Самое время впустить в свои пределы подлинную мистэрию. Рекомендуется послушать мрачнейший, плотный лайв-альбом макулатуры, то воспаряющий до заоблачных высот и там парящий среди ангелов и муссонов, то проникающий так глубоко в недра, что кажется, будто сейчас оживут какие-нибудь тысячелетия дремлющие хтонические существа.

https://band.link/urban_live

3 января 1893 года родился Пьер Дриё ла Рошель

«Мне наплевать и на капитализм, и на коммунизм; эволюция партий, за которой я слежу с маниакальной дотошностью, не всегда соответствует планке моей любознательности. Я не хочу обманывать ни капитализм, ни коммунизм обманной поддержкой. Я никого не хочу обманывать. Вот почему люди будут говорить, что я обманываю всех и каждого. Нет, мысль, что в миллион раз сильнее меня, в миллионы раз сильнее капитализма и коммунизма. Я остаюсь на стороне мысли»

Из статей и записей, изданных посмертно

Прочел первую в этом году книжку, но это громко сказано, так, скорее книжицу, не больше руководства по эксплуатации тостера. Остался в полном восторге, редко последнее время попадается художественный текст, который метит точно в цель. Что-то последнее время одни скетчи, хохмы, постановка. Спасибо дорогому Максу Ланкастеру (подписывайтесь на его канал свет в августе), за этот новогодний презент. «Иисусов сын» Дениса Джонсона — сборник ни чему не соответствующих рассказов, скажешь, сновидению или трипу (проза все-таки наркоманская, а главный герой мечется между притонами и собраниями анонимных потребителей), так все очарование пропадет. Нет, это чистая правда жизни, там как раз настолько гомеопатическая доза грезы, что так называемые реалистические детали выглядят четче, ее можно в газетах печатать. Как будто вышел на мороз в мокром дождевике. Поэтичный и одновременно жестокий, ампутированный какой-то стиль, недоверченные сцены, недоговоренные реплики, планы и события сменяют друг друга как в воспаленном, тревожном сознании. Этим текст напомнил «Страх вратаря» Петера Хандке, а герметичным, сказочным благолепием сотканного мирка, без которого американцы, видимо, не могут уложить ни строчки, даже Шервуда Андерсона. Другая ассоциация — «Гуммо» Хармони Корина, вообще, эту книгу воспринимаешь скорее глазом кинозрителя, чем читателя. Жаль только, что книга таких скромных объемов, из этого мира, при всем его паталогическом уродстве, не хочется выбираться.

«— Вы слышите необычные звуки или голоса? — спросил меня врач.
— Помоги нам, о Господи, как больно, — вопили ватные тампоны.
— Не то чтобы.
— Не то чтобы, — повторил он. — Ну и что это значит?
— Я сейчас не готов в это углубляться, — ответил я. Желтая птичка запорхала прямо у меня перед лицом, по моим мышцам пробежал спазм. Я забился как рыба. Я изо всех сил зажмурил глаза, из них брызнули горячие слезы. Когда я открыл глаза, я лежал на животе.
— Как комната стала такой белой? — спросил я.
Прекрасная медсестра трогала мою кожу. „Это витамины“, — сказала она и запустила в меня иглу.
Шел дождь. Над нами склонились гигантские папоротники. Лес сползал по склону холма. Я слышал, как бежит по камням ручей. И вы, смешные вы люди, ждете, что я помогу вам».

На полузапрещенном ютуб появилось мое выступление о запрещенной литературе нулевых. Попытка свободного комментария моего собственного читательского опыта той поры. Достаточно наглядная, в основном благодаря картинкам, но и диковинному ощущению, что всего этого просто не могло быть — и все-таки было. Видео излучает довольно сильные волны экстремизма, впрочем, презервированного временем и отчасти музеефицированного, но легкий, неприятный сквознячок из минувшего все же слегка потреплет ваши локоны.

https://youtu.be/ZPQKSwNWF34?si=evpy3Ogf1dY6SWuh

Так получилось, что начался год с американской прозы, к которой я почти никогда не питал симпатии — но был покорен сперва автором под немудрящим именем Денис Джонсон, а следом возникла Фланнери О’Коннор, и потянулись разные воспоминания о когда-то бывших, но вытесненных стыдом опытах чтения… Когда эта необязательную телегу о прелестях южной готики удастся выпихнуть с пути, приступим к разговору с телезрителями и нажавшими на кнопку с долларом доброжелателями.

Сегодня в 20-00 по Москве
https://youtube.com/live/N6FqC2c9R3Y?feature=share

задать вопрос можно тут:
https://www.donationalerts.com/r/kesperanski

Великий и замысловатый композитор Никита Моисеенко, которого досужий слушатель может знать по диптиху ансамбля макулатуры «пасха / 10 мая», аристократически празднует Новый год по юлианскому календарю — и всех приглашает на это посмотреть.

