«Искатели приключений» — не роман, не журнал. И уж, конечно, не мистификация. Это альманах, сборник коротких рассказов, будто бы в давние годы написанных и сбитых в книжицы. Может быть, было это в конце XIX века? Или в начале ХХ? Отсюда порой и язык рассказиков, чуть более выспренный, чем это позволяют правила хорошего вкуса. И словесное заламывание рук. И незлая ирония. Отсюда и герои — люди тех времен, когда утюги броненосных кораблей еще не выгладили с карты мира белые пятна. Когда жар их топок не выжег из душ — у кого благородный авантюризм, у кого отменное злодейство, у кого артистизм плутовской натуры. А у кого и настоящую любовь — с головы до ног во флердоранжах и терниях.
Рассказы о приключениях тела и духа, сердца и ума ведут вымышленные автором… авторы. У каждого — своя любимая тема, своя манера письма, свой взгляд на мир. Они, как это и было принято в давние времена, скрываются за арабесками псевдонимов и вензелями инициалов.
https://ozon.ru/t/Jww2Z71

Я вырос на приключенческих романах - Хаггард, Буссенар, Жаколио, Жюль Верн, Саббатини… На их страницах белые охотники шли в дебри Африки, путешествующие инкогнито аристократы – в дебри Индии, а разорившиеся дворяне – в дебри дворцовых интриг.
Именно эти книги задали стиль оформления, изложения, определили саму идеологию «Искателей приключений», на страницы которого попали эти самые приключения в самом классическом их литературном смысле.
Мне повезло прочитать любимые романы именно в тех, дореволюционных изданиях, на изумительной пожелтевшей бумаге, с картинками, навевающими безумно интересные сны.
Я ясно вижу их, гимназистов и студентов тех лет. Как они ждали каждой такой книжонки. Как читали ее заполночь, не умея оторваться. Как играли потом в героев романов, давали друг другу экзотические имена и не менее экзотические клятвы.
«Искатели приключений» - это мемориальная доска, прикрученная на доме каждого мальчишки той эпохи.
https://ozon.ru/t/Jww2Z71

На кораблях, пешком, на лошадях, едут люди по свету. Через снег и пески, через войны и любовные волнения несет их беспокойный дух. Кто они? Мы называем их авантюристами, хотя слово это имеет теперь уже оттенок негативный, чтобы не сказать, обидный. А что, по сути, есть авантюрист? Если перевести толково, то это ведь искатель приключений. С древних времен племя это беспокойное исхаживает землю из конца в конец. Что привозят ни домой после многих лет трудных странствий? Кто – карты новых земель, кто сундук монет, кто одни лишь раны, чтобы ныли к перемене погоды. Иные остаются там, в неведомых землях. Царями диких народов или мертвыми телами под пологом чужого леса. Кто-то и вовсе пускается в путь не по своей воле, но гонимый капризом монарха или угрозой своей жизни. «Искатели приключений» рассказывают о некоторых из них, чьи имена нам обычно ничего не говорят, но жизнь которых достойна хорошего приключенческого романа. Или исторического. Или мистического…

https://ozon.ru/t/4807vP1

"Письма путешественника по казенной надобности". Из главы "Уездный Мидас, или Плач по человеческим страстям"

«Страдалец отпустил отворот моей шинели, махнул рукой и, сказавши: «Скоты мы стали, вот что» отошел прочь. Я же не стеснясь плакал — сам не знаю, над чем. То ли над сгубившим свою жизнь помещиком, то ли над павшим жертовою его одержимости Зефиром, то ли над чем-то и вовсе невыразимым. По разумном размышлении, казалось бы, «Что он Гекубе, иль ему Гекуба? Что льет он слезы…». А все же участие к чужому несчастию есть один из первых признаков присутствия души.

Засим завершаю новое письмо мое и подписываю его мокрою от слез рукою — П***»

Примечание: Ответ на то, как сочетаются данный отрывок и иллюстрация, можно найти разве что в заявленной книжке.

