как сообщают СМИ. Работа была точечной.

Сейчас наши коллеги допрашиваются следователями в качестве свидетелей. Мы не знаем, кому и за что будут предъявлены обвинения, кто станет подозреваемыми и за что.

Все, что мы знаем: мы всегда работали в рамках закона — каким бы он ни был в тот или иной момент времени. Мы надеемся, что наши коллеги будут освобождены в кратчайшие сроки. Мы надеемся на справедливость. Мы не удивимся любому исходу.

Временно мы сворачиваем активность в социальных сетях. Знайте, что наши книги по-прежнему не запрещены. Мы надеемся продолжить работу. Мы не сдаемся — не сдавайтесь и вы.

Нестрашная люстрация, бой историческому пессимизму, меняются ли страны

Продолжается дискуссия о программе "100 дней после Путина", что меня очень радует (мой короткий рассказ о программе см. здесь, а длинную презентацию с авторами - тут). 23 мая, в пятницу вечером ожидаются дебаты Владислава Иноземцева с автором этих строк в "Живом гвозде", а 27 мая пройдет презентация в Берлине (очная, можно подключиться онлайн), организованная Deutsche Sacharow Gesellschaft и Центром Мемориал.

Несколько идей из еще одной моей заметки о "100 днях" в @moscowtimes_opinion:

Всепрощение - плохой союзник демократизации. Диктатуры оставляют после себя множество преступлений. Пока они не расследованы, а виновные не наказаны, восстановить право невозможно. Меры переходного, или восстановительного правосудия (ПП) - важный шаг к демократии и верховенству права.

Люстрация - страшное слово для россиян с конца 1980-х. На деле это мягкая мера (запрет нескольких видов работ на несколько лет, временное ограничение пассивного избирательного права), необходимая, чтобы оградить новое общество от старых элит, не изменивших свои ценности и привычки. Получив при помощи развала СССР власть, Борис Ельцин категорически не мог согласиться на люстрацию, поскольку она должна была начаться с него. Это создало условия для возвращения КГБ-ФСБ.

Многие боятся люстрации (даже разговоров о ней) применительно и к постпутинскому будущему (некому будет работать в полиции, зачем отпугивать от себя потенциальных сторонников и тд). Но это путь к тому, чтобы преступления повторились. В отличие от уголовного расследования деятельности виновных в политических преследованиях, это мягкая мера. Предложения "100 дней" в части люстрации сильно ударяют по судьям; в других частях судебно-правоохранительной системы ощутимого дефицита сотрудников не ожидается.

Второй ряд возражений против "100 дней" связан представлением, что единственный способ сделать Россию демократической страной с верховенством права - это разделить ее на множество мелких княжеств, передать в управление инопланетянам, Европе и тд. Разные вариации этих представлений исходят из предпосылки, что преобразования, которые удались множеству стран Латинской Америки, Азии, Африки (не говоря уже о Европе), тоже переживших войны, межнациональные конфликты, диктатуры, геноцид и тд, Россия осуществить ну никак не способна в силу комплекса географических, этнических, политических и прочих причин.

Это представление кажется мне не выдерживающим критики, но оно набирает популярность среди противников путинского режима. Страны, как и люди, меняются. История доказывала это множество раз.

Программа "100 дней" не отвечает на вопросы типа "как будет", "каковы наиболее вероятные сценарии развития событий после Путина" и тд. Ее неправильно читать в этой оптике. Программа отвечает на вопрос о том, что нужно сделать для того, чтобы стал возможным мир с Украиной, возвращение к нормальным отношениям с Европой, демократия и верховенство права (и ничего не говорит о шансах достижения этих целей в разных сценариях). Как добиться реализации этой программы, как вселить в общество интерес к реформам и создать коалицию в их поддержку - это все важные вопросы, но они требуют отдельного исследования.

Деколонизация - отнюдь не единственный путь России к демократии. Причина, по которой этого желают сторонники Украины, понятна: чем меньше соперник, тем ниже исходящая от него угроза. Понятны и причины, побуждающие их атаковать проекты типа "100 дней": война с Украиной связывает части России кровью и преступлением. Понимание преступности путинской аферы вполне может стать мотором дезинтеграции. Программа переходного правосудия может оправдать «бытие вместе»: нужно признать ответственность, восстановить нарушенное право, компенсировать ущерб жертвам, наказать виновных. Поэтому сторонники дезинтеграции хотят заранее дискредитировать идею переходного правосудия, повышая шансы своего сценария. Но страны, конечно, чаще реализуют меры ПП, чем распадаются.

Очень рекомендую: сегодня на «Живом гвозде» - дружеские дебаты с уважаемым Борисом Грозовским о перспективах российских перемен https://www.youtube.com/watch?v=0jQmhnlE_3U

Сегодня будет еще один разговор о программе "100 дней", можно присоединиться. А в Re Russia - неплохой обзор разных попыток продумать российские реформы на далекое будущее.

