Однажды папа рассказывал за столом:
— Зашёл разговор в курилке: «Что страшнее — падать на самолёте или тонуть при кораблекрушении?» Сошлись на том, что страшнее, конечно, падать с огромной высоты, потому что летать мы не умеем, а выплыть, может быть, как-то и можно. И тут один парень, который служил в подплаве, говорит: «Нет, тонуть страшнее. Водой нельзя дышать. Она раздавит и похоронит. Кто ходил на лодке, тот знает».

Этот разговор случился буквально за месяц до гибели АПЛ «Курск».
Стрекотали кузнечики, уютно позванивали ложки — на веранде взрослые пили чай.
Я лежала за дверью под зеленым байковым одеялком, а по позвоночнику всё равно тянуло холодом.

12 августа я вспомню этот разговор. И буду вспоминать его потом много раз.
Как была страшна эта смерть… и каким мужеством надо обладать, чтобы в темноте, делая последние отчаянные глотки воздуха, написать: «Отчаиваться не надо».

Просто красиво🤍💙❤️

Иногда кажется, что мы воюем с абсолютным злом.
Так вот, не кажется.

24 августа в сб в 19:00 прочту свой рассказ в пространстве «Где бабуля».
Всех приглашаю, регистрация через таймпад.

https://bolshaya-chitka.timepad.ru/event/3007682/

В апреле с.г. приезжала в командировку и несколько часов таскалась по Москве — бесцельно, путано, как и люблю. Набрела на памятник возле Богородице-Рождественской церкви в Кулишках (кстати, служба там совершается не только на русском, но и на осетинском языке).

Грело солнце, вокруг звенели весна и Великая Среда, Москва неслась на своих космических скоростях к Пасхе, а я стояла и смотрела на бронзовых детей-ангелов, на ненужные им уже игрушки.

…Во Флоренции есть Площадь Мальчиков и Девочек Беслана, в коммуне Рокагорга, тоже в Италии — Начальная школа имени Детей Беслана. Это не просто красивый политический шаг, не рисовка — в итальянской культуре сильна любовь к детям, они действительно восприняли нашу трагедию как свою.
Вся эта русофобская дикость, которая происходит сейчас — гигантский шаг назад для всех.

Когда-нибудь Добро победит, я верю — и где-то на другом конце света будет Площадь детей Донбасса. Или школа.

…но лучше бы не было.
В мире не должно становиться больше памятников убитым детям.

Calmate, Masha, soy el Zorro

Существует такой популярный ныне жанр — трукрайм, то есть, говоря по-русски, документальное видео о расследовании преступления.

Люблю иногда посмотреть/послушать что-нибудь этакое фоном под рутинную домашнюю работу или под тренировку в спортзале.
Главное — не заглядывать в комментарии (и каналы тоже нужно выбирать тщательно, конечно).
На все эти видео, как мухи на мёд, слетается либшиза и борцуны со всем плохим за всё хорошее, потому что на этой почве легко можно высмеять или облить помоями российское государство.

Особенно удивительно читать под видео комментарии либерально настроенных товарищей в стиле: «А почемуууу такой маленький сроооок?» Любо-дорого посмотреть, как «гуманные наши» громогласно жаждут крови.
Так и хочется написать в ответ: чел, это гуманный ельцинский уголовный кодекс, принятый во времена твоей любимой всеобщей свободы. У нас до 2013 года алкогольное опьянение было нейтральным обстоятельством — угадай, почему? А за отмену смертной казни кто у нас бился? То-то же.
Я тоже задаюсь вопросом, почему кодекс до сих пор не изменили, но тогда автоматически возникает задача расширения системы исполнения наказаний — а мы с имеющейся не очень-то справляемся, стоит только вспомнить недавние события в ростовских и волгоградских колониях. И, кстати, уже представляю, какой визг поднимется в либеральных кругах, надумай государство массово создавать новые пенитенциарные учреждения: страна-тюрьма, мы же говорили!

Что касается расследований, за последние годы их качество действительно выросло, в том числе, с использованием новейших технологий успешно раскрываются преступления прошлых лет, но вам об этом никто не расскажет — неинтересно. Гораздо любопытнее в сотый раз мусолить историю орского маньяка Валерия Андреева, которого отпустили после задержания, позволив, по сути, скрыться (да, я тоже считаю эту историю одним из величайших провалов наших правоохранительных органов, но сколько можно?)

