Зачем нужно левое либертарианство, когда есть социал-демократия? Этот вопрос мне задают довольно часто в контексте школы Штайнера-Валлентайна, так что не лишним было бы дать какое-то краткое пояснение для совсем смешариков. Вопрос этот, как ни странно, одинаково часто задают как левые, так и правые. Так что непонимание левого либертарианства — это одна из немногих вещей, которая объединяет людей с разных концов политического спектра.
Во-первых, левое либертарианство и социал-демократия — это просто несоизмеримые вещи. Социал-демократия — это набор институтов, политик и реформ, а также политическое движение, которое стремится к их реализации. Левое либертарианство — это направление в нормативной политической философии. Иными словами, левое либертарианство относится к политической теории, а социал-демократия — к политической практике. Разделять их имеет смысл по меньшей мере по тем же причинам, по которым мы можем разделять марксизм (теорию) и социализм (практику).
Во-вторых, даже если предположить, что все левые либертарианцы поддерживают тот набор политик и институтов, которые мы назвали социал-демократией, из этого не следует, что мы могли бы элиминировать левое либертарианство. Ведь левое либертарианство — не единственный способ обосновать этот набор политик и институтов. Более традиционный либеральный эгалитаризм, такой как теории Джона Ролза и Рональда Дворкина, тоже может быть использован для решения этой задачи. А кто-то может поддерживать социал-демократию, исходя из утилитарных соображений. Иными словами, даже если все левые либертарианцы — это политические социал-демократы, то это очень специфичные социал-демократы, которые основывают свои взгляды на принципе самопринадлежности и эгалитаризме в отношении природных ресурсов. Зачем такой подход к обоснованию социал-демократии вообще нужен? Сами левые либертарианцы просто считают, что самопринадлежность является очень важной и привлекательной идеей, а также что она лучше и эффективнее обосновывает необходимую политику. Штайнер, например, считает, что формулировка базовых прав Ролза и других эгалитаристов допускает противоречивые следствия, а вот его жёстко пропертарианская версия эгалитаризма — нет. Куонг считает, что либеральным эгалитаристам надо принять самопринадлежность из-за её антипатерналистских и антиморалистичных следствий, которые лучше выражают дух либерального нейтралитета в отношении разумных концепций блага.
В-третьих, даже если принять, что все левые либертарианцы поддерживают социал-демократию, это очень специфичная форма социал-демократии. Для начала левые либертарианцы очень прорыночные, доходя до поддержки полного laissez-faire за пределами перераспределения с целью уравнивания прав на природные ресурсы. Большинство из них не принимают большинство налогов, которые поддерживают другие социал-демократы. Многие отрицают различные формы регулирования экономики. Например, Валлентайн выступает против трудового законодательства, считая, что забота о положении рабочего класса исчерпывается предоставлением им справедливой доли выгод от природных ресурсов. Конечно, есть и Ван Парайс, чьи взгляды на экономику более интервенционистские, но все (включая самого Филиппа) признают, что Ван Парайс — нетипичный и более левый левый либертарианец.
В-четвёртых, как подмечают Аксель Госсери и Барбара Фрид, есть некоторая теоретическая польза в разработке более левых версий либертарианства, потому что успех леволибертарианских аргументов показывает, что либертарианские аргументы против интервенционистов и социал-демократов не работают. Ведь аналогичные социал-демократии (или просто более близкие) политические выводы можно обосновать, даже используя исходные положения либертарианцев. Поэтому правым либертарианцам дополнительно приходится аргументировать не только в пользу того, что либертарианство лучше традиционного либерального эгалитаризма, но и в пользу того, что либертарианство не влечёт перераспределительных выводов.
Зачем нужно левое либертарианство, когда есть социал-демократия? Этот вопрос мне задают довольно часто в контексте школы Штайнера-Валлентайна, так что не лишним было бы дать какое-то краткое пояснение для совсем смешариков. Вопрос этот, как ни странно, одинаково часто задают как левые, так и правые. Так что непонимание левого либертарианства — это одна из немногих вещей, которая объединяет людей с разных концов политического спектра.
