ЛОРД ДЕННИНГ О СУДЕБНЫХ СПОРАХ В США
Как мотылька тянет к свету, так и истца тянет к Соединённым Штатам. Если только он сможет довести своё дело до суда, он выиграет целое состояние. Без каких-либо затрат для себя и без риска, что ему придётся что-либо платить за другую сторону. Тамошние юристы будут вести дело "по заказу", как мы говорим, или за "непредвиденный гонорар", как они говорят. Юристы не будут взимать с истца никакой платы за свои услуги, но взамен они возьмут себе 40% от суммы компенсации ущерба, если выиграют дело в суде или во внесудебном порядке. Если они проиграют, истцу не надо будет платить другой стороне. Суды в Соединённых Штатах не имеют такого сдерживающего фактора, как у нас. В Соединённых Штатах также существует право на суд присяжных. Они склонны присудить баснословную компенсацию. Они известны своей отзывчивостью и знают, что юристы заберут свои 40%, прежде чем истец что-либо получит. Всё это означает, что ответчика можно легко принудить к мировому соглашению. У истца на руках все козыри.
Как мотылька тянет к свету, так и истца тянет к Соединённым Штатам. Если только он сможет довести своё дело до суда, он выиграет целое состояние. Без каких-либо затрат для себя и без риска, что ему придётся что-либо платить за другую сторону. Тамошние юристы будут вести дело "по заказу", как мы говорим, или за "непредвиденный гонорар", как они говорят. Юристы не будут взимать с истца никакой платы за свои услуги, но взамен они возьмут себе 40% от суммы компенсации ущерба, если выиграют дело в суде или во внесудебном порядке. Если они проиграют, истцу не надо будет платить другой стороне. Суды в Соединённых Штатах не имеют такого сдерживающего фактора, как у нас. В Соединённых Штатах также существует право на суд присяжных. Они склонны присудить баснословную компенсацию. Они известны своей отзывчивостью и знают, что юристы заберут свои 40%, прежде чем истец что-либо получит. Всё это означает, что ответчика можно легко принудить к мировому соглашению. У истца на руках все козыри.
Н.Ф. ФЁДОРОВ О ТРОИЦЕ В ДОГОВОРАХ
Мы точно так же не задавали себе и вопроса, почему мирные и союзные договоры между христианскими народами заключались во имя Троицы нераздельной, тогда как объявления войны, манифесты о ней не имели такого «богословия» (подобные надписи на актах в старину назывались богословием). И это богословие было не всуе произносимое, потому что было прямым приложением к делу.
Отсутствие троичного богословия даже в старинных актах Древней Руси, собственно в актах юридических (как это можно видеть в сборниках их), доказывает, что Троичность понималась именно в том смысле, которому всякие гражданские сделки составляли полную противоположность.
Только на духовных завещаниях писалось полное троичное богословие (во имя Отца, и Сына и Св. Духа, но не во имя Троицы нераздельной и бессмертной, требующей нераздельности, которою обусловливается и бессмертие), хотя акты эти далеко не выражают требуемого троичным богословием, так как в них выражается забота о своем лишь потомстве, а не о всех живущих, о себе и своих предках, а не о всех умерших.
Впрочем, пожертвования на церкви, на монастыри, на благотворительные и воспитательные учреждения, без которых едва ли было хоть одно духовное завещание в старой Руси, свидетельствуют о существовании сознания, хотя и смутного, что судьба завещателя и его предков находится в зависимости от дел, от действий, не одних только собственных его потомков, не одних только строителей тайны поминовения, но вообще от действия всех еще живущих.
Таким образом, очевидно, если понятие о Боге Триедином в смысле заповеди и не было доведено до полного сознания, тем не менее верное, хотя и неопределенное, чувство руководило христианскими народами, когда они употребляли имя нераздельной Троицы в мирных и союзных договорах и воздерживались от употребления этого Святейшего Имени при объявлении войны и при совершении актов юридического и экономического свойства.
И в самом деле, нельзя же заключать кабальные записи во имя Троицы, как нельзя во имя Троицы основывать акционерные и т.п. компании... Из этого ясно, что Троица может служить критерием для нравственной оценки договоров, на которых основываются общества разного рода. Несомненно, что основы учения о Троице лежат в глубине человеческой совести, которые и руководят человека в его социальных отношениях, а между тем некоторые и до сих пор еще ставят социальные
отношения вне этики, т. е. науки о нравственности.
