#фактаж #чертежи
Конфликт между Израилем и Ираном, развернувшийся сейчас представляет собой не спонтанную эскалацию, а реализацию долгосрочной израильской стратегии по деконструкции иранского влияния на Ближнем Востоке, которая полностью оправдывает наши прогнозы. Визуальные схемы, которые сейчас реализуются в ракетных ударах были заложены несколько лет назад, а геополитические оси, проекции, структурные принципы новой реальности просто фиксация идей. Причем мы считывали эти тенденции еще в прошлом году, они были очевидны, как чертеж и задумка архитектора-Нетаньяху.


Последовательность шагов — от зачистки Сектора Газа, ослабления «Хезболлы» до разрушения инфраструктуры в Сирии — свидетельствует о системности действий. Удары по ядерной инфраструктуре стали кульминацией этой политики: они призваны не просто приостановить иранскую ядерную программу, но и выбить из игры ключевой элемент суверенитета противника, нивелировав его потенциал.

На этом фоне готовность Ирана к возвращению к ядерной сделке воспринимается скорее как тактическая уловка, чем стратегический разворот. Несмотря на значительные потери, Тегеран всё ещё располагает ресурсами для асимметричных ответов: активизацией шиитских структур в Ираке, хуситов в Йемене, вариантом с перекрытием Ормузского пролива. Однако даже разрушение объектов не означает быстрого завершения противостояния, тем более что Иран подошел вплотную к порогу создания ядерного оружия. Логика затяжного конфликта будет доминировать — в условиях частичной деструкции оборонной системы Ирана и полной вовлечённости Израиля в боевые действия.

Ситуация формирует критическую точку перегруппировки всей ближневосточной архитектуры: США втянуты в конфликт, который они не в состоянии контролировать напрямую, тогда как ЕС демонстрирует стратегическую беспомощность, ограничиваясь дипломатическими формулами. На этом фоне Россия оказывается в уникальной позиции: во-первых, как один из немногих акторов, способных контактировать с обеими сторонами; во-вторых, как государство, заинтересованное в сдерживании конфликта ради усиления дипломатического веса и ядерной безопасности.

Ближний Восток входит в зону управляемой нестабильности, которая открывает России окно возможностей: перехватить роль медиатора, усилить суверенные позиции, навязать альтернативную архитектуру безопасности и изменить правила геополитической игры.

#смыслы #код
Наш дискурс выходит за рамки, вы переоцениваете «сеть» и недооцениваете архитекторов или акторов процессов. Акцентируя внимание, что Россия не ретранслятор прошлого, а носитель чертежа будущего верно отчасти, так как без прошлого не может быть будущего вот почему фундамент России победа в ВОВ, а культурный код народа собранный веками.
Попытка пронизать наш дискурс сравнениями и понятиями «сети», «протоколов», «перекрёстков» это смешение акцентов на термины. Мы признаём: в вашем посте есть попытка выйти за пределы привычной геополитической линейки. И это достойно.
Только стоит учесть, что авторы видят горизонтальность как финал эволюции. А мы как временную фазу перед новой точкой сборки. Никакая сеть не создаёт смыслы. Она их распространяет. Но распространять можно только то, что где-то было создано — в вертикали риска.
«Архитектура это не замок, а платформа» — пишут они. Но кто строит платформу? Кто её кодирует? Кто определяет, что станет открытым, а что останется зарезервированным?
Россия — не ретранслятор старых форм. Она носитель структуры, которую предпочитают не замечать. Пока одни обсуждают доверие и протоколы, Россия переопределяет силовые узлы системы, которую все потом назовут «новым равновесием». Именно так происходило и в XIX веке, и в 1945-м, и в 1962-м. Никто не приветствовал силу как смысл. Но все принимали её как условие для нового диалога.
Вы предлагаете язык 2062 года. Мы говорим: Россия уже говорит на нём — просто в другом синтаксисе. У неё нет задачи быть услышанной всеми. У неё есть задача собрать порядок, который затем станут понимать.
Мир действительно уходит от блоков. Но уходит не в пустоту, а в новую геометрию влияния, которую кто-то всё равно начертит.
Сегодня это делает Москва. Не потому что имеет право. А потому что у неё сейчас есть возможность. А возможность — это и есть высшая легитимность.


https://www.group-telegram.com/metodkremlin/7786

#протокол_будущего
Период хаоса и турбулентности в мире всегда позволял России вернуть свою историческую роль в мире. Когда Восток полыхает, центр мира смещается. Израиль и Иран заняты сведением счетов, в котором каждый удар — это отголосок давно разложившейся архитектуры мира. США раскалываются между фронтами, а Европа, как старая музыкальная шкатулка, крутит одну и ту же мелодию «ценностей», забыв, что ноты давно затоптаны глобалисткими реалиями. Россия в этой истории уже не наблюдатель, она становится дирижёром или архитектором, получая возможность оформить субъектность через конфликт-хаос, в который нас втянули еще в 2014 году.