На днях в книжном клубе Кафки-Оруэлла, на семинаре Школы гражданского просвещения обсуждали с Инной Березкиной и Денисом Дженжера книгу Азар Нафиси Читая Лолиту в Тегеране. Спасибо за этот разговор.
 
Есть обширная литература о французском и американском exceptionalism. У россиян представление об исключительности тоже, кажется, впитано с детства. Читая Лолиту – отличное лекарство от этого.
 
Первые два десятилетия в Иране после исламской революции 1979 года и в России после прихода к власти Путина: что общего? Но сходство опыта поразительное.
 
Нафиси, университетская преподавательница литературы, вернулась в Тегеран после революции и пыталась со своими студентками пережить тиранию, сохранив индивидуальную свободу. Читая Лолиту – одновременно роман, мемуар, литературная критика, социальная история.
 
Это книга о том, как диктатура травмирует людей, а литература лечит. Об этом все книги Нафиси, включая последнюю, Read Dangerously: The Subversive Power of Literature in Troubled Times.
 
Как могут Приглашение на казнь и Лолита передавать жизнь в тоталитарном Иране, а Читая Лолиту в Тегеране – жизнь в России при Путине?
 
Пока сохранялась возможность читать, хотя бы в домашнем клубе, там еще можно было жить. Литература была направлением бегства от тошнотворной реальности и способом ее понимания.
 
Студентки Нафиси стали объектом тотального контроля: одежда, тело, дружба, мысли. Литература осталась единственным пространством свободы. Как Цинциннат Ц., они фактически были приговорены к убийству за то, что не такие, как все. За непрозрачность.
 
Чтобы спастись, надо было стать незаметной. Отчуждение, диссоциация со своими эмоциями, телом становилось единственным способом выжить на фоне проверок на девственность, обвинений в «прозападных взглядах» и поведении.
 
Гумберт сделал Лолиту воплощением своей мечты, отняв у нее имя (Долорес), голос, историю, возможность говорить своими словами, сделал ее порождением своего воображения, лишил ее реальности, кроме существующей в его голове – солипсист, присваивающий себе чужую жизнь, дающий ей новую личность.
 
Фрагментами чужой мечты стали и женщины в Иране. Тоталитаризм отнимает у человека его судьбу, делая его рабом чужого представления о должном. Жизнь одного человека поглощается, конфискуется другим. Права на счастье и жизнь по своему усмотрению не остается.
 
Аятолла Хомейни превращает нас в объекты своего воображения, как Гумберт Лолиту, пишет Нафиси. Украденная свобода сделала иранок изгнанницами в своей стране. Как Цинцинната Ц., их вынуждали участвовать в собственной казни, отказаться от прежнего я, отречься от своих действий и друзей. Они тоже пытались «вернуть эту землю себе» (цитата из Нафиси, не из БГ).
 
Власть хотела, чтобы в многолетней войне с Ираком иранцы видели войну с Западом – главным врагом, великим Сатаной, «атакующим самые основы нашей культуры», насилующим ее, совершающим акт культурной агрессии.
 
Нафиси теряла свою страну. Не в один миг, постепенно – это история поражения, постепенной сдачи позиций.
 
Суровый аятолла, пишет Нафиси, решил насадить свою мечту целой стране, вылепив нас по своему близорукому замыслу, по идеалу мусульманской женщины. Отказ принять этот идеал равносилен политическому неповиновению, экзистенциальному бунту. Приняв его, можно было увидеть в зеркале незнакомку.
 
А потом, как сейчас в России, стали закрывать издательства и книжные магазины. Людей стирали, делали лишними и невидимыми. Начались исчезновения, убийства противников режима, пытки. Сталин лишил души Россию, «рассеяв старую смерть», Хомейни поступил так с Ираном.
 
Чувство родства со своей страной было утрачено, и Нафиси поняла, что пора ехать: «Жизнь в Исламской республике похожа на секс с нелюбимым человеком», для которого нужно отчуждение, диссоциация. Вмененный Ирану образ победил за пределами страны. Его восприятие стало стереотипно-мифологическим, и теперь нужно доказывать, что в Иране не все исламисты, а в России не все – сторонники Путина и войны.

В СССР политика была невозможна. После короткого, очень короткого промежутка в постсоветской России она снова стала невозможна. Поэтому и Борис Немцов, и Алексей Навальный вспомнили о диссидентском опыте.

После 2014 года российской оппозиции пришлось вернуться в ту же нишу, которую занимали в СССР диссиденты, в то же состояние политического одиночества. На рубеже 1980-90-х годов вместо диссидентов движение к переменам возглавили в России партаппаратчики, что и сделало возможным ренессанс гэбешной власти, пишет Алексей Навальный, сам действовавший в современной политике диссидентскими методами, в книге «Патриот».