В этот знаменательный день вспомнил первое эссе о Мисиме, которое я прочел в стародавние времена, когда носил домой тексты на дискетах. Называется «КАМИКАДЗЭ КРАСОТЫ». Оно переехало меня как бульдозер. Автор — переводчик нескольких романов Мисимы «Шум прибоя», «Жажда любви» и других, Александр Белых. Насладитесь хотя бы этим абзацем:

«Всё творчество Мисима находится на разломе культур, а сама его личность воплощает собой этот разлом. Смерть — ключ, которым человечество открывало двери в новое время. Идея смерти становится ключевой в философии Гегеля. Эта дверь открывалась в бездну. Мисима — один из немногих художников, кто позволил красивым жестом скатиться туда своей голове.

Более того, перечитывая некоторые страницы „Феноменологии Духа“, обнаруживаются такие поэтические пассажи у Гегеля, которые, кажется, были тем зерном, из которого выросло все творчество Мисима. Их просто невозможно не процитировать: „Человек есть ночь, пустое ничто, которое содержит всё в своей неделимой простоте: роскошь несчетных представлений и образов, ни один из которых не приходит ему на ум со всей ясностью, или (ещё) которые не достигают (там) реального присутствия. Именно ночь, интериорность — или интимность — природы существует здесь: чистое личное Я. В фантасмагорических представлениях царит ночь: то тут, то там внезапно является окровавленная голова или другое видение бессонной ночи; и так же внезапно они исчезают. Эта ночь проглядывает, если смотреть человеку прямо в глаза: тогда взгляд погружается в ужасную ночь; тогда ночь мира предстаёт перед нами... Власть, извлекающая из этой ночи образы и ниспровергающая их обратно, проявляется как само-полагание, (то есть свободное творчество), внутреннее сознание, Действие. Именно в этой ночи скрывается сущностно-существующая-как-наличное-бытие; но (диалектическое) движение этой власти также здесь присутствует“».

Есть много авторов, хороших и великих, но не было никого родней. Как будто только он один делал кино в строгом смысле — раскрывая природу грез и сказки в самой бытовой реальности. Бывает, выныривая из сна, помнишь только одну фразу или один образ, что-то вроде бахромы на продранном носу тапочка, а из нее уже сам по себе, жутковатым джинном выплывает весь сюжет. Были ли это тот самый сон? Был ли это твой сон? Так у Линча картины рождались из странных ассоциаций, он мог ходить только с одним, на первый взгляд бестолковым образом в голове, который его преследовал. Вдруг откуда ни возьмись нарождалась целая вселенная. Так у него не было никаких идей по поводу будущего гениального «Шоссе в никуда», кроме загадочного послания «Дик Лоран мертв», которое кто-то доставил, позвонив ему в домофон, в точности, как это будет потом в фильме, и «поразительных», по его мнению фраз из рассказа будущего соавтора сценария фильма Барри Гиффорда: «Мы всего лишь пара апачей, несущихся по шоссе в никуда» и «Ты и я, мистер, своим убожеством можем превзойти кое-каких уродов, не так ли?». Фразы действительно поразительные — но только если смотреть на них глазами Линча. Вот так он делал, просто открывал нам глаза на какие-то обыденности, которые тут же волшебным образом преображались. В очередной, бессчетный раз пересматривая любую его работу, не могу отделаться от ощущения, что являюсь свидетелем неподдельного чуда, которое происходит здесь и сейчас. Невозможно собрать подходящие слова, чтобы выразить все, чем я Линчу обязан. Я брал у него уроки стиля, начал застегивать рубашку на все пуговицы. С восторгом обнаруживал, что кажется чувствую его музыкальные предпочтения, как будто, уплывая вслед за мелодией «Into The Night» Джули Круз и Анджело Бадаламенти, ждал, что в пункте назначения, с последними звуками меня встретит сам — и поднимет большой палец вверх. Я успокоился, уяснив, что так называемая реальность — только прикрытие для грезы, и что здесь, между нами, все случается по законам сна. Где мировой дух держит сегодня своих сновидцев и спящих? Я думаю, что все они так или иначе подле Линча. Наконец, я полюбил или скорее решил полюбить кофе, потому что каждый раз, когда его пью, воображаю, как где-то далеко-далеко хитро улыбается этот великий волшебник.

Сей печальный повод используем, чтобы поговорить наконец о том, чем замечателен Линч как художник. А также о том, как я с усилием пробирался через нагромождения окружающих правды и вымысла, в критические моменты прибегая к его волшебному и жизнелюбивому взгляду.

Сегодня в 20-00 МСК
https://youtube.com/live/S62h_-NuPIA?feature=share

Задать вопрос можно заранее через кнопку с долларом:
https://www.donationalerts.com/r/kesperanski

Издательский год в "Проруби" начинается сразу двумя важными книгами.