Именно 2025 год может стать началом возврата старого мира в новом облике, когда мир становиться даже не многополярным, а множественным. В данной конфигурации существуют свои центры влияния, миропорядок делится на конкурирующие блоки, когда нелинейный консенсус определяет формы устройства геополитических процессов.

Пока Лондон пишет брифинги и пытается сохранить конструкцию глобалистов, втягивая ЕС в украинский кризис, Трамп и Путин пишут историю. Трампу нужен Восток. Путину — подтверждение субъектности. И российский, и американский лидеры — акторы не столько своей эпохи, сколько архетипов: один воплощает цинизм, другой — имперскую волю. Их диалог — не о мире, а о правилах новой игры.
Кремль усиливает гуманитарный трек в переговорах с Украиной не ради мира, а ради перегруппировки смыслов. Москва предлагает Вашингтону не просто размен, а переопределение врагов и союзов: Израиль — главный фронт американской силы. Украина — зона усталости для США. Россия — балансир.

Конфликт Израиль–Иран открыл эпоху, где события становятся заложниками образов, а реальность подчинена смысловой игре. Это глобальный перелом, на фоне которого у Москвы открывается окно: геополитическое, экономическое, дипломатическое и ментальное. Окно, через которое можно не только смотреть, но и заново обратно в мир как субъект истории. Кремль уже не играет в мировую политику по чужим правилам написанным в Вашингтоне, Лондоне или Брюсселе. Он её переписывает, как актор, предлагая свои рамки новой геополитической архитектуры.

#источники
По данным источников, в Кремле крайне негативно восприняли спекуляции режима Зеленского о якобы планируемых ударах России по объектам украинской атомной энергетики. Эти обвинения воспринимаются как очередная попытка Киева манипулировать международным общественным мнением, создавая ложную картину угрозы ядерной катастрофы с российской стороны. Очевидно, что режим Зеленского делает ставку на дальнейшие манипуляции вместо того, чтобы реально работать на деэскалацию.

Если в ходе следующего раунда переговоров украинская сторона снова затянет процесс и откажется подписывать меморандум об общих принципах урегулирования, Москва будет рассматривать дальнейшие переговоры как бессмысленные. В Кремле уверены, что Киев продолжает избегать реальных шагов к миру, предпочитая использовать переговоры как инструмент для затягивания конфликта.

И если ситуация не изменится, будущие раунды переговоров, скорее всего, не состоятся, хоть и без формального выхода РФ из стамбульского процесса. Россия заинтересована к поступательному движению к мирному кейсу, а не переговорах лишь ради самого их факта.

#форкаст
США продолжают усиливать свою военное присутствие на Ближнем Востоке в связи с в ирано-израильском конфликтом, втягиваясь в него сильнее. Трамп признал, что Вашингтон окажет поддержку Тель-Авиву. Стратегия Штатов направлена на изменение политической ситуации в Иране и, в конечном счете, на смещение власти в стране с целью вырвать Тегеран из стратегического партнерства с Москвой и Пекином. Однако, как показывает исторический опыт, подобное изменения потребует значительных усилий и времени.

США уже начали развертывание крупных военных группировок на Ближнем Востоке. Десятки американских самолетов-заправщиков KC-135 Stratotanker и авианосная ударная группа USS Nimitz, присоединившаяся к уже находящимся в регионе силам, только подчеркивают нарастающее вовлечение Вашингтона в противостояние. Три авианосца (два американских и британский) нацелены на помощь израильским силам в отражении атак.

