Часть 7, ч.6 - здесь

Далее МЯСНИКОВ говорит о том, что жители почувствовали голод ещё в июле 1941 года. Откуда он это взял - вообще не понятно. 18 июля были введены карточки в государственных магазинах как в Ленинграде и других городах центральной части страны, но о сколь-либо ощутимых перебоях со снабжением никто не говорил. Коммерческие магазины работали так же, как и раньше, и в них можно было на тот закупаться без ограничений - были бы деньги.

О взрывчатом веществе "сонал" (39.45) я ничего никогда не слышал. В Ленинграде оставались мощности по производству взрывчатого вещества аммонита, его вариации аммонала и смеси с тротилом - аммотола. Аммонал использовали для начинки гранат и мин, а для снарядов он не годился, так как был чувствителен к тряске и мог взорваться в стволе орудия. Что было в этом "немыслимого" - не вполне понятно. Это был дешёвый, простой и небезопасный материал, но голод, в том числе и "снарядный голод" - не тётка, потому использовали что могли.

Более всего запомнился аммонал блокадникам по той причине, что его использовали для копания могил, то есть подрыва мёрзлого грунта, который невозможно было разбить вручную. Всю зиму 1941-1942 года на пустыре рядом с Пискарёвкой (и не только) гремели взрывы, сделанные при помощи этого вещества. Поэт-блокадник А. Молчанов оставил такие строки:

Я не был на фронте, но знаю
Тяжелый грунт братских могил.
Он, павших друзей накрывая,
И наши сердца придавил.

Как стонет земля ледяная,
Когда аммонала заряд
могилы готовит, я знаю,
Мы знаем с тобой, Ленинград

Потом МЯСНИКОВ упоминает "превращение стружки в белок", что почти верно, если не забывать о промежуточных этапах. Из древесины получали 2 продукта для дополнения блокадного рациона: пищевую целлюлозу и белковые дрожжи. Целлюлоза, как известно, не усваивается человеческим организмом. Но если её растворить в соляной кислоте, она распадается на составные части, которые могут использоваться как наполнитель для хлеба. Калорийной ценности эта добавка не имела и сильно портила вкус хлеба, потому в конце весны 1942 года, с улучшением ситуации со снабжением, от неё отказались.

Белковые дрожжи производили из обработанной целлюлозы с помощью культуры Monilia murmanica, способной усваивать сахара из древесины. Из них готовили множество разных блюд, от супа до котлет и паштета. В журнале "Химия и жизнь" есть отличная статья на эту тему, где освещаются все аспекты переработки древесины в пищу в блокаду. Витаминный напиток из хвои также производили - смотрите прикреплённый к посту плакат.

Про колюшку в Кронштадте (см. памятник) в целом верно, хотя говорить о том, что она "спасла город" было бы преувеличением. Подробнее о ловле рыбы можно прочитать в статье Никиты Ломагина, который подробно занимался этим вопросом. О сердечных заболеваниях МЯСНИКОВ также сказал верно, и это одно из значительных, но редко обсуждаемых последствий блокадного голода. Кипяток начали отпускать жителям в декабре 1941 года, и 3 копейки за литр были той мелочью, которые мог позволить практически каждый, учитывая, что средняя зарплата была около 300 рублей.

Из слов рассказчика можно сделать вывод, что бани на площади Мужества работали всю зиму, однако они закрылись осенью 1941 года и открылись в апреле 1942 года. В период всей блокады работали, конечно, не только 2 бани, как почему-то сказал ЗАЛЕССКИЙ - с весны-лета большинство бань открылись вновь. Усачёвские бани на переулке Макаренко (тогда - Усачёв пер.) стали работать уже с начала марта. Из дневника Ксении Ползиковой-Рубец от 11.03.42:

"С утра иду к тете Леле... Она обещала рано утром взять талончики на баню на Усачёвом переулке. В баню на Казачьем пер. попал снаряд. Пока функционируют только эти бани... К баням подошла к 1 часу дня... Спекулируют и талонами, и я покупаю талон на 10 рублей. Стою в очереди до 3 ½ часов на морозе и не поев с утра. В очереди усердно наблюдают друг за другом и изгоняют вшивых. По одной старушке вши так и бегали в разные стороны. В 3 ½ часа проникаю в предбанник. Тепло, горит электричество. Мы отвыкли от такой культуры. Гардеробщице дают 1 р и появляется шайка."