Йохен Райс нашел свою первую женщину на дереве на франкфуртском блошином рынке. купив фотографию в качестве книжной закладки, он стал замечать похожие в обувных коробках на барахолках по стране.
коллекция из 200 фотографий росла следующие 25 лет. жанр: женщина на дереве свешивает ноги, пьет пиво, улыбается или нет, облокачивается, смотрит в камеру или нет где-то в 1920-50-е годы.
найденная любительская фотография обладает прекрасной непроницаемостью. прикладывай приятные тебе смыслы, гладь мертвые лица пальцем — ощущение проникновения ложное. прошлое заперто, даже если лежит у тебя в кармане. поэтому —
что побуждало женщин карабкаться на деревья до, во время и после нацизма — вопрос провальный. точно они делают то, что их матери еще не могли позволить себе, а их возможные дочери будут проделывать уже не в юбках и каблуках. их фотографии — портал в альтернативное войне и лагерям измерение. «бросить вызов истории и взобраться на дерево, будучи взрослой женщиной, — довольно захватывающе», — пишет Идра Новей в эссе для The Paris Review.
коллекция Райса напомнила мне, что весной и летом 2022 года я активно собирала старые фотографии — в Петербурге и московском Измайлово. среда казалась мне (и все еще кажется) почти исключительно мужской. у коллекционеров обязательно есть темы: мне встречались собиратели маршалов / военной техники / ранних советов / мертвых в гробу / детей / ню. я покупала бесцельно, но без темы еще больше чувствовала свое выпадание.
так появились советские женские пикники. они давали мне субботнюю передышку, оазис, где женщины смеются и едят яблоки на траве. неясно, спасала ли я разлученных сестер от небытия или просто покупала чужую старую бумагу. из всех фотографий единственная надпись была на обороте самой маленькой, 9 мая 1937 года, подстертым красным карандашом.
Йохен Райс нашел свою первую женщину на дереве на франкфуртском блошином рынке. купив фотографию в качестве книжной закладки, он стал замечать похожие в обувных коробках на барахолках по стране.
коллекция из 200 фотографий росла следующие 25 лет. жанр: женщина на дереве свешивает ноги, пьет пиво, улыбается или нет, облокачивается, смотрит в камеру или нет где-то в 1920-50-е годы.
найденная любительская фотография обладает прекрасной непроницаемостью. прикладывай приятные тебе смыслы, гладь мертвые лица пальцем — ощущение проникновения ложное. прошлое заперто, даже если лежит у тебя в кармане. поэтому —
что побуждало женщин карабкаться на деревья до, во время и после нацизма — вопрос провальный. точно они делают то, что их матери еще не могли позволить себе, а их возможные дочери будут проделывать уже не в юбках и каблуках. их фотографии — портал в альтернативное войне и лагерям измерение. «бросить вызов истории и взобраться на дерево, будучи взрослой женщиной, — довольно захватывающе», — пишет Идра Новей в эссе для The Paris Review.
коллекция Райса напомнила мне, что весной и летом 2022 года я активно собирала старые фотографии — в Петербурге и московском Измайлово. среда казалась мне (и все еще кажется) почти исключительно мужской. у коллекционеров обязательно есть темы: мне встречались собиратели маршалов / военной техники / ранних советов / мертвых в гробу / детей / ню. я покупала бесцельно, но без темы еще больше чувствовала свое выпадание.
так появились советские женские пикники. они давали мне субботнюю передышку, оазис, где женщины смеются и едят яблоки на траве. неясно, спасала ли я разлученных сестер от небытия или просто покупала чужую старую бумагу. из всех фотографий единственная надпись была на обороте самой маленькой, 9 мая 1937 года, подстертым красным карандашом.
BY doom detective
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup. "The argument from Telegram is, 'You should trust us because we tell you that we're trustworthy,'" Maréchal said. "It's really in the eye of the beholder whether that's something you want to buy into." The gold standard of encryption, known as end-to-end encryption, where only the sender and person who receives the message are able to see it, is available on Telegram only when the Secret Chat function is enabled. Voice and video calls are also completely encrypted. The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. At the start of 2018, the company attempted to launch an Initial Coin Offering (ICO) which would enable it to enable payments (and earn the cash that comes from doing so). The initial signals were promising, especially given Telegram’s user base is already fairly crypto-savvy. It raised an initial tranche of cash – worth more than a billion dollars – to help develop the coin before opening sales to the public. Unfortunately, third-party sales of coins bought in those initial fundraising rounds raised the ire of the SEC, which brought the hammer down on the whole operation. In 2020, officials ordered Telegram to pay a fine of $18.5 million and hand back much of the cash that it had raised.
from sg