Сценарий «смены режима» в Иране, как это уже происходило в других странах, вряд ли будет быстрым. Действующая власть обладает значительным внутренним ресурсом, израильское нападение скорее сплотило общество, а не вызвало протесты, хотя инициатива безусловно в большей степени за Тель-Авивом. Правда ослабление «Хамас», «Хезболлы» и прокси-структуры является весомым фактором не в пользу Ирана . В то же время, для России и Китая Иран является ключевым для их стратегии в регионе. Москва видит в нем стратегического партнера для противодействия западному влиянию. Китай в свою очередь активно развивает свои отношения с Ираном в контексте инициативы «Один пояс, один путь», что делает Тегеран важным звеном в обеспечении поставок нефти и газа. Поэтому и Пекин очевидно не будет сидеть сложа руки и окажет поддержку союзнику.

Конфликт имеет все признаки затяжного характера, в том числе из-за противостояния интересов крупных мировых игроков. Таким образом, затяжной характер конфликта с Ираном, усиленный опосредованным вовлечением России и Китая, а также устойчивым внутриполитическим сопротивлением в Тегеране, делает этот конфликт центральной точкой в долгосрочной борьбе за изменение геополитического ландшафта мира. Несмотря на стратегические усилия США, быстрое разрешение ситуации в пользу западной коалиции маловероятно.

#вызовы
С 1 июля в России ожидается повышение тарифов на услуги ЖКХ на 11-12%. Этот шаг, может стать серьезным триггером для роста социальной напряженности, особенно в преддверии местных и думских выборов. В то время как власти настаивают на необходимости повышения тарифов как способе привлечения инвестиций в недофинансированную сферу, население, особенно в регионах с более низким уровнем доходов, воспринимает это негативно.

В условиях ограниченного бюджета, особенно в свете последних экономических вызовов и кризиса, государственные расходы на инфраструктуру сокращаются, что делает повышение тарифов вынужденным инструментом, так как средств на модернизацию системы водоснабжения, теплоснабжения и энергоснабжения не хватает.

Однако противоречие заключается в том, что данное решение будет восприниматься населением как дополнительная нагрузка. Повышение тарифов на коммунальные услуги ударит особенно по малообеспеченным гражданам, которые и без того испытывают трудности в покрытии базовых нужд. В этой ситуации социальная напряженность может усилиться, особенно если в ответ на увеличение тарифов не будут предложены компенсаторные меры.

Местные и думские выборы, которые будут проводиться осенью, создают дополнительную политическую подоплеку для этого вопроса. В условиях растущего недовольства, оппозиционные силы, прежде всего КПРФ, могут использовать повышение тарифов как аргумент в своей кампании, обостряя ситуацию и акцентируя внимание на социальной несправедливости. Данный кейс превратится для них в возможность мобилизовать электорат.

Важно будет обеспечить прозрачность процесса и минимизировать негативные последствия для населения, предлагая, например, программы поддержки для социально уязвимых групп. Однако такие меры должны быть не только декларативными, но и реальными, чтобы минимизировать рост социального недовольства и снизить риски для политической стабильности. В ближайшие месяцы этот вопрос, вероятно, станет одной из тем политического обсуждения на всех уровнях.

#анализ #смыслы
Впервые за 116 лет пост главы британской разведки заняла женщина. Либеральная повестка удовлетворена, заголовки сработали, публика аплодирует. Но настоящая суть произошедшего вовсе не в гендерной инклюзивности, а в генетике управления. Мы наблюдаем не за символическим назначением, а за сменой самой природы разведки. Сегодня агенты всё чаще представлены не людьми, а предиктивными моделями, а власть перемещается не в поля операций, а в область модуляции и трансформации данных.

Метревели — это не прецедент, это маркер масштабного сдвига. Она возглавляет подразделение Q. И хотя многие воспримут это как отсылку к Бонду, на самом деле Q — это не фантазия, а сердце технической мощи государства в логике MI-6. Именно в этой зоне рождаются инструменты, способные управлять информацией быстрее, чем кто-либо успевает зафиксировать её искажение.

Под её руководством Q перестал быть инженерной лабораторией. Он стал архитектурой смысловых войн. Здесь работают ИИ-модули, предсказывающие всплески нестабильности. Здесь создаются скрипты нейросетей, обученные распознаванию поведенческих паттернов. Здесь автоматизируются социальные паники в цифровых кластерах, которые воспринимаются как локальные, но в реальности запускаются централизованно. Q больше не производит устройства. Он конструирует мифологемы алгоритмов.

Метревели по образованию не инженер, а социальный антрополог, и это важный сигнал, точка разлома между прежней разведкой и её новой формой. Антропология — это наука о ритуалах, властных языках и структурах смысла. В современном мире именно она становится центральным инструментом кибершпионажа. Потому что именно она объясняет, как движутся толпы в цифровых медиа, как распространяются мемы, как моделируются миграции — и почему эти процессы важнее, чем любой полевой отчёт.

