Поздравляю коллег по цеху с профессиональным праздником — днем историка. Это сложное, но важное ремесло, причем его сложность и важность друг другу прямо пропорциональны.
Недавно, например, в стенах родного Казанского университета — тех самых, где когда-то учился Ленин и преподавал историю народник Щапов — студентам рассказывали, что "стрелки учат стрелять, а историки — в кого стрелять". Сомнительное утверждение, но раз уж кто-то нас наделяет такими серьезными полномочиями, то главный урок на сегодня такой: не надо ни в кого стрелять, и тогда жить всем станет легче. Спасибо за внимание.
Недавно, например, в стенах родного Казанского университета — тех самых, где когда-то учился Ленин и преподавал историю народник Щапов — студентам рассказывали, что "стрелки учат стрелять, а историки — в кого стрелять". Сомнительное утверждение, но раз уж кто-то нас наделяет такими серьезными полномочиями, то главный урок на сегодня такой: не надо ни в кого стрелять, и тогда жить всем станет легче. Спасибо за внимание.
Сегодняшняя утренняя почта принесла спам от ученых Дальневосточного федерального университета с просьбой пройти замечательный опрос под названием "Готовность платить за снижение смертности от загрязнения воздуха". Молодые экономисты утверждают, что научились оценивать ценность чего угодно в рублевом выражении (видимо жизни наших близких в том числе), но главное — пугают, что наше мнение "станет основой для реальных изменений".
Честно говоря, я уже давно начал путаться в слоях постиронии и не всегда отличаю стёб от серьезных вещей. Но если это все по-настоящему, то никогда еще мы не были так близки к капиталистической утопии, где люди буквально платят за воздух, а государство и корпорации делают из него деньги. Воистину скоро земля налетит на небесную ось
Честно говоря, я уже давно начал путаться в слоях постиронии и не всегда отличаю стёб от серьезных вещей. Но если это все по-настоящему, то никогда еще мы не были так близки к капиталистической утопии, где люди буквально платят за воздух, а государство и корпорации делают из него деньги. Воистину скоро земля налетит на небесную ось
Недавно подвели итоги премии "Рассвет" за лучшую фотографию природы, и я не могу пройти мимо одного из лауреатов — снимка "Пластиковый мир" Оксаны Мыльниковой. На фотографии тонкоклювый кроншнеп, собранный из пластиковых отходов, своего рода призрак исчезающего мира, сделанный из того, что в нем осталось.
До недавнего времени тонкоклювые кроншнепы жили свою лучшую перелетную жизнь, проводя лето в Западной Сибири, а зиму на южных побережьях Европы (график, которому я бы позавидовал). В прошлом году этот вид признали вымершим. Загрязнение окружающей среды — одна из причин, вместе с охотой и изменением климата. Пластмассовый мир опять победил, макет оказался сильней.
Нам — людям, которые не могут без разрешения и кучи бумажек пересекать воображаемые линии на карте — бывает трудно понять взаимосвязь между пожарами в Тюменской области и природой итальянской Тосканы, но вселенная устроена хитрее, чем может показаться. Спи спокойно, дорогой интернациональный кроншнеп, ты вымер, но не прогнулся под изменчивый мир 🫡
До недавнего времени тонкоклювые кроншнепы жили свою лучшую перелетную жизнь, проводя лето в Западной Сибири, а зиму на южных побережьях Европы (график, которому я бы позавидовал). В прошлом году этот вид признали вымершим. Загрязнение окружающей среды — одна из причин, вместе с охотой и изменением климата. Пластмассовый мир опять победил, макет оказался сильней.
Нам — людям, которые не могут без разрешения и кучи бумажек пересекать воображаемые линии на карте — бывает трудно понять взаимосвязь между пожарами в Тюменской области и природой итальянской Тосканы, но вселенная устроена хитрее, чем может показаться. Спи спокойно, дорогой интернациональный кроншнеп, ты вымер, но не прогнулся под изменчивый мир 🫡
Настал тот момент, когда пора уже, наконец, закончить раздел с благодарностями к своей книге.