Во-первых, левое либертарианство и социал-демократия — это просто несоизмеримые вещи. Социал-демократия — это набор институтов, политик и реформ, а также политическое движение, которое стремится к их реализации. Левое либертарианство — это направление в нормативной политической философии. Иными словами, левое либертарианство относится к политической теории, а социал-демократия — к политической практике. Разделять их имеет смысл по меньшей мере по тем же причинам, по которым мы можем разделять марксизм (теорию) и социализм (практику).
Во-вторых, даже если предположить, что все левые либертарианцы поддерживают тот набор политик и институтов, которые мы назвали социал-демократией, из этого не следует, что мы могли бы элиминировать левое либертарианство. Ведь левое либертарианство — не единственный способ обосновать этот набор политик и институтов. Более традиционный либеральный эгалитаризм, такой как теории Джона Ролза и Рональда Дворкина, тоже может быть использован для решения этой задачи. А кто-то может поддерживать социал-демократию, исходя из утилитарных соображений. Иными словами, даже если все левые либертарианцы — это политические социал-демократы, то это очень специфичные социал-демократы, которые основывают свои взгляды на принципе самопринадлежности и эгалитаризме в отношении природных ресурсов. Зачем такой подход к обоснованию социал-демократии вообще нужен? Сами левые либертарианцы просто считают, что самопринадлежность является очень важной и привлекательной идеей, а также что она лучше и эффективнее обосновывает необходимую политику. Штайнер, например, считает, что формулировка базовых прав Ролза и других эгалитаристов допускает противоречивые следствия, а вот его жёстко пропертарианская версия эгалитаризма — нет. Куонг считает, что либеральным эгалитаристам надо принять самопринадлежность из-за её антипатерналистских и антиморалистичных следствий, которые лучше выражают дух либерального нейтралитета в отношении разумных концепций блага.
В-третьих, даже если принять, что все левые либертарианцы поддерживают социал-демократию, это очень специфичная форма социал-демократии. Для начала левые либертарианцы очень прорыночные, доходя до поддержки полного laissez-faire за пределами перераспределения с целью уравнивания прав на природные ресурсы. Большинство из них не принимают большинство налогов, которые поддерживают другие социал-демократы. Многие отрицают различные формы регулирования экономики. Например, Валлентайн выступает против трудового законодательства, считая, что забота о положении рабочего класса исчерпывается предоставлением им справедливой доли выгод от природных ресурсов. Конечно, есть и Ван Парайс, чьи взгляды на экономику более интервенционистские, но все (включая самого Филиппа) признают, что Ван Парайс — нетипичный и более левый левый либертарианец.
В-четвёртых, как подмечают Аксель Госсери и Барбара Фрид, есть некоторая теоретическая польза в разработке более левых версий либертарианства, потому что успех леволибертарианских аргументов показывает, что либертарианские аргументы против интервенционистов и социал-демократов не работают. Ведь аналогичные социал-демократии (или просто более близкие) политические выводы можно обосновать, даже используя исходные положения либертарианцев. Поэтому правым либертарианцам дополнительно приходится аргументировать не только в пользу того, что либертарианство лучше традиционного либерального эгалитаризма, но и в пользу того, что либертарианство не влечёт перераспределительных выводов.
BY Моральная крыса
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Telegram Messenger Blocks Navalny Bot During Russian Election The original Telegram channel has expanded into a web of accounts for different locations, including specific pages made for individual Russian cities. There's also an English-language website, which states it is owned by the people who run the Telegram channels. Pavel Durov, a billionaire who embraces an all-black wardrobe and is often compared to the character Neo from "the Matrix," funds Telegram through his personal wealth and debt financing. And despite being one of the world's most popular tech companies, Telegram reportedly has only about 30 employees who defer to Durov for most major decisions about the platform. "There are several million Russians who can lift their head up from propaganda and try to look for other sources, and I'd say that most look for it on Telegram," he said. "Russians are really disconnected from the reality of what happening to their country," Andrey said. "So Telegram has become essential for understanding what's going on to the Russian-speaking world."
from sg