Из февральского выпуска «Искателей приключений»:

— Скажите, дружище, вам приходилось ли бороться с гориллой? Голодной и злой?
Я вынужден был признаться, что за исключением постоянных столкновений с моей квартирной хозяйкой и того случая, когда в меня весьма не метко стрелял социалист — правда, не из политических, а из личных побуждений — других горячащих кровь приключений на долю вашего покорного слуги пока не выпадало. Собеседник мой был крепок, однако же не настолько, чтобы справится с разъяренной гориллой. О чем я прямо и заявил ему. Он не обиделся, а, достав из кармана форменной куртки револьвер, помахал им у меня перед носом:
— Вот этим, братец, я и уложил ту гориллу. Но ежели вы считаете, что борьба была неравной, представьте себе такое: шторм, кромешная тьма, корабль ложится с борта на борт, а по палубе мечется злющая обезьяна, будто левый депутат по трибуне.

https://ozon.ru/t/VblXpp5

"Письма путешественника по казенной надобности". Из главы "Господин Уксусов, или Его писклявое худородие":

Могут ли отворачивать нос от незатейливых народных развлечений те, кто только прошедшим летом рукоплескали бенефису г-жи Терезы? Я угодил на это представление, пав жертвой дружеских чувств к небезызвестному Вам господину Д—ву, который имеет насчет сей девицы платонические мечтания и давно чаял представить мне ее charmes, так сказать, в телесном виде. В картинах из «Chatte blanche», представленных тогда, весь интерес заключался в касторовом масле, приняв которое по нечаянности, целая армия бежит с поля боя, держась руками за животы. После этой сцены, сопровождаемого громким смехом публики, я пообещал себе не ждать обещанных мне Д—вым двух песенок «ангельского толка» и отступил, придерживаясь, в отличие от комических актеров, за голову, и повторяя: «О, можно ли пасть ниже!»

https://ozon.ru/t/lE4Gxa5

Из "Писем путешественника по казенной надобности"

Так-то и летит моя карета, расплескивая весенние лужи, торопится ямщик, мечтая обернуться «к чаю». Города побольше проплывают мимо меня, будто купеческие дочки в Вербное воскресенье — основательно предоставляя любопытным глазам разглядеть себя и сделать насчет увиденного выводы. Малые же суетятся приказчиками, которые для поспешного взгляда все на одно лицо — разве что задержится глаз на бородавке или особенным образом оттопыренном ухе. Скользя взглядом по домам различного достатка, приютившимся вдоль тракта, от скуки ловлю себя на мысли, будто не по дороге еду, а проношусь мимо библиотечных полок, на которых всякий домишко стоит особенной книгой. И верно, скольких сюжетов мы никогда не узнаем, сколько драм и комедий (порой с хором и танцами) убегают от нашего взора. Даже в самом прокисшем городе при определенном усердии можно отыскать ежели не «Юрия Милославского», то хотя бы «Гусара-сердцееда».
https://ozon.ru/t/wgRG50V

Из "Писем путешественника по казенной надобности":
О, эти утесы безысходной тоски, заключающие в себе теперь мою жизнь. Эта бумага, которою стены были оклеены еще до Восточной войны, совершенно уже потерявшая всякий узор, однако приобретшая взамен него новое украшение в виде сотен черных подпалин, сделанных свечкою. Местный смотритель завел себе развлечение жечь ею клопов прямо на стене, нимало не смущаясь как отвратительностью самого занятия, так и опасностью пожара.
Смотритель мой, человек вдовый, едва ли не обезумевший от одинокой жизни, пристрастился вести разговоры с воображаемым собеседником, и так накостырился (по его же изумительному выражению) в сем деле, что даже мое присутствие не может отвлечь его от цицероновой болезни. К тому же ум его содержит без числа присловий и пустых выражений, которые он употребляет при всякой оказии. Так, ставя самовар, он непременно скажет: «Господа, помолим, чайком грешки промоем», а на всякую просьбу мою отзывается: «Рад стараться, лишь бы не надорваться», — видно почитая такой ответ по-военному лихим.

https://ozon.ru/t/BbW8543

"Письма путешественника по казенной надобности". Из главы "Заплутавшая в снегах, или Свет не без добрых людей":

Так, переплывая в беседе от Гоголя к уездным балам, разговор понемногу угасал. Я было уже заклевал носом, но в эту минуту мы миновали столб с указателем «Ишим». «Вот возьмите хоть этот самый Ишим, — встрепенулся нечаянный приятель, обрадованный возможностью оживить почти увядшую беседу. — Сумеете ли вы, человек безусловно начитанный и знающий, назвать хотя бы одно обстоятельство или одну личность, связанные с Ишимом, которые оставили бы хоть наималейший след на лице нашего мира?»
Некоторая обида за провинциальных жителей, а также нарастающее раздражение против самоуверенного ерника, доставшегося мне в попутчики, заставили достать из кофра известные Вам записи и внимательно пролистать их. Представьте же, Лизанька, мою радость, когда среди обрывков всевозможных сведений я обнаружил убедительный ответ на риторический вопрос. Разумеется, я тот же час зачитал спутнику необходимый пассаж. Он сперва отмахнулся от него, однако весь оставшийся путь сумрачно молчал, делая вид, что погрузился в размышления. Я же хочу теперь непременно рассказать и Вам о женщине, оставившей нам пример истинного мужества и дочерней любви.