Писать его одновременно приятно и тяжело. Рефлексировать о пройденном за последние годы пути хорошо, пытаться уместить его в несколько страниц – не очень. Каким получится результат, будет видно позднее, а пока вот что я имею сказать о жанре благодарностей как таковом.
Просматривая многочисленные референсы в книгах коллег, поймал себя на мысли, что эти разделы создают преувеличенно позитивный образ работы ученого. Вокруг всегда множество людей, которые готовы поддержать и помочь, коллег, которые дают тебе бесценную обратную связь, организаций, которые платят стипендии и гранты. Это правда, но не вся. Реальность намного более многогранна и в ней много неприглядных сторон. Конечно, это не вина коллег, виноват именно жанр благодарностей: во вступлении мы должны говорить о тех, кто нам помогал, а не о тех, кто мешал или игнорировал. Писать о негативных аспектах исследовательского труда в начале своей книги не этично.
Этот этический порог настолько силен, что я не могу преодолеть его даже у себя в телеге, но пусть хотя бы здесь будет немного важных нюансов без названий и имен. Деньги на гуманитарные исследования намного чаще не дают, чем дают – жизнь в академии это борьба, и к ней надо быть готовым. Обратная связь от коллег важна и ценна, но не всегда профессиональна, благожелательна и корректна. Далеко не во всех университетах, где мне довелось поработать, руководство обладало профессионализмом и пониманием того, чем занимаются ученые (вероятно, что кое-кто из его представителей руководил делами ОПГ намного успешнее, чем университетом). И наконец, книга могла бы никогда не появиться на свет благодаря чудовищным решениям на высшем уровне, которые нельзя назвать политическими, потому что это уже давно не про политику – но это далеко не самое страшное из их последствий.
По-моему, такое дополнение к благодарностям было бы гораздо человечнее и терапевтичнее, чем история про успешный успех, но мнение автора не всегда совпадает с мнением редакции
Писать его одновременно приятно и тяжело. Рефлексировать о пройденном за последние годы пути хорошо, пытаться уместить его в несколько страниц – не очень. Каким получится результат, будет видно позднее, а пока вот что я имею сказать о жанре благодарностей как таковом.
Просматривая многочисленные референсы в книгах коллег, поймал себя на мысли, что эти разделы создают преувеличенно позитивный образ работы ученого. Вокруг всегда множество людей, которые готовы поддержать и помочь, коллег, которые дают тебе бесценную обратную связь, организаций, которые платят стипендии и гранты. Это правда, но не вся. Реальность намного более многогранна и в ней много неприглядных сторон. Конечно, это не вина коллег, виноват именно жанр благодарностей: во вступлении мы должны говорить о тех, кто нам помогал, а не о тех, кто мешал или игнорировал. Писать о негативных аспектах исследовательского труда в начале своей книги не этично.
Этот этический порог настолько силен, что я не могу преодолеть его даже у себя в телеге, но пусть хотя бы здесь будет немного важных нюансов без названий и имен. Деньги на гуманитарные исследования намного чаще не дают, чем дают – жизнь в академии это борьба, и к ней надо быть готовым. Обратная связь от коллег важна и ценна, но не всегда профессиональна, благожелательна и корректна. Далеко не во всех университетах, где мне довелось поработать, руководство обладало профессионализмом и пониманием того, чем занимаются ученые (вероятно, что кое-кто из его представителей руководил делами ОПГ намного успешнее, чем университетом). И наконец, книга могла бы никогда не появиться на свет благодаря чудовищным решениям на высшем уровне, которые нельзя назвать политическими, потому что это уже давно не про политику – но это далеко не самое страшное из их последствий.
По-моему, такое дополнение к благодарностям было бы гораздо человечнее и терапевтичнее, чем история про успешный успех, но мнение автора не всегда совпадает с мнением редакции
Астрахань, 1892 год, геологи и астрономы пугают людей, что планета остывает, и они размышляют о том, каким будет мир через сто лет.
Прогнозы, конечно, дело неблагодарное, но тут с выводами не поспоришь, планета действительно не остыла. И даже вопрос в целом попал в точку, правда смотрим мы на него сейчас с другого конца термометра.