Цит.: Фёдоров Н.Ф. Собрание сочинений: в 4-х тт. Том I. — М.: Издательская группа «Прогресс», 1995, С. 88.
Мы точно так же не задавали себе и вопроса, почему мирные и союзные договоры между христианскими народами заключались во имя Троицы нераздельной, тогда как объявления войны, манифесты о ней не имели такого «богословия» (подобные надписи на актах в старину назывались богословием). И это богословие было не всуе произносимое, потому что было прямым приложением к делу.
Отсутствие троичного богословия даже в старинных актах Древней Руси, собственно в актах юридических (как это можно видеть в сборниках их), доказывает, что Троичность понималась именно в том смысле, которому всякие гражданские сделки составляли полную противоположность.
Только на духовных завещаниях писалось полное троичное богословие (во имя Отца, и Сына и Св. Духа, но не во имя Троицы нераздельной и бессмертной, требующей нераздельности, которою обусловливается и бессмертие), хотя акты эти далеко не выражают требуемого троичным богословием, так как в них выражается забота о своем лишь потомстве, а не о всех живущих, о себе и своих предках, а не о всех умерших.
Впрочем, пожертвования на церкви, на монастыри, на благотворительные и воспитательные учреждения, без которых едва ли было хоть одно духовное завещание в старой Руси, свидетельствуют о существовании сознания, хотя и смутного, что судьба завещателя и его предков находится в зависимости от дел, от действий, не одних только собственных его потомков, не одних только строителей тайны поминовения, но вообще от действия всех еще живущих.
Таким образом, очевидно, если понятие о Боге Триедином в смысле заповеди и не было доведено до полного сознания, тем не менее верное, хотя и неопределенное, чувство руководило христианскими народами, когда они употребляли имя нераздельной Троицы в мирных и союзных договорах и воздерживались от употребления этого Святейшего Имени при объявлении войны и при совершении актов юридического и экономического свойства.
И в самом деле, нельзя же заключать кабальные записи во имя Троицы, как нельзя во имя Троицы основывать акционерные и т.п. компании... Из этого ясно, что Троица может служить критерием для нравственной оценки договоров, на которых основываются общества разного рода. Несомненно, что основы учения о Троице лежат в глубине человеческой совести, которые и руководят человека в его социальных отношениях, а между тем некоторые и до сих пор еще ставят социальные
отношения вне этики, т. е. науки о нравственности.
Цит.: Фёдоров Н.Ф. Собрание сочинений: в 4-х тт. Том I. — М.: Издательская группа «Прогресс», 1995, С. 88.
КАРЛ МАРКС О РАВНОМ ПРАВЕ
Поэтому равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным, хотя принцип и практика здесь уже не противоречат друг другу, тогда как при товарообмене обмен эквивалентами существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае.
Несмотря на этот прогресс, это равное право в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамками. Право производителей пропорционально доставляемому ими труду; равенство состоит в том, что измерение производится равной мерой — трудом.
Но один человек физически или умственно превосходит другого и, стало быть, доставляет за то же время большее количество труда или же способен работать дольше; а труд, для того чтобы он мог служить мерой, должен быть определен по длительности или по интенсивности, иначе он перестал бы быть мерой. Это равное право есть неравное право для неравного труда.
Оно не признает никаких классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как и все другие; но оно молчаливо признает неравную индивидуальную одаренность, а следовательно, и неравную работоспособность естественными привилегиями. Поэтому оно по своему содержанию есть право неравенства, как всякое право.
По своей природе право может состоять лишь в применении равной меры; но неравные индивиды (а они не были бы различными индивидами, если бы не были неравными) могут быть измеряемы одной и той же мерой лишь постольку, поскольку их рассматривают под одним углом зрения, берут только с одной определенной стороны, как в данном, например, случае, где их рассматривают только как рабочих и ничего более в них не видят, отвлекаются от всего остального.
Далее: один рабочий женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и так далее. При равном труде и, следовательно, при равном участии в общественном потребительном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и тому подобное. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, должно бы быть неравным.
Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества. Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества.
На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!
Я остановился более обстоятельно на “неурезанном трудовом доходе”, с одной стороны, и на “равном праве” и “справедливом распределении” — с другой, для того чтобы показать, какое большое преступление совершают, когда, с одной стороны, стремятся вновь навязать нашей партии в качестве догм те представления, которые в свое время имели некоторый смысл, но теперь превратились в устарелый словесный хлам, а с другой стороны, желают извратить реалистическое понимание, с таким трудом привитое партии, но теперь уже пустившее в ней корни, идеологическим правовым и прочим вздором, столь привычным для демократов и французских социалистов.