https://ozon.ru/t/9RkqkjQ

"Письма путешественника по казенной надобности". Из главы "Кляузный рыцарь, или Невеселые картинки из жизни борзописца"

Сии одичавшие грамотеи обыкновенно называют домом невозможную дыру, темный угол, разгороженный пыльной мешковиной. Как ни зазывал меня «ароматный» господин к себе, я все же решительно отказался. Он обиделся, заявив, что жизненные кондиции его не так и плохи — мол, его учитель на сем поприще и вовсе обитает в подвале на печи, выторговав лишь право раз в день пользоваться столом ради канцелярских своих нужд.
Решив довести до логического финала мои изыскания о быте и нравах борзописного племени, спросил я моего подопытного, каково он полагает завершить свою насквозь холодную жизнь.
— А что ж, батюшка, — беззаботно ответил он, — по научной части пойду.
— Как прикажете понимать вас? — признаюсь, я был потрясен.
— Хоронить-то нашего брата некому, вот и возьмут мое тело студенты за ради различных анатомий.
Не найдя, что ответить, я сунул ему в руку полтинник и, не оглядываясь, поспешил в гостиницу.

Засим, Лизанька, остаюсь Вашим исполненным
печали по поводу рода людского П***

https://ozon.ru/t/rRYrqBM

Из "Искателей приключений":
Когда бы, милорд, Его Величество назначил меня на должность — генерального смотрителя за легковерием — или лорда-пресекателя людской глупости — или хотя бы вице-канцлера в суде по делам о суетном любопытстве ­— то, не в обиду ему будет сказано, вверг бы меня своим решением в значительное затруднение. Вашей светлости известна моя обстоятельность — въедливость — дотошность — рассудительность — педантичность — коротко говоря, такие качества мои, которые в народе зовут скрипушничеством и кислятиной.
Угнетенный этими чертами характера, я был бы вынужден по несколько раз на дню выбегать на улицу, хватать встречного господина за полу камзола и умолять его не верить театральным объявлениям в газетах!
— Но что дурного углядели вы в невинных productio печатных станков? Как можно пенять за легковерие, глупость и любопытство людям, которые полагаются на то, что сегодня там-то будет показан Конгрив, а здесь-то — Шекспир или Марло?
— Ах, милорд, вы, верно, забыли что в наших театрах ныне драматургия не в чести. Любому остроумцу, всякому барду, какому угодно гению публика теперь предпочитает Диковину. Пьесы этого автора идут всегда с успехом, и доход от них неизменно обременяет карман директора театра. И верно — к чему слушать длинные монологи, если можно вместо зрелища страстей и горя любоваться лилипутами...
— Взамен обличения нравов получить великана...
— Поменять серенаду на хвост русалки...
— За белую ворону отдать все на свете драмы и комедии...
— Или подивиться на человека, забравшегося в литровую бутылку.

https://ozon.ru/t/XbpWZyy

Из "Писем русского путешественника по казенной надобности":
Здесь бы мне и закончить письмо, однако я никак не могу противится возникшему вдруг ниоткуда желанию ввести в сию повесть morale de l’histotie . Ибо, право сказать, глубокое изумление испытываешь порой, когда среди примитивных племен встречаешь обычаи и уложения, схожие с нашими. Более всего хочется в таких случаях спросить: то ли они слишком цивилизованны, то ли мы слишком еще дикари. Однако еще большее удивление должно овладевать нами, когда, перелистывая какого-нибудь Гогарта или Боссенара, узнаем в описании африканских обычаев поступки и мысли наших современников, людей одной с нами крови и Веры.
Устроившись зимним вечером в креслах, мы с удовольствием читаем о пиррических танцах диких воинов, об их неистовых пиршествах и походах за женщинами. И что же — стоит взять свежую газету, как в ней находим под сегодняшним числом те же самые побуждения, инстинкты и сюжеты, какие нам только что являлись из тьмы иноземного варварства, столь живо описанного господами сочинителями приключенческих романов. И какой человек, узнав историю «Общества танцоров поневоле», не воскликнет в глубоком душевном волнении: «Ба, да это же сущие готтентоты».