Если бы это прочитал Тим Мортон, он придумал бы какую-нибудь красивую метафору про ад. Какой из них хуже, холодный скандинавский Хель или христианская Геенна огненная? После снегопадов в европейской России кажется, что мы выбили климатическое комбо и получим оба
Прогнозы, конечно, дело неблагодарное, но тут с выводами не поспоришь, планета действительно не остыла. И даже вопрос в целом попал в точку, правда смотрим мы на него сейчас с другого конца термометра.
Если бы это прочитал Тим Мортон, он придумал бы какую-нибудь красивую метафору про ад. Какой из них хуже, холодный скандинавский Хель или христианская Геенна огненная? После снегопадов в европейской России кажется, что мы выбили климатическое комбо и получим оба
Благодаря перипетиям академической карьеры, полтора года назад я поселился недалеко от Саксонской Швейцарии — места, которое считается одной из колыбелей пейзажной живописи и европейского романтизма.
Художники из Дрезденской академии художеств облюбовали эту часть Эльбских песчаниковых гор в конце XVIII века. Здесь работали над своими этюдами Адриан Цингг, Карл Густав Карус, Эрнст Фердинанд Эллерт и конечно многими горячо любимый Каспар Давид Фридрих. Во многом именно благодаря им пейзаж в живописи перестал быть просто фоном для человеческих действий и стал самостоятельным высказыванием. Красота природы в их искусстве — это способ ощутить sublime, чувство возвышенности и грандиозности, которое приподнимает нас над суетой повседневности и делает ближе к великому. Такое романтическое отношение к окружающей среде стало компенсацией рационалистскому, инструментальному взгляду на неё и в значительной степени повлияло на становление современной экологической гуманитаристики.
О "романтическом повороте" в Саксонской Швейцарии напоминают не только сами ландшафты, но и автографы художников, которые они оставляли на мягком песчанике гор. Где-то среди них может быть и имя моего земляка из Елабуги — Ивана Ивановича Шишкина, который стажировался в Дрезденской академии художеств и многому научился у местных пейзажистов. Но это уже совсем другая история
Художники из Дрезденской академии художеств облюбовали эту часть Эльбских песчаниковых гор в конце XVIII века. Здесь работали над своими этюдами Адриан Цингг, Карл Густав Карус, Эрнст Фердинанд Эллерт и конечно многими горячо любимый Каспар Давид Фридрих. Во многом именно благодаря им пейзаж в живописи перестал быть просто фоном для человеческих действий и стал самостоятельным высказыванием. Красота природы в их искусстве — это способ ощутить sublime, чувство возвышенности и грандиозности, которое приподнимает нас над суетой повседневности и делает ближе к великому. Такое романтическое отношение к окружающей среде стало компенсацией рационалистскому, инструментальному взгляду на неё и в значительной степени повлияло на становление современной экологической гуманитаристики.
О "романтическом повороте" в Саксонской Швейцарии напоминают не только сами ландшафты, но и автографы художников, которые они оставляли на мягком песчанике гор. Где-то среди них может быть и имя моего земляка из Елабуги — Ивана Ивановича Шишкина, который стажировался в Дрезденской академии художеств и многому научился у местных пейзажистов. Но это уже совсем другая история
Внимательные подписчики уже обращали внимание, что фото канала представляет собой сомнительного качества косплей на "Странника над морем тумана" вышеупомянутого Каспара Давида Фридриха (только вместо саксонского Бастая там уральский Зюраткуль) . В ознаменование своего визита в Саксонскую Швейцарию, представляю вашему вниманию не менее сомнительный косплей на ту же самую картину, но уже в том самом пейзаже, где ее и создавал Фридрих.
"Странник над морем тумана" — это веха в культурной экологической истории. Пейзажи Фридриха еще не совсем свободны от присутствия людей, но люди уже не привлекают на себя все внимание, а наоборот — дополняют природу своим присутствием. Странник стоит к нам спиной (что для 1818 года очень нетипично), мы не видим его лица, но понимаем, какие он испытывает эмоции, наблюдая море тумана вместе с ним. Человек на картине в буквальном смысле разворачивается лицом к природе, растворяется в прекрасном природном ландшафте, становясь его частью. Он уже не венец творения, а один из элементов сложной, больше-чем-человеческой среды — для начала XIX века это был гигантский шаг в сторону от антропоцентризма.