Корни Метревели — в Грузии, и это тоже не совпадение. Регион Южного Кавказа стал тестовой площадкой для гибридных сценариев, цифровых переворотов, прокси-вмешательств. Именно здесь обкатывались конструкции вмешательства, где цифровая архитектура подменяет военную. Впервые MI6 возглавляет не оперативник, а архитектор культурных взрывов.

Q Branch теперь — это лаборатория исторических симуляций. Они не просто анализируют события, они предсказывают их, перезапускают траектории, вмешиваются в структуру времени. В реальности это означает использование ИИ для прогноза волнений, автоматическую выработку эмоциональных триггеров для информационных атак, а главное — работу на упреждение. Не остановить войну, а воспроизвести её в медиасреде и управлять эффектами заранее.

Настоящее поле битвы сегодня — это борьба за алгоритмы, по которым другие будут видеть мир. Формально Q работает против русских и китайских хакеров. По сути же — против любого иного способа описания действительности, который не подчинён англосаксонской модели. Против цифрового суверенитета, который угрожает универсализму платформ.

Метревели — это не просто «женщина у руля», а символ того, что разведка перестаёт быть институтом шпионажа в классическом виде. Она становится платформой, способной проектировать смыслы, данные и эмоции как единую систему воздействия. Мы не заметили, как MI6 стал похож на Google с лицензией на государственный переворот.

#форкаст
В условиях конфликта Ирана и Израиля Китай получает уникальную возможность для реализации своих стратегических интересов. Пекин заинтересован в том, чтобы США увязли в долгосрочном и кровопролитном конфликте на Ближнем Востоке, что значительно снизит их возможности для активного вмешательства в разрешение тайваньского кейса.

Поддержка Ирана странами, такими как Афганистан, КНДР и Пакистан демонстрирует стремление КНР создать неформальную коалицию в помощь Тегерану, причем важно, что последние две страны обладают технологиями производства ядерного оружия и потенциально могут их передать, а это коренным образом изменит расстановку сил.

Главная цель Пекина — это использование конфликта для ослабления позиций США на глобальной арене. Новое противостояние на Ближнем Востоке, безусловно, поставит США в положение, где они будут вынуждены перераспределить свои ресурсы и внимание, ослабляя их возможности для прямого вмешательства в события вокруг Тайваня. США рискуют оказаться в ловушке, пытаясь одновременно решить несколько крупных конфликтов.

В то же время Россия также получает окно возможностей по использованию конфликта для усиления позиций в переговорах с США, получения от них уступок по украинскому урегулированию, ослаблению санкций и изменение конфигурации мировой безопасности. Именно поэтому Ближний Восток является ареной широкого, а не локального противостояния. Данный кейс становится проверкой для американской дипломатии и силы их стратегической координации в условиях многозадачности и многополярности.

#конъюнктура #анализ
Политика будущего — не просто управление электоральными циклами. Это управление условиями, в которых сама реальность всё меньше зависит от привычных процедур. Пять стратегических направлений, озвученных «Единой Россией»: реактивность, обновление кадров, законотворческий акцент, муниципальная погружённость и актуализированная программа с фокусом на поддержку участников СВО и экономическую устойчивость — формируют не просто комплекс мер подготовки к выборам. Эти решения моделируют устойчивость политической системы в условиях внешнего давления и внутренней трансформации. Партия демонстрирует не кампанию, а алгоритм воспроизводства управляемости.

В стратегии Якушева скрывается фундаментальное перепрофилирование: от электоральной машины к институциональному носителю политической дееспособности в условиях чрезвычайного периода. Партия становится интерфейсом обратной связи, калибрующим боли регионов с точностью до федерального ответа. Кадровое ядро из реального сектора и ветеранов СВО символизирует не обновление, а смену логики представительства: не политик — а носитель аутентичного запроса эпохи. Парламент теряет роль арены, превращаясь в корпус нормативной мобилизации.

Логика «боевой готовности» скрывает новое позиционирование партии — не как инструмента удержания власти, а как оператора темпа и плотности управленческого процесса. Становясь прокси-агентом вертикали власти, партия получает возможность выступать катализатором решений, действуя в синхроне с задачами, сформулированными в «режиме поручений». Основной ресурс — не проценты на выборах, а способность удерживать темп социально-государственного процесса без фрагментации.

