Бундесканцлер

​​Воссоединившаяся Германия: неудачный эксперимент?

Вчера в Эрфурте началось трехдневное празднование Дня германского Единства. По традиции фестиваль начинается оперой «Тангейзер» Рихарда Вагнера. Впрочем, не только музыкальное сопровождение, но и вся официальная часть мероприятия была полна символизма. Я бы даже сказал, отражала дух времени и хтонически подсветила тревожные признаки грядущего упадка.

Честь открывать мероприятие выпала принимающему премьер-министру Тюрингии Бодо Рамелову. В самой речи ничего примечательного, но сам факт говорит о многом: Рамелов — первый и единственный премьер-министр из партии «Левых» — правопреемницы восточногерманской СЕПГ. В 90-х нельзя было и помыслить, чтобы коммунисту одобрительно аплодировали все высшие чины государства. Сегодня это норма.

Затем на сцене появляется слэм-поэт Фридрих Херрманн. Он развлекает публику высокоинтеллектуальными строчками с антикапиталистическим посылом: невидимая рука рынка может и регулирует, но регулирует она — «einen Scheiss» (нем. «дерьмо»). Политическая верхушка страны также кивает и аплодирует.

Далее выступает председатель Бундестага Бербель Бас (SPD). Социал-демократка восхищается смелостью восточногерманских женщин и как бы издевается над одновременно протестующими против правительства правыми, ведь сегодня «демонстранты обладают фундаментальными правами», а раньше их могли задавить танками. Никакого риска!

Подчеркнув достоинства объединения, председатель Бас назвала и угрозы: теории заговора, правый экстремизм (не левый же!), изменение климата и расизм: «У нашей нормальности на протяжении десятилетий было много лиц. Это лицо электрика из Восточной Германии, лицо футболиста из Западной Германии и лицо врача-иммигранта. Мы все немцы, независимо от того, родились ли наши родители в Эрфурте или Эссене, в Турции или в Ливане [..]». Камера поворачивается — публика аплодирует.

Всё это больше напоминало съезд членов Государственного совета ГДР, чем День Единства ФРГ. В этой связи возникает вопрос, что вообще такое, эта ФРГ? В 90-х был однозначный ответ — долгожданное единое немецкого демократическое государство. Это подкреплялось самоуверенной национальной идентичностью, что выстраивалась вокруг А) общего трагического прошлого, Б) конституции 90-го года и В) экономического успеха.

Экономический успех здесь, пожалуй, играл ключевую ролью. Экономическое чудо хоть и закончилось в 80-х, но благодаря в том числе жёстким реформам Шрёдера Германии удалось сохранить место под солнцем не только в Европе, но и мире.

Сегодня, увы, звание ведущей промышленной державы под угрозой: экономическая война с Россией, провальная энергетическая политика и зелёный переход, а также самоотверженный еврооптимизм кумулятивно делают всё, чтобы закрепить упадок Германии как промышленного центра.

И с этой деиндустриализацией исчезает не только то процветание, к которому привыкли немцы с 1960-х годов, но и тает последний стержень позитивного национального самосознания. Последний, потому что конституционный патриотизм потрепался во время пандемии, а коллективная вина в качестве опоры коллективной идентичности — сугубо деструктивна.

www.group-telegram.com/sg/bundeskanzlerRU.com/832

1.8K viewsedited  Oct 4, 2022 at 15:15

​​Воссоединившаяся Германия: неудачный эксперимент?

Вчера в Эрфурте началось трехдневное празднование Дня германского Единства. По традиции фестиваль начинается оперой «Тангейзер» Рихарда Вагнера. Впрочем, не только музыкальное сопровождение, но и вся официальная часть мероприятия была полна символизма. Я бы даже сказал, отражала дух времени и хтонически подсветила тревожные признаки грядущего упадка.

Честь открывать мероприятие выпала принимающему премьер-министру Тюрингии Бодо Рамелову. В самой речи ничего примечательного, но сам факт говорит о многом: Рамелов — первый и единственный премьер-министр из партии «Левых» — правопреемницы восточногерманской СЕПГ. В 90-х нельзя было и помыслить, чтобы коммунисту одобрительно аплодировали все высшие чины государства. Сегодня это норма.

Затем на сцене появляется слэм-поэт Фридрих Херрманн. Он развлекает публику высокоинтеллектуальными строчками с антикапиталистическим посылом: невидимая рука рынка может и регулирует, но регулирует она — «einen Scheiss» (нем. «дерьмо»). Политическая верхушка страны также кивает и аплодирует.

Далее выступает председатель Бундестага Бербель Бас (SPD). Социал-демократка восхищается смелостью восточногерманских женщин и как бы издевается над одновременно протестующими против правительства правыми, ведь сегодня «демонстранты обладают фундаментальными правами», а раньше их могли задавить танками. Никакого риска!

Подчеркнув достоинства объединения, председатель Бас назвала и угрозы: теории заговора, правый экстремизм (не левый же!), изменение климата и расизм: «У нашей нормальности на протяжении десятилетий было много лиц. Это лицо электрика из Восточной Германии, лицо футболиста из Западной Германии и лицо врача-иммигранта. Мы все немцы, независимо от того, родились ли наши родители в Эрфурте или Эссене, в Турции или в Ливане [..]». Камера поворачивается — публика аплодирует.

Всё это больше напоминало съезд членов Государственного совета ГДР, чем День Единства ФРГ. В этой связи возникает вопрос, что вообще такое, эта ФРГ? В 90-х был однозначный ответ — долгожданное единое немецкого демократическое государство. Это подкреплялось самоуверенной национальной идентичностью, что выстраивалась вокруг А) общего трагического прошлого, Б) конституции 90-го года и В) экономического успеха.

Экономический успех здесь, пожалуй, играл ключевую ролью. Экономическое чудо хоть и закончилось в 80-х, но благодаря в том числе жёстким реформам Шрёдера Германии удалось сохранить место под солнцем не только в Европе, но и мире.

Сегодня, увы, звание ведущей промышленной державы под угрозой: экономическая война с Россией, провальная энергетическая политика и зелёный переход, а также самоотверженный еврооптимизм кумулятивно делают всё, чтобы закрепить упадок Германии как промышленного центра.

И с этой деиндустриализацией исчезает не только то процветание, к которому привыкли немцы с 1960-х годов, но и тает последний стержень позитивного национального самосознания. Последний, потому что конституционный патриотизм потрепался во время пандемии, а коллективная вина в качестве опоры коллективной идентичности — сугубо деструктивна.

BY Бундесканцлер