Прощайте же до поры, милая Лизанька, и не судите слишком строго сюжеты Вашего П***

https://ozon.ru/t/Lyo5QJ1

Из ноябрьского выпуска "Искателей приключений". "Горный инженер беспокойных времен".

Жаль, бесконечно жаль того мальчика, который никогда не бросался с линейкой на спинку дивана, вызволяя Гранаду из рук мавров. Не крался по деревенским лопухам, преследуя уходящего в джунгли тигра. Не таился за печью, поджидая ненавистного врага. Не умел разбирать азбуку тамтамов и никогда не ступал на тропу войны. Не для него приготовлена под елкой коробка чудесных нюрнбергских солдатиков. Не ему на День Ангела подарят книгу Майн-Рида. Не о нем скажут когда-нибудь в стихах: „Он на Руси был редкий человек“.
***
Жил под Харьковом в имении надворного советника Ковалевского его сын Егор, ребенок болезненный и мечтательный. Он собирал по околицам гербарии, читал, грезил, ибо в мечтах своих бывал неизменно благороден и отважен. Когда вырос и выучился, то отбыл в Петербург и сел помощником столоначальника в Департаменте горных и соляных дел.
Тогда же, посчитав образование неудовлетворительным, записал себя в кадетский корпус на лекции и вскорости получил специальность горного инженера. С этим отправился на Алтай искать золото, в чем и преуспел, будучи за это отмечен начальством. Успешная служба сделала его капитаном корпуса горных инженеров.
Вот так, небыстро и убедительно приближался Егор Ковалевский к славе — о том не думая, а единственно исполняя дело так, как ему представлялось — основательно и по чести. Хотя сам о том не подозревал — какая уж слава в честной службе по горному ведомству.

https://ozon.ru/t/5XdYbR8

Из "Писем путешественника по казенной надобности"

Летит моя кибитка прямой дорогой, минуя городки, похожие один на другой своею сонностью, тишиной да отсутствием страстей и злоб дня сего. Лишь мой дух не ведает покоя, терзаясь воспоминаниями о казанском Лебядкине. Все не могу перестать думать, если и мои «записательства» (даже про себя не смею называть мои опыты писательством) кто-то читает с такою же брезгливой миною, какую мысленно сделал я при знакомстве с его стихами.
Так мыслил я, стремительно въезжая в Нижний Новгород. Но здесь тревожные раздумья мои были совершенно унесены впечатлениями столь яркими, что они надолго растворили всякого рода умственные терзания. В эти дни над городом взяла власть прославленная на всю Россию Ярмарка. Ужели мог я остаться равнодушен? Едва разместив вещи на постоялом дворе, я бросился на сходбище.
Поначалу, еще стыдясь собственного легкомыслия, я решил разом покончить с экономической частью моей прогулки и спросил у первого попавшегося под руку бойкого торговца в Пестряденном ряду о том, каково в этом году торгуется: «Пожалуй, что и нет так-то плохо, да и не задорно», — исчерпал тему темпераментный негоциант. Полагая таким образом омуты экономических знаний до дна осушенными, я всей душою предался пустому суеглазию, то бишь бесцельному, однако упоительному наблюдению картинок сего Вавилона, хватая впечатления, как голодный хватает хлебы со стола.

https://ozon.ru/t/rakZrgN

Из "Писем путешественника по казенной надобности"

На сем можно и завершить рассказ о сибирских лихачах. Осталось добавить лишь удививший меня факт: здешние ямщики в дороге совершенно не поют песен. Видно, полагают, что пение убавляет им солидности. Все, что мне привелось слышать от моих возчиков на перегонах, это восклицания вроде: «Гай! Шевель, бычок-батюшко... А чтобы те язвило! У, чтоб те пятнало!» — которыми они более будоражат себя, нежели и без того угорелых лошадок.