Якушев — не просто политический организатор. Он выступает синтезатором скоростей: между государственными институтами и партиями, между ожиданиями фронта и возможностями бюрократии, между циклом выборов и ритмом мобилизации. Его функция — выстроить не обновлённую партию, а инфраструктуру политической логистики, работающую в условиях нестабильной реальности.

Увеличение численности актива — это не про количественный рост, а про создание резерва устойчивости. Фокус на наказах и «работе на земле» — способ трансляции единой смысловой повестки до самых нижних уровней. Партия перестраивается в механизм институциональной тяготения, в котором альтернатива воспринимается как риск дестабилизации.

Текст — не электоральный манифест, а архитектурный чертёж трансформации «Единой России» в стабилизатор государственности. В эпоху, когда границы между миром и войной размываются, требуются конструкции удержания — гибкие, синхронные, политически нейтральные снаружи и глубоко мобилизационные изнутри. Выборы остаются ритуалом. Но суть смещается: не выбрать, а удержать. Не победить, а структурировать. И партия берёт на себя эту функцию — как политический экзоскелет эпохи особого времени.

#анализ
Материал Der Spiegel лишь на первый взгляд кажется описанием международной конъюнктуры. На деле это — аккуратно упакованная реконструкция нарратива, в котором Россия предстает не как участник, а как архитектор нового темпа, о чем о Тайная канцелярия писала все выходные. Под слоем фактов прячется главное — Москва действует не как союзник, а как центр гравитационного поля, аккумулирующего слабость других в свой стратегический актив.

Россия и Иран не формализуют союзничество. Нет соглашений о взаимной обороне, отсутствуют прямые гарантии. Это сознательное проектирование асимметричной зависимости. Москва выстраивает не горизонтальные альянсы, а вертикальные траектории. С момента начала СВО Россия была заинтересована в иранских беспилотниках. Сегодня приоритеты сместились: теперь Тегеран нуждается в Москве как в политическом прикрытии. Глубина уязвимости делает Иран не равным партнером, а инструментом региональной игры. Это стратегическая формула — чем слабее партнёр, тем устойчивее влияние на него. Россия становится монопольным посредником без обязательств.

Именно эта модель объясняет наблюдаемое бездействие Кремля по отношению к израильско-иранскому конфликту. Москва не спешит вступать в игру, потому что уже контролирует её ритм. Вмешательство разрушило бы формат внешнего контроля. А пока РФ остаётся вне горячей стадии, она получает дивиденды: укрепление бюджета на фоне роста цен на нефть, снижение давления по украинскому направлению, усиление роли как альтернативного медиатора. Это и есть реализация «стратегии невидимости»: влияния без формального участия. Там, где союз требует затрат, посредничество приносит гибкость и свободу манёвра.

В тексте выделена ещё одна скрытая логика — раздвоенность американской политики. Трамп, отменив ядерную сделку с Ираном, теперь просит Россию вернуть Иран к переговорам. Мы видим типичный симптом постлиберального хаоса, где Запад больше не действует как гарантия стабильности, а как генератор случайностей. И именно на фоне этого хаоса Путин выглядит как фактор устойчивости. В этом и заключается сталинский парадокс XXI века: предсказуемый автократ становится надёжнее институционализированной демократии.

Россия и Иран — не равные субъекты, а модель компрессии интересов. Москва предлагает минимальные обязательства при максимальной выгоде: технологическое лидерство, энергетическая самодостаточность, дипломатическая инициативность. Иран, в свою очередь, застревает в роли управляемого элемента. Москва регулирует интенсивность и видимость кризиса, сохраняя контроль над темпом развития событий.

Именно это подчёркивает Der Spiegel, сам того не осознавая: Израиль создаёт удар, Иран вынужден страдать, США теряются в непоследовательности, а Россия диктует ритм. Не участием, а постановкой. В такой системе даже война превращается в форму дипломатического давления, где РФ — режиссёр тишины между взрывами. Не сторона конфликта, а координатор его восприятия в глобальном информационном пространстве.

https://www.spiegel.de/ausland/russland-im-israel-iran-konflikt-warum-putin-teheran-nicht-staerker-beispringt-a-3ba55479-cfb0-46ea-a149-230a7dcba12d

#акценты
США все ближе к втягиванию в ирано-израильский конфликт: срочный отъезд Трампа саммита G7 и созыв заседания Совета безопасности явно свидетельствует, что Штаты могут открыто присоединиться к Тель-Авиву. В целом это подтверждает наши прогнозы. Переброска американских авианосцев и авиации на Ближний Восток является серьезным шагом, который не только усиливает политическое давление на Иран, но и символизирует открытое намерение Вашингтона изменить ситуацию в свою пользу. Штаты заинтересованы не просто в отказе Тегерана от ядерной программы, но и в смене власти в стране на лояльную Западу, что коренным образом изменит стратегический баланс сил не только в регионе, но и на геополитической карте мира.

