Одна из важнейших книжек в моей жизни появилась 20 лет назад. Я вел дневник, каждый вечер скрупулезно записывая в ежедневник итоги дня. Я не помню, как эта мысль пришла мне в голову (возможно, меня впечатлили структура — день занимал половину страницы, это очень дисциплинировало! — и красота ежедневника), но выбрать именно 2001 год для такого стенографирования — это была офигенная идея. Год, когда я закончил школу, со второй попытки поступил в университет, расстался со своей первой девушкой, стал носить линзы (11 сентября — еще бы я не запомнил), нашел десятки новых друзей, многое сделал впервые и вообще во многом изменил свою жизнь. Закончился тот год смертью моей прабабушки, и я решил больше не вести дневник. (В конце 2012-го, после смерти мамы, поэтому же отказался от ЖЖ.) Этот ежедневник не покажу никому, но так круто 20 лет спустя перечитывать эти предельно личные записи и видеть свое простигосподи становление. А еще помнить тот год по дням: так, впервые в квартиру Гридчина я зашел 22 сентября 2001 года.
Одна из важнейших книжек в моей жизни появилась 20 лет назад. Я вел дневник, каждый вечер скрупулезно записывая в ежедневник итоги дня. Я не помню, как эта мысль пришла мне в голову (возможно, меня впечатлили структура — день занимал половину страницы, это очень дисциплинировало! — и красота ежедневника), но выбрать именно 2001 год для такого стенографирования — это была офигенная идея. Год, когда я закончил школу, со второй попытки поступил в университет, расстался со своей первой девушкой, стал носить линзы (11 сентября — еще бы я не запомнил), нашел десятки новых друзей, многое сделал впервые и вообще во многом изменил свою жизнь. Закончился тот год смертью моей прабабушки, и я решил больше не вести дневник. (В конце 2012-го, после смерти мамы, поэтому же отказался от ЖЖ.) Этот ежедневник не покажу никому, но так круто 20 лет спустя перечитывать эти предельно личные записи и видеть свое простигосподи становление. А еще помнить тот год по дням: так, впервые в квартиру Гридчина я зашел 22 сентября 2001 года.
But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. False news often spreads via public groups, or chats, with potentially fatal effects. Additionally, investors are often instructed to deposit monies into personal bank accounts of individuals who claim to represent a legitimate entity, and/or into an unrelated corporate account. To lend credence and to lure unsuspecting victims, perpetrators usually claim that their entity and/or the investment schemes are approved by financial authorities. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. Meanwhile, a completely redesigned attachment menu appears when sending multiple photos or vides. Users can tap "X selected" (X being the number of items) at the top of the panel to preview how the album will look in the chat when it's sent, as well as rearrange or remove selected media.
from sg