Если бы меня попросили одним предложением сказать, чем представляется мне езда по Сибирскому тракту, я бы сказал, наверное: «Тряска, недосыпание, недоедание и бураны». Я не случайно приписал бураны к главным бедствиям дороги — они здесь бывают такие, что, не поверите, начисто сдувают снег на десятки верст, так что мне два раза приходилось пересаживаться из саней в бричку.
Впрочем, теперь весна уже начинает подтачивать снежные укрепления по обочинам тракта, так что я, верно, вскорости навсегда избавлюсь от лисьей дохи, самоедской шапки и прочих непременных атрибутов зимней сибирской дороги. Вместе с ними уйдут в воспоминания жестокая стужа и сопровождающая ее сонная одурь. Впереди меня ждут непролазные весенние грязи, навстречу которым я и намерен выехать через каких-нибудь три дня.

https://ozon.ru/t/O7yEK7l

Из "Писем путешественника по казенной надобности"

1-е лицо (крутит в руках шапку, сделанную, судя по виду и аромату, из положительно протухшей кошки):
А еще, сударь, Ицко Аксельруд за двойное душегубство к нам сослан, а здесь сделался купцом второй гильдии.
2-е лицо (едва успевает выкрикнуть, будучи оттеснено прочь):
И ассигнации подделывает!
3-е лицо (осанистое, но без иных примет):
И говорит Царь-Освободитель супруге своей: «Дорогая, дарю тебе город вместе с его деревянными потрохами». Так и сделались мы из Кийска Мариинском в честь Государыни Марии Александровны.
4-е лицо (трепещет от нетерпения):
Что ни день, так новая лошадь бесхвостая на улице обнаруживается. Полиция рада стараться за зайцем гоняться — и поймала злодея, а при нем мешок конских хвостов и ножницы. Спрашивают: зачем хвосты резал, а он: продам.
5-е лицо (встает в позу капрала Трима, читающего проповедь Йорика):
Ибо кикимора, сударь — тварь естественная и в наших местах озорующая. Я своею личностью на завод к Савельеву ходил, и со мною следователь, товарищ прокурора, воинский начальник и прочее население города числом никак не менее двух сотен. А шли мы туда полюбопытствовать на небывалое, потому как поутру сын оного Савельева, который проживал при сем заводе во флигеле, прибегнул к авторитету властей и показал, что ночью вся посуда сама собою перебилась, и стекла в окнах за нею. А потом еще вещь, которая лежит, к примеру сказать, на столе или печи, сама собою поднимается в воздух, как бы от ветра, и сама же летит в окно или в стену. Сам я, а со мною и начальство видели, как в пустой комнате табурет прыгнул на стол и утвердился там ножками кверху. Так-то там кикимора озоровала, о чем и в газетах есть.
6-е лицо (принимает роль скептика по физической части):
Газы это все были. Летучестью своей из-под пола произошли и вещи пораскидали.
7-е лицо (то же, но по части апокалиптической):
Быть землетрясению!
8-е лицо (самым видом своим приготовляет слушателя к ужасающим событиям):
А то еще волки целой стаей в самый город забежали. Народ с ними бился, и многих побил, да сами без потерь не ушли. Мещанину Назину щеку укусили, а другого еще в плечо, и прочих было покусано немало.
9-е лицо (совершенно завладевая вниманием публики):
Слышь, барин, а корова-то моя…

Я бежал, не дождавшись занавеса, благо лошади уже были готовы.

https://ozon.ru/t/YOolYWL

Из "Искателей приключений"

В чудном мареве африканской мечты поднимаются и опадают башни великолепного Тимбукту. Но превыше их дворец дворцов, золотой престол царя царей, у подножья которого творят лучшие поэты и живописцы от начала времен. Таким описал тебя Лев Африканский, знаменитый арабский путешественник.
О, Тимбукту желанный город! Имя твое звучит барабанами полчищ и тяжелыми шагами слонов. В ритме имени твоего кружатся безумные дервиши и черные танцовщицы запретных гаремов. Тим-букт, говорят туареги, Место-на-краю-земли. Тимбукту, твердил Огюст, прикрыв пальцем на карте белое пятно посреди Африки. Сердце мира приключений. Царь пустыни. Его страсть.
Мальчик открывал книгу и видел сады и минареты, караван-сараи и дворцы. Видел бесчисленные вереницы верблюдов, идущие со всех концов Африки в ее сердце — Тимбукту.
Тот, кто заглянул бы через плечо мечтающему Огюсту, не увидел бы в книге ничего, кроме букв. Книга была без картинок. Потому что никто тогда не знал, как выглядит Тимбукту и не умел нарисовать ни садов его, ни минаретов, ни дворца дворцов…
Никто тогда не знал, есть ли вовсе такой город — Тимбукту. Белые странники лишь слышали от арабов, негров и туарегов:
Слово неги — Тимбукту.
Гром ударов — Тимбукту.
Звон кимвалов — Тимбукту.
Поступь войска — Тимбукту.
Огюст между строк услышал эти песни, увидел, как умел, город своей мечты. Он возлюбил его, как юноша может полюбить женщину старше себя. Потому что ничего у него в жизни не было. Ни добра, ни жилья, ни образования. Только умение читать и рожденная им мечта о Тимбукту.
Сын пекаря, севшего в тюрьму до конца своих дней, сирота при живом отце. Мечтатель, умеющий с котомкой за плечами сделать шаг к своей мечте. Споткнуться, вывихнуть ногу, но все же сделать второй. И третий…

https://ozon.ru/t/56xqMqo

Из "Искателей приключений"