Однако, стоит отметить, что втягивание США в войну на Ближнем Востоке неизбежно повлечёт за собой последствия на более широком уровне. В первую очередь, это будет связано с увеличением региональных рисков для безопасности и возможностью расширения конфликта, что будет использовано противниками Трампа для дискредитации его внешней политики. Тем более, что отсутствие втягивания Штатов в новые военные конфликты являлось ключевым предвыборным обещанием американского лидера, а образ миротворца, по сути, нивелируется.

При этом Китай и Россия, для которых Иран является важным союзником, будут его активно поддерживать, тем более что Пекин получает возможность активизировать решение тайваньского вопроса. И учитывая опыт затяжных военных конфликтов и сплочение общества, умение иранцев терпеть и приспосабливаться к внешнему давлению легко добиться желаемого Вашингтону не получится, он рискует увязнуть в затяжной войне. Такой расклад выгоден и Пекину, и Москве.

Именно поэтому ирано-израильский конфликт становится символом борьбы за новый глобальный порядок, где не будет места для однозначных решений. Это часть более широкого противостояния, в котором происходит столкновение не только национальных интересов, но и цивилизационных идентичностей и ценностей.

В Молдавии усиливается разлом не между элитами и оппозицией, а между инерцией здравого смысла общества и амбициями прозападного режима. Более 60% населения считают нейтралитет единственной гарантией безопасности. Это не декларация, а глубинный рефлекс народа, чья историческая судьба уже не раз зависела от чужих карт и чужих войн. На этом фоне упорство властей в стремлении втащить страну в орбиту НАТО является как сознательным конфликтом с волей народа.

Стратегия Санду — не про безопасность, а про политическое выживание в логике внешнего контроля. Заход на тему интеграции с НАТО параллельно с попыткой вычеркнуть Приднестровье из политического уравнения — это сценарий втягивания Молдавии в «военно-гуманитарный» кризис по украинскому образцу. Такой формат может быть выгоден только тем, кто заинтересован в том, чтобы превратить страну в зону управляемой нестабильности под предлогом «евроинтеграции». Однако само общество не желает становиться разменной фигурой в чужом сценарии.

Большинство молдаван прекрасно осознаёт, что включение в НАТО автоматически открывает ворота к разморозке приднестровского конфликта. И в этой картине не Кишинёв говорит за народ, а народ всё громче требует быть услышанным. Политический расчёт, игнорирующий социологическую реальность, неминуемо приведёт к внутреннему кризису доверия.

https://www.group-telegram.com/moldova_acum/11897

#анализ
Возможное вступление США в конфликт с Ираном спровоцировало раскол в трампистском движении MAGA. Это проявилось в резкой критике хозяина Белого дома от таких фигур, как идеолог MAGA Стив Бэннон и популярный журналист Такер Карлсон, которые категорически выступают против прямого вмешательства США на стороне Израиля. Карлсон, в частности, выразил мнение, что война с Ираном может привести к краху американского влияния в мире, а также поставить под угрозу само президентство Трампа.

Ответ Трампа на критику со стороны Карлсона, назвав его «свихнувшимся», подчеркивает напряженность между президентом и его сторонниками, которые раньше считались его ближайшими союзниками, сыграли серьезную роль в победе на выборах. Возражения против военных действий с Ираном выдвигаются не только медиа-персонами, но и законодательным корпусом. Так, 8 сенаторов внесли законопроект, который запрещает президенту использовать силу против Ирана без предварительного одобрения Конгресса.

Прямое участие в конфликте рискует сильно ослабить позиции Трампа, особенно среди его сторонников. Данный кейс безусловно, выгоден глобалистам, которые явно будут использовать это против него и для снижения рейтингов Республиканской партии на выборах в Конгресс в 2026 году. Ведь обещания американского лидера не втягивать Штаты в новые войны было одним из ключевых в предвыборной кампании, а имидж миротворца будет подорван. Демократы получат больше возможностей для формирования своего большинства, что фактически превратит президента в «хромую утку».