Пресловутая Саша Сулим, сумевшая сделать скучной до хруста челюсти историю кровавого убийцы Попкова, расскажет вам, как рука руку моет, а потом позовет на интервью убийцу женщины Коэна, и они вместе с шуточками-прибауточками обсудят, как он был «замучен тяжелой неволей», и ему проводили пытку «котёнок» с надеванием пакета на голову. У Сулим вообще какой-то пунктик на общении с маньяками. В комментариях поклонники сравнили её с героиней Харриса Клэрис Старлинг, вот только Клэрис общалась с маньяком, чтобы иметь возможность спасти жертву, а Сулим — чтобы нервишки пощекотать и хайпа срубить.

Служба полицейского, следователя, судьи, как это ни банально прозвучит, очень сложна. Неизвестно, что труднее — работать с человеком, совершившим преступление, или с чьим-то родственником в состоянии горя. Я не понаслышке знаю о том, что такое профессиональное выгорание у силовиков. Смотреть на это больно: человек ловит эмоциональную глухоту, выполняет работу механически, люди для него становятся неодушевленными предметами. Наверное, в какой-то степени без этого невозможно существовать в их мире, но окончательно сваливаться в такое состояние тоже нельзя — оно отражается, прежде всего, на качестве работы.
Это явление, как бы ни хотелось оппозиционно настроенным блогерам, не чисто российское. Стоит только заглянуть в пару-тройку роликов о зарубежных преступлениях. Те же самые «убьют — тогда и приходите», «подождите три дня, погуляет и вернется» и т.п.

Это очень болезненные темы, которые нельзя обсуждать с позиций юношеского максимализма, с наскока, с подходом «взять всё — и поделить изменить».
И только брызжущим слюной комментаторам, жадно выуживающим кровавые подробности из роликов сомнительного качества, в которых авторы допускают ошибки в банальнейших юридических понятиях, кажется, что всё просто.

Как я плакала под «Куклу колдуна» [конец кликбейтного заголовка]

«Я жив, покуда я верю в чудо» (с)
Сходили сегодня на программу «Король и Шут» Оркестр CAGMO в знакомый зал ДК Ленсовета с его пыльным полумраком и ампирными люстрами. Солидные дяденьки в костюмах (а как иначе, рабочий день же) и тётеньки в платьях, некоторые с детьми, чинно садились в кресла — это вам не «Юбиль» в 2007 со слэмом и дикими воплями, а симфонический концерт.
Всё это почти дворянское собрание длилось ровно до третьей песни. Под «Дурака и молнию» повзрослевшие панки забыли про залысины и больные спины, про отчеты и совещания, и начали лихо подпевать и трясти «козой» над головами — а руки-то помнят, родимые! Когда на «Воспоминаниях о былой любви» зажглись фонарики, я опешила: зал был набит шестнадцатилетними подростками в одежде взрослых людей, потому что punk’s not dead.
Там такие лица — максималисты и идеалисты, лучшие версии себя!

…и я обнаружила, что плачу. Так, чуть-чуть. Даже глаза, подведенные немного гуще обычного (ровно настолько, чтобы это прилично смотрелось на утреннем заседании), не размазала — опыт. Так вот, под страшные сказки КиШа мне вдруг пригрезилась шестнадцатилетняя девочка в чужой чёрной толстовке, оглохшая от музыки и воплей, усталая, лихорадочно соображающая, что скажет дома по поводу позднего возвращения. Да там столько все в голове, её мысли — её скакуны.
Я мысленно обняла эту девочку: «Всё правильно. Панка делает не ирокез и грубые ботинки. Да-да, у панка может быть серебряная медаль «За особые успехи в учении» и anorexia nervosa на почве поступления в лучший юридический вуз страны. Твой ошейник с шипами давно пылится где-то на дачном чердаке, а ты по утрам надеваешь строгий пиджак и туфли-лодочки, но когда-то выбрала быть панком — и ты по-прежнему панк. Сейчас даже больше, чем когда бы то ни было. Панк — это та самая рыба, которая, по словам героя фильма «Меня зовут Арлекино», плывёт против течения — потому что жива. Панка не приглашают в высокие кабинеты, в гостиные, обитые зеленым бархатом, он никогда не войдет в когорту избранных, не будет участвовать в делёжке сладкого пирога, зато он — это он». И девочка поняла.