1) Роман К. Сперанского "Пустоцвет" (340 стр., 120х180, мягкая матовая обложка). Цена будет — 999 руб.

2) Сборник рассказов К. Рябова "Больные люди" (444 стр., 130х200, твердая обложка). Цена будет — 1200 руб.

Макеты книг сегодня были отправлены в типографию, и уже можно оформлять предзаказ у @firstzillion. В начале февраля начнем рассылку — первые 50 экз. "Пустоцвета" будут подписаны автором. Также из типографии ожидаем небольшое кол-во книг Е. Алехина: "Луноход-1" и "Рутина".

См. раздел "Товары", там все более подробно и с аннотациями.

Комик Луис Си Кей в одном из выступлений, хлопая себя по пузу, признавался: «Мне приходится бегать по 5 миль, чтобы только поддерживать это дерьмовое тело». Так же и мне приходится ходить в богомерзкую качалку, только чтобы потом, собрав нацеженную с ее помощью волю, просто налить воду в стакан или заказать продукты. На ютубе говорят, что превозмогание приносит радость. Выбери, что ты не любишь или не хочешь делать, сделай это, и насладись фонтаном гормона удовольствия — но не долго, потому что в конце концов привыкнешь и нужно будет искать еще более тяжелую задачку. Мне же деятельность не приносит никакого отдохновения. Я не распознаю ни начала, ни конца. Сам подступ к мысли, что в такой-то день нужно будет подумать о том, чтобы запланировать нечто, что вскоре придется неминуемо сделать, вызывает такую тоску, как будто меня катком придавило. Не могу я пребывать и в моем любимом состоянии блаженной лени, для которой есть прекрасное английское слово Daydreaming, потому что давно уже утратил с ней духовную связь. Публичная активность меня не пугает, но после каждого выхода или выступления чувствую обессиливающий стыд. Да, я занят не своим делом, но должны же быть люди, для которых не находится никакого дела. Для них даже есть слово специальное. Слова мне даются тяжелее всего, обычно я подвисаю над выбором той или иной конструкции — и будь моя воля, я бы не выбрал ничего, но приходится нечто утверждать. Линч любил повторять, что Ван Гог страдал всю жизнь, кроме тех моментов, когда рисовал свои картины. Это соображение ничего не значит или я просто не могу его понять. Типа идиотской цитаты Буковски: «Пойми, что ты любишь — и дай этому убить себя», которую печатают на салфетках в сетевых кофейнях.

Издательство Ad Marginem исполнило очередной дендистский акт, выпустив изящную и вызывающе неприкладную книгу британского литературоведа, бонвивана и ультраконсерватора Джорджа Сентсбери «Заметки из винного погреба».

Согласно максиме, приписываемой Редьярду Киплингу, «для мужчины не может быть слишком много красного вина, слишком много книг и слишком много патронов». Сентсбери, бывший близким другом Киплинга, наверняка с ней бы согласился, по крайней мере по части книг и вина, до которых был страстно охоч. В его «Заметках» как раз и сплелись эти две страсти: литература и алкоголь. То тут, то там он сравнивает писателя с каким-нибудь сортом вина и наоборот. И ведь те вина, которые он описывает, давно уж исчезли, изменились технологии их изготовления и хранения, так что самым верным способом наиболее точно поведать о них парадоксальным образом становится лишь обращение к литературным метафорам. Красивая и тонкая книга.

Во вступительной статье переводчик Владимир Петров пишет об авторе «Заметок»:

«Сентсбери не просто жил в викторианскую эпоху, он был, можно сказать, хрестоматийный викторианц: представитель среднего класса, сам добившийся всего, закончивший Оксфорд, знающий классические языки, имеющий хорошую физическую подготовку, примерный семьянин, образцовый прихожанин, ценитель жизненных удовольствий, любитель всего изящного и враг безвкусицы. К тому же человек глубоко консервативных убеждений. Недаром друг подарил ему книгу с таким посвящением (о чем Сентсбери всегда вспоминал с гордостью): "Одному из двух тори, оставшихся в Англии — от второго". В этом смысле он был цельной личностью, что чувствуется во всех его произведениях; до некоторой степени его можно даже назвать идеологом викторианского консерватизма. Не оставив программных сочинений, Сентсбери, тем не менее, много раз формулировал свои принципы, которые в самом кратком виде сводились к четырем понятиям: неравенство, индивидуализм, наследственность, собственность. Интересно отметить, что в некоторых высказываниях (например, уподобляя совершенное общество организму, в котором конечности не бунтуют с целью занять место мозга) он сближается с нашими отечественными консерваторами, такими, как его старший современник К.П. Победоносцев»

Когда-нибудь, верим, мы познакомимся и с яркой консервативной публицистикой Джорджа Сентсбери, а пока читаем его «Заметки из винного погреба». Тринк!