Лишь немного обозначив борьбу за власть, Алексей был вынужден перейти от политических поступков к этическим, нравственным жестам, как диссиденты 1960-80-х. Политические практики сместились в область этики, пишет Андрей Архангельский (текст для читателей в России без VPN тут, для свободного мира здесь): от надежды «нас должно стать много» фокус смещается к «так я хотя бы спасу свою совесть». Диссидентские практики вернулись.

Диссидентство – ответ на ситуацию, когда нормальная политика невозможна, запрещена. Возвращается ценность недеяния (не участвовать во зле), не лгать. Удивительно, что многим пришлось пережить эту ситуацию дважды за жизнь.

Отличный OSINT-курс для журналистов и сотрудников НКО

“Участник иностранного агента»

Журналиста Бориса Грозовского оштрафовали на 30 тыс рублей за отсутствие «иноагентской» плашки

10 июня Таганский районный суд Москвы оштрафовал на 30 тысяч рублей журналиста, политического обозревателя Бориса Грозовского за нарушение «иноагентского» законодательства (ч.5 ст.19.34 КоАП).

Протокол составили из-за того, что Грозовский, будучи участником проекта «Страна и мир. Sakharov Review», разместил в своем личном Telegram-канале посты без «иноагентской» плашки.

Проект «Страна и мир. Sakharov Review», который создали участники ликвидированного «Сахаровского центра», внесли в реестр «иноагентов» в декабре 2024 года.

Очень важный текст Ярослава Шимова о том, откуда берется «новый авторитаризм» (проект «Страна и мир», статья опубликована в @Moscowtimes_opinion), и как могильщики демократии используют для ее демонтажа демократические механизмы. Пара фрагментов:

Экономический, политический, демографический дисбаланс, принесенный в последние 30-40 лет глобализацией, истерическая атмосфера «культурных войн», развернувшихся на пространстве от Калифорнии до России, неоднозначные последствия информационно-технологической революции — все это способствует росту патерналистских настроений. Десятки миллионов людей мечтают, чтобы сорвавшаяся с цепи история притормозила, чтобы жизнь хотя бы отчасти напоминала «старые добрые времена», которые человеческая память склонна приукрашивать. За это они готовы заплатить гражданскими свободами, которые теперь выглядят как предметы роскоши в витрине магазина для человека, нуждающегося в товарах первой необходимости, к которым относится ощущение защищенности, «чувство локтя» (принадлежность к коллективу, нации) и пресловутая «стабильность».

Тяга к патернализму и быстрому решению накопившихся проблем с помощью режима «сильной руки», помноженная на обаяние харизматического лидера, усиливается за счет открывающихся карьерных возможностей для людей, которые при более меритократическом устройстве вряд ли преуспели бы. Шагать в стройных рядах сторонников «сильной руки» легко и приятно, по крайней мере поначалу. Быть демократом — небольшое удовольствие, поскольку демократия — это бесконечный процесс переговоров и поисков компромисса: трудная работа, зачастую требующая немалых умственных и душевных усилий.

Радикальные прогрессисты и правые популисты как наиболее выразительные политические силы наших дней смыкаются в фактическом отрицании главного принципа либеральной демократии. Это принцип сосуществования в одном обществе людей разных убеждений с неодинаковыми представлениями о том, как реализовать свое «стремление к счастью», о котором в Декларации независимости США говорится как об одном из неотъемлемых прав человека. Либеральная демократия (в идеале) дает им институциональные механизмы согласования своих интересов и достижения компромисса, когда, согласно известному афоризму, все слегка недовольны, но никто не возмущен.

Мы, однако, вступили в период, когда компромиссы отвергаются всё большей частью общества, а политический центр, ассоциируемый с истеблишментом, размывается.

То, что сейчас иногда называют «консервативной революцией» — не более чем реакционная волна. (В отличие от либеральной революции конца ХХ века, действительно изменившей основы социального бытия значительной части человечества). Она вряд ли способна вывести западный мир из тупика, поскольку не предлагает реальных решений ни одной из трех фундаментальных проблем:
• олигархизации политики, отчуждения формально избранных носителей власти от тех самых «обычных людей», которые номинально считаются источником этой власти;
• централизации властных полномочий, всё большей их концентрации в руках национальных правительств — в ущерб местному самоуправлению и автономии регионов, т. е. тем уровням управления, которые наиболее близки избирателям;
• дисбаланса глобального и локального: глобализация породила проблемы (миграционные потоки, экологические кризисы и т. п.), решение которых возможно только за счет международных усилий, но с учетом местных особенностей и специфики; пока же мы видим лишь испуганную массовую реакцию в виде роста национализма и изоляционизма.