Противоречия внутри страны, возникающие в ответ на определенную непоследовательность политики Трампа, создают фундамент для возвращения США в глобалистскую орбиту и отката усилий его команды по нормализации отношений с Москвой, дистанцированию от украинского конфликта. Следовательно, противостояние с Россией рискует возобновиться с новой силой. Поэтому в целом ближневосточный кейс может стать серьезной ловушкой для главы Белого дома.

#анализ #смыслы
Заявление вице-премьера Александра Новака о том, что «основные драйверы роста находятся внутри страны», следует воспринимать не только как экономическую формулировку, но и как политический манифест. Это выражение новой философии экономического суверенитета, которая утверждается в мире, где глобализация уступает место фрагментированным структурам. Новак он отражает картину мира, в которой Запад больше не является координатором мирового порядка.

Суть происходящего — это постепенное отступление от прежней модели внешнеэкономической интеграции в пользу замкнутой архитектуры. Россия не отказывается от участия в глобальной торговле, но вместо универсальных институтов вроде ВТО делает ставку на двусторонние договорённости. Вместо Запада в качестве ключевых партнёров выступают страны глобального Юга и Востока. Стратегическая роль России также переосмысляется: из статуса исполнителя поставок она переходит к роли конструктора альтернативных логистических маршрутов. Мы видим не просто отказ от экспортной зависимости, а выстраивание устойчивой внутренней ёмкости — экономической системы, которая одновременно становится элементом национальной безопасности.

В указанном контексте торговые войны проявляются не как механизмы тарифного регулирования, а как инструменты неопротекционизма. Новак подчеркивает, что тарифы со стороны США — это не про защиту торговли, а попытка репатриировать промышленный потенциал. Россия отвечает не зеркально, а через гибридную стратегию. Ключевые элементы этого подхода включают в себя мягкую регионализацию торговли через Китай и Иран, формирование инвестиционного суверенитета и отказ от западного фондирования в пользу стимулирования частных внутренних вложений.

Особый интерес вызывает акцент на фондовый рынок. Призыв к долгосрочным инвестициям граждан рассматривается не только в финансовом ключе. Это способ вовлечения граждан в систему экономического управления, формирование нового типа субъектности. Человек в этой модели становится не просто потребителем, а участником в процессе стабилизации через инвестиции. Высказанные им идеи, по сути, - форма негласного общественного договора, когда государство и гражданин совместно разделяют ответственность за устойчивость в условиях внешнего давления.

Новая энергетическая логика особенно проявляется в переориентации проектов. Примером служит проект «Сила Сибири – 2». Несмотря на осторожную риторику, ясно, что основное направление газовой экспансии смещается от Берлина к Пекину. Нефтегазовая инфраструктура перестаёт быть исключительно каналом экспорта и становится платформой участия России в формировании нового энергетического порядка. Здесь логистика и сырьё превращаются в инструменты геополитического влияния, а не просто средства получения прибыли.

Таким образом, энергетика становится элементом баланса в турбулентной геополитике. Россия позиционирует себя не просто как поставщика, а как участника глобальной энергетической архитектуры. Природные ресурсы — нефть, СПГ, уголь, атом — трансформируются в инструменты смысловой геополитики. На фоне региональных конфликтов, таких как обострение между Ираном и Израилем, и нарушений в логистике поставок, долгосрочные энергетические контракты становятся символами доверия и устойчивости.

Переход к внутренним источникам роста не является актом изоляции. Это сознательный разрыв с западным нарративом о глобальной зависимости. В основе новой модели — стремление России не просто участвовать в мировой экономике, а формировать её каркас, претендуя на архитектурную роль. Суверенная экономика — это переход на уровень стратегического конструирования. Россия в этой логике не повторяет старые маршруты, а прокладывает собственные.

#тренды
Когда искусственный интеллект превращается в стратегический инструмент, его интеграция в систему национальной безопасности становится вопросом политического доминирования, а не технологического прогресса. Подписание OpenAI контракта с Пентагоном на $200 млн – это не очередной шаг в оцифровке армии США. Мы видим заявку на формирование новой архитектуры влияния, где управление конфликтами, стратегическое планирование и контроль над глобальными потоками информации переносятся в цифровую плоскость.