Кто-то не любит КиШ за мрачную эстетику — но разве наша жизнь была уютной и безоблачной? Разве она сейчас — такая?

«Он, видно, в ссоре с головою,
Видно, сам себе он враг,
Надо ж выдумать такое — во дурак!»

…и ходят по земле дураки из этой песни с запертыми внутри них шестнадцатилетними панками.

Помните, что дурак молнию всё-таки поймал.

Post scriptum: очень не хватало танцевальной фанзоны, слушать такое драйвовое исполнение какого-нибудь «Лесника» и сидеть в кресле — это же ужас что такое, форменное издевательство.

Друзья, я к вам с хорошими новостями!

Мы строили-строили и наконец…

Если загадать желание на вершине Меганома в Крыму, то оно сбудется — через три года и не совсем так, как представлялось, но человек, как известно, вправе только предполагать.

Совсем скоро в издательстве «Азбука-Аттикус» выйдет мой роман «Презумпция вины» (некоторые из вас его знают под названием «Чугуевские лебеди»). Это семейная сага о любви, предательстве и о том, действительно ли истина в вине.

Предзаказ пока не открыт, но на сайте издательства уже есть анонс и прекрасная обложка.

Когда книга поступит в продажу, я обязательно сообщу.

— Это он тебя сдал.
— Знаю.

Один из самых мощных диалогов нашего кино, на мой взгляд.

Сегодня 22 года без Брата.

У меня отличные новости!
Мой роман «Презумпция вины» поступил в продажу.
Гип-гип ура!

Я познакомилась с Аней Бабиной в 2020 году, на своей первой Тавриде. Познакомилась сначала заочно — Алексей Портнов прислал нам вечером сообщение: «Тем, кто ложится спать, — спокойного сна, а остальным – текстов», — и ее подборка была второй.

Потом мы с моей соседкой Настей пытались напечатать рассказы Ани, и у нас на сотой странице сломался принтер. Легендарная история. Потом мы разъехались по домам, и Аню в аэропорту Питера встречал муж с цветами. Моя мама, которая была со мной, до сих пор восхищается этим фактом. Она спросила: «А что это за девушка?», а я ответила: «Да я ее не особенно знаю». Я, и правда, не знала.

Потом мы с Аней поехали вместе на Тавриду в 2022 году. Помню, не знала, как предложить ей общаться… и как мы потом смотрели в окно, «молча узнавали России неповторимые черты», и болтали-болтали. С ней, с Владом, с Надей, с Лешей, с Вовой. Это была лучшая Таврида, но текст Ани я на ней не прочла. Мне всегда страшно заглядывать в тексты друзей – вдруг не понравится?

И впервые я прочла ее роман на верхней полке крымского поезда, в темноте, проезжая Тамань. Я тогда была очень разочарована в литературе. И в себе тоже. И когда я дочитала его, мне хотелось плакать от того, как очистительно это было. Я просто взяла в руки настоящий русский роман — старая, неизменная классика, тут можно ничего больше не говорить, да я и не буду.

На семинаре я сказала, что это лучший текст семинара, и наш мастер ответил, что я так говорю из личной привязанности к Ане. Но я бы никогда не сказала так просто от теплых чувств. Я сказала правду.

Роман «Презумпция вины» вышел в издательстве Азбука. Его можно заказать на Озон. У него классная обложка. И я чувствую себя к нему причастной – потому что я знаю теперь наверняка, что тогда, поставив ему самую высокую оценку, я всё-таки не ошиблась.

https://www.group-telegram.com/devochka_v_vatnike.com/1950

Это фрагмент романа Аси Демишкевич, который вышел – да, в России, да, в 2024 году. Казалось бы, сложно писать еще хуже. Но Бабушкин обещает научить.

Всегда есть способ!

Увидела встречу Майи Санду с Вайкуле и Би-2.

Хотела сначала написать, что это отвратительно, но, скорее, это просто смешно.
Что это? Фрик-шоу? Заштатный театрик, где мыши сожрали половину костюмов, поэтому артисты вышли в том, что уцелело?
Почему Вайкуле в кепке с подшлемником и выглядит, как надзирательница концлагеря или престарелая актриса фильмов для взрослых? Почему Шура Би-2 во фраке и кроссовках? Почему Санду так вырвиглазно одета?

И зачем они собрались, если никто не знает, о чем говорить?