Размеренна и небогата событиями жизнь английской провинции. От крестин до похорон. Из церкви в мастерскую. Оттуда в трактир, и лишь начнет темнеть — домой. Ведь если ты сапожник, то это вовсе не значит, что ты должен следовать известному присловию и удаляться из трактира в изумительно бессловесном состоянии. Впрочем, и относительная трезвость вовсе не гарантирует от странных встреч. Бывает, повернешь за угол, а навстречу тебе — принцесса. Впрочем, то, что на деревенской улице глостерширскому сапожнику повстречалась именно принцесса, стало ясно несколько позже. Пока же странно одетая девушка с намотанной в виде тюрбана черной шалью лишь лепетала на непонятном языке и представляла собой докуку, от которой следовало поспешить избавится. Однако совесть не позволила сапожнику бросить незнакомку одну на пыльной улице, и он жестами и улыбками пригласил ее следовать за собой. Супруга сапожника, женщина сердобольная, но практичная, не захотела терпеть в доме юную дикарку и, взяв ее за руку, отвела в приют для бедных. Незнакомка знаками показала, что не прочь отдохнуть под этой крышей. Пристроив докучливую девицу, жена сапожника отправилась домой.

https://ozon.ru/t/7m1nd9A

Из "Писем путешественника по казенной надобности"

Даже самый праздный путешественник почитает первейшей своей обязанностью поспешать. Посему поведение его на почтовых станциях напоминают сценки из водевиля, от века предписанные к неуклонному исполнению. Не получивший немедля сменных лошадей, он, надев Перунову личину, мечет молнии и грозит смотрителю карами небесными и судами земными.
Не то я. Как ни устремляется душа моя к Вам, драгоценный друг мой, я не умею избежать соблазна на всякой станции добыть нечто для моих записок. В упоении умственных удовольствий прислушиваюсь к разговорам, листаю позабытые другими странниками книги, подольщаюсь к смотрителю в надежде на местные une sensation. Ежели по прошествии времени перелистать мои заметки, писанные в дороге, то отыщутся в них и рукопись безымянного агронома «О недостатках льняного семени», и отчет о том, как сто лет назад громом убило дьячка, и сказ о скотьем ящуре. Бывают эпизоды занятные и поучительные, однако куда приспособить эти сведения, покуда ума не приложу.
https://ozon.ru/t/dy4PA9Y

Из "Писем путешественника по казенной надобности"

Впрочем, чем ниже спускаешься по общественной лестнице гульбы, тем менее встречаешь оскорблений для естественных чувств стыдливости и человеческого достоинства. Взять хотя бы кондитерскую Кемарского, где к услугам посетителей предлагается едва ли не две тысячи романов, повестей и ежемесячных журналов. Читать их дозволяется бесплатно, но только тем, кто заказал чай с лимоном, кофе по-венски или какой-никакой шоколад с вафлями. Разрешается брать отсюда книги на время домой, но это уже совершается за плату.
В трактирах же невысокого разбору отрадно то, что русские песенники почти совершенно вытеснили всякого вида арфисток, заезжих иностранных музыкантов и цыганские таборы с их раздражающим нервы оголтелым воплем. Не первый раз я примечаю, что простой народ разгульным песням предпочитает песни чувствительного содержания. Кстати будет припомнить замечание моего товарища по службе насчет того, что наслаждения цыганским раздольем немыслимы без некоторой степени опьянения, а русское пение гонит вино даже из самых закоренелых забулдыг.
В таких заведениях вовсю царит Россия, подбирая под себя иные народы — вот татарчонок в мусульманском колпачке бойко наигрывает на скрипке (sic!) «Барыню», и под ее звуки пляшет по-русски чухонка. Иноземцы, почти совсем не знающие нашего языка, стараются подпевать хотя и не в лад, но положительно с удовольствием.

https://ozon.ru/t/WEQVOvr