Методология кажется простой: там, где интегрирован ИИ, там формируется полигон влияния. США создаёт механизм, где кибербезопасность, закупки, прогностика кризисов, информационные кампании и прокси-сети объединяются в единую цифровую экосистему. В будущем ключевые вопросы будут решаться не количеством танков, а качеством ИИ-систем. Кто запустил алгоритм – тот начинает владеть прогнозированием, интервенцией и даже либеральным месседжем, построенным на данных об интеллектуальном превосходстве.

ИИ перестаёт быть вспомогательным элементом и становится ядром оперативной мощи. В рамках проекта «OpenAI for Government» создаются интерфейсы, которые не просто анализируют данные, но синтезируют модели поведения государств, предсказывают кризисы и формируют варианты ответа в реальном времени. Страны, не обладающие аналогичной цифровой инфраструктурой, теряют субъектность.

И если раньше геополитика строилась вокруг баз и альянсов, сегодня она проецируется через архитектуру искусственного интеллекта, вшитую под конкретную цивилизационную модель. США делают ставку не на силу аргумента, а на алгоритм, который определит, какой аргумент допустим. Это фундаментальный вызов для всех, кто стремится сохранить суверенитет и влияние в многополярном мире.

#конъюнктура
В ЛДПР усиливается борьба за парламентские места, партия находится в состоянии глубокого раскола и структурного кризиса , который она так и не преодолела после смерти Владимира Жириновского.

Ярослав Нилов может стать не последним депутатом, который выступит против партийного руководства, так как все держалось на умершем лидере, а часть депутатов не считает Слуцкого достаточно авторитетным руководителем. По его словам, Слуцкий формально публичный глава партии, но реальные рычаги управления принадлежат узкому кругу приближённых. Решения о распределении ресурсов принимаются закрыто, без учёта заслуг или общественного резонанса. А любой несогласный рискует оказаться изолированным или подвергнуться административному давлению.

В указанном кейсе наблюдается признак системы, переживающей крах преемственности. Персоналистская модель, в центре которой стоял Жириновский, базировалась не на институтах, а на харизме. С ним во главе ЛДПР существовала как неформальный клуб вокруг лидера. Он создавал плоскость доверия, принятия решений и образа, которые не требуют регламентов. Теперь каждый депутат или региональная ячейка становятся автономными, и вскрывается естественное противоборство интересов. Без него уже нет ни институционального тяжеловеса, ни общенационального бренда, способного удерживать политическую конструкцию.

Политсила может утратить позицию организованной политической силы. Без механизмов внутренней конкуренции, развития кадров и адаптации к она сохранит форму, но потеряет содержание. Возможна цепочка «чисток» в аппаратных кругах, локальных конфликтов и публичных медийных разборок.

ЛДПР стоит перед выбором: или сформировать новую институциональную модель — с прозрачным процедурным управлением, обновлёнными правилами выдвижения и усиленной обратной связью — или начать постепенный распад. Без нового смыслового центра и организационного перезапуска она рискует стать картонной декорацией.

#анализ
В Армении продолжается политика зачистки влиятельных фигур, выступающих против политики Пашиняна, имеющих серьезное влияние на армянскую диаспору в РФ и связанных с пророссийским лобби в республике. Силовики задержали российского бизнесмена армянского происхождения и главу компании «Ташир» Самвела Карапетяна после критического заявления о недопустимости вмешательства политических элит в церковные дела, намерений оградить церковь от нападок премьера.

После серии уничижительных постов Никола Пашиняна и его супруги в Facebook в адрес Армянской апостольской церкви, стремления добиться отстранения с должности ее главы Гагерина II поднялась волна возмущения консервативной общественности, а оппозиция подняла информационную кампанию против политика.

Карапетян олицетворяет альтернативный источник влияния, способный консолидировать общественность вокруг защиты церкви – института, который системно противодействует западному влиянию в республике. Параллельно Пашинян уволил главу Службы безопасности Армении Армена Абазяна, отказавшегося проводить арест без оснований. Это демонстрирует, что решения о зачистке готовятся сверху и реализуются для поддержания иллюзии контроля над элитами и вертикалью со стороны премьер-министра.

Армянская власть пытается реализовать стратегию упреждающего подавления оппозиционной альтернативы в преддверии парламентских выборов 2026 года. Она намерена демонтировать духовные и политико-культурные платформы, на которых может вырасти идеологически обоснованная альтернатива его курсу. При этом Пашинян переживает серьёзный кризис доверия, который может вылиться в институциональное разложение.