Цит.: К. Маркс, Критика готской программы, 1875 г.
Поэтому равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным, хотя принцип и практика здесь уже не противоречат друг другу, тогда как при товарообмене обмен эквивалентами существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае.
Несмотря на этот прогресс, это равное право в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамками. Право производителей пропорционально доставляемому ими труду; равенство состоит в том, что измерение производится равной мерой — трудом.
Но один человек физически или умственно превосходит другого и, стало быть, доставляет за то же время большее количество труда или же способен работать дольше; а труд, для того чтобы он мог служить мерой, должен быть определен по длительности или по интенсивности, иначе он перестал бы быть мерой. Это равное право есть неравное право для неравного труда.
Оно не признает никаких классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как и все другие; но оно молчаливо признает неравную индивидуальную одаренность, а следовательно, и неравную работоспособность естественными привилегиями. Поэтому оно по своему содержанию есть право неравенства, как всякое право.
По своей природе право может состоять лишь в применении равной меры; но неравные индивиды (а они не были бы различными индивидами, если бы не были неравными) могут быть измеряемы одной и той же мерой лишь постольку, поскольку их рассматривают под одним углом зрения, берут только с одной определенной стороны, как в данном, например, случае, где их рассматривают только как рабочих и ничего более в них не видят, отвлекаются от всего остального.
Далее: один рабочий женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и так далее. При равном труде и, следовательно, при равном участии в общественном потребительном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и тому подобное. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, должно бы быть неравным.
Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества. Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества.
На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!
Я остановился более обстоятельно на “неурезанном трудовом доходе”, с одной стороны, и на “равном праве” и “справедливом распределении” — с другой, для того чтобы показать, какое большое преступление совершают, когда, с одной стороны, стремятся вновь навязать нашей партии в качестве догм те представления, которые в свое время имели некоторый смысл, но теперь превратились в устарелый словесный хлам, а с другой стороны, желают извратить реалистическое понимание, с таким трудом привитое партии, но теперь уже пустившее в ней корни, идеологическим правовым и прочим вздором, столь привычным для демократов и французских социалистов.
Цит.: К. Маркс, Критика готской программы, 1875 г.
Дорогие читатели, поздравляем всех с днём науки! Нередко юриспруденцию упрекают в ненаучности (ещё бы, ведь это "искусство добра и справедливости"), но это лишь из-за весьма посредственного образования упрекающих в социально-экономических и гуманитарных науках. На эту проблему обращал внимание ещё Габриэль Феликсович Шершеневич:
"Русское общество относится с полным довериемъ и интересом к естественным наукам, юриспруденция же вызывает в русском человеке, не приученном к широкой общественной деятельности, скорее сомнение и даже иронию, нежели симпатию. В его представлении она является сухой, суровой, формальной и лишенною той душевности, которая так свойственна русской натуре. При таких неблагоприятных условиях я все-таки беру на себя смелость попытаться убедить вас в ошибочности этого, к сожалению, столь распространенного у нас взгляда".
Мы каждый день публикуем для вас увлекательные выдержки из лучших образцов юридической мысли, доказывающих, что право есть наука и при том одна из сложнейших. Поздравляем вас с праздником, роднящим нашу науку с другими, от которых к нашей пролегают мосты и дороги, ведущие к новым горизонтам познания!
P.S. В честь праздника делимся небольшой подборкой мемов с Александром Николаевичем Латыевым, как одним из ярчайших представителей юридической науки, который, кстати говоря, еще и регулярно выкладывает записи лекций по гражданскому праву!
"Русское общество относится с полным довериемъ и интересом к естественным наукам, юриспруденция же вызывает в русском человеке, не приученном к широкой общественной деятельности, скорее сомнение и даже иронию, нежели симпатию. В его представлении она является сухой, суровой, формальной и лишенною той душевности, которая так свойственна русской натуре. При таких неблагоприятных условиях я все-таки беру на себя смелость попытаться убедить вас в ошибочности этого, к сожалению, столь распространенного у нас взгляда".
Мы каждый день публикуем для вас увлекательные выдержки из лучших образцов юридической мысли, доказывающих, что право есть наука и при том одна из сложнейших. Поздравляем вас с праздником, роднящим нашу науку с другими, от которых к нашей пролегают мосты и дороги, ведущие к новым горизонтам познания!
P.S. В честь праздника делимся небольшой подборкой мемов с Александром Николаевичем Латыевым, как одним из ярчайших представителей юридической науки, который, кстати говоря, еще и регулярно выкладывает записи лекций по гражданскому праву!
Антон Фридрих Юстус Тибо о разработчиках законов
Если же мы рассмотрим еще и внутреннее бытие и сущность права, то у беспристрастного наблюдателя должно само собой возникнуть убеждение, что мудрый, глубоко продуманный, простой и одухотворенный Свод законов является как раз тем, что крайне необходимо гражданину Германии для его укрепления и возвышения, чтобы политическая раздробленность и неразрывно связанная с ней мелочность приобрели в нем хороший противовес и чтобы ни один правитель не был в состоянии предоставить разработку подобного свода законов своим лакеям. Это правда, что у нас в Германии есть много превосходных, опытных, искусных служащих, однако почти всегда они пригодны лишь для того, что в широком смысле называется управлением, т.е. для применения существующих законов. Мужей, доросших до законодательства, а особенно до общего, абстрактного законодательства, существует очень мало даже среди ученого сословия. Это не должно неприятно изумлять, и это не упрек, несущий в себе какую-то озлобленность. Ибо хорошее законодательство представляет собой самое трудное из всех занятий. Для этого нужен чистый, большой, зрелый, благородный ум; обязательны навыки, чтобы не быть пораженным неискренней жалостью и всякими мелочами, и бесконечная осмотрительность и разнообразные знания. Когда необходимо подобное, то ни одиночка, ни несколько одиночек не могут приписывать себе, что они мудрее всех остальных, зато должны быть объединены силы многих лидеров, чтобы благодаря всестороннему взаимодействию было достигнуто нечто Добротное и Завершенное. Ни одно германское министерство юстиции, если оно захочет говорить скромно и правдиво, не будет утверждать, что оно способно настолько безукоризненно разработать хотя бы одно из множества основных учений гражданского права, что труд его можно было бы смело предъявить на проверку лучшим немецким правоведам, а не только адвокатам и судьям этой земли. Пусть даже самый Умелый попытается разработать закон только о мелочах. Опрос других, а также последующий опыт всегда будут вносить разнообразные поправки в его представления, а тот, кто здесь будет действовать в одиночку или только с небольшим числом помощников, вскоре снова и снова будет сожалеть о своем сочинении.
Если же мы рассмотрим еще и внутреннее бытие и сущность права, то у беспристрастного наблюдателя должно само собой возникнуть убеждение, что мудрый, глубоко продуманный, простой и одухотворенный Свод законов является как раз тем, что крайне необходимо гражданину Германии для его укрепления и возвышения, чтобы политическая раздробленность и неразрывно связанная с ней мелочность приобрели в нем хороший противовес и чтобы ни один правитель не был в состоянии предоставить разработку подобного свода законов своим лакеям. Это правда, что у нас в Германии есть много превосходных, опытных, искусных служащих, однако почти всегда они пригодны лишь для того, что в широком смысле называется управлением, т.е. для применения существующих законов. Мужей, доросших до законодательства, а особенно до общего, абстрактного законодательства, существует очень мало даже среди ученого сословия. Это не должно неприятно изумлять, и это не упрек, несущий в себе какую-то озлобленность. Ибо хорошее законодательство представляет собой самое трудное из всех занятий. Для этого нужен чистый, большой, зрелый, благородный ум; обязательны навыки, чтобы не быть пораженным неискренней жалостью и всякими мелочами, и бесконечная осмотрительность и разнообразные знания. Когда необходимо подобное, то ни одиночка, ни несколько одиночек не могут приписывать себе, что они мудрее всех остальных, зато должны быть объединены силы многих лидеров, чтобы благодаря всестороннему взаимодействию было достигнуто нечто Добротное и Завершенное. Ни одно германское министерство юстиции, если оно захочет говорить скромно и правдиво, не будет утверждать, что оно способно настолько безукоризненно разработать хотя бы одно из множества основных учений гражданского права, что труд его можно было бы смело предъявить на проверку лучшим немецким правоведам, а не только адвокатам и судьям этой земли. Пусть даже самый Умелый попытается разработать закон только о мелочах. Опрос других, а также последующий опыт всегда будут вносить разнообразные поправки в его представления, а тот, кто здесь будет действовать в одиночку или только с небольшим числом помощников, вскоре снова и снова будет сожалеть о своем сочинении.