Поймать кадр "как у Фридриха" в наши дни затруднительно — в Саксонской Швейцарии теперь почти всегда толпы людей с селфи-палками, переживающих катарсис прямо на видео для историй в инсте. Возвышенное и прекрасное удивительно быстро становится банальным, но может это не так уж и плохо
"Странник над морем тумана" — это веха в культурной экологической истории. Пейзажи Фридриха еще не совсем свободны от присутствия людей, но люди уже не привлекают на себя все внимание, а наоборот — дополняют природу своим присутствием. Странник стоит к нам спиной (что для 1818 года очень нетипично), мы не видим его лица, но понимаем, какие он испытывает эмоции, наблюдая море тумана вместе с ним. Человек на картине в буквальном смысле разворачивается лицом к природе, растворяется в прекрасном природном ландшафте, становясь его частью. Он уже не венец творения, а один из элементов сложной, больше-чем-человеческой среды — для начала XIX века это был гигантский шаг в сторону от антропоцентризма.
Поймать кадр "как у Фридриха" в наши дни затруднительно — в Саксонской Швейцарии теперь почти всегда толпы людей с селфи-палками, переживающих катарсис прямо на видео для историй в инсте. Возвышенное и прекрасное удивительно быстро становится банальным, но может это не так уж и плохо
Бывшие тюменские земляки из Центра современной культуры "Золото и болото" выложили запись замечательного курса лекций.
Мы привыкли хейтить болота, и совершенно зря. Их постоянно пытаются осушить, превратить во что-нибудь более удобное и полезное для людей. Болото — синоним глухой провинции, где ничего не происходит (как будто в этом есть что-то плохое). Но это ещё и хрупкие экосистемы, уникальные ландшафты, без которых планета станет беднее и скучнее.
Особенно приятно, что за этим проектом стоит команда независимого книжного "Никто не спит" — одного из любимых мест в Тюмени, располагавшегося на территории университета в его лучшие времена. Антропошколы в Тюмени больше нет, но природные объекты продолжают собирать вокруг себя междисциплинарные дискуссии, и это прекрасно 👇🏻
Мы привыкли хейтить болота, и совершенно зря. Их постоянно пытаются осушить, превратить во что-нибудь более удобное и полезное для людей. Болото — синоним глухой провинции, где ничего не происходит (как будто в этом есть что-то плохое). Но это ещё и хрупкие экосистемы, уникальные ландшафты, без которых планета станет беднее и скучнее.
Особенно приятно, что за этим проектом стоит команда независимого книжного "Никто не спит" — одного из любимых мест в Тюмени, располагавшегося на территории университета в его лучшие времена. Антропошколы в Тюмени больше нет, но природные объекты продолжают собирать вокруг себя междисциплинарные дискуссии, и это прекрасно 👇🏻
Forwarded from Золото+Болото
Привет с болот!
Подготовили записи всех лекций и финальной дискуссии программы «Поболтаем о болотах». До неба гордимся проделанной работой и рады всем, кто разделили интерес и восторг к болотной теме и ещё присоединятся к нам.
Всматривайтесь, делитесь и комментируйте, а ещё не забудьте заполнить форму обратной связи: это поможет кураторам программы придумать и собрать новый мощный сезон встреч в будущем.
Подготовили записи всех лекций и финальной дискуссии программы «Поболтаем о болотах». До неба гордимся проделанной работой и рады всем, кто разделили интерес и восторг к болотной теме и ещё присоединятся к нам.
Всматривайтесь, делитесь и комментируйте, а ещё не забудьте заполнить форму обратной связи: это поможет кураторам программы придумать и собрать новый мощный сезон встреч в будущем.
На сайте Блумберга, оказывается, можно совершенно бесплатно посмотреть "Planetwalker" — короткий и легкий, но глубокий и интересный фильм о том, как ценны бывают молчание и упорство в мире, где все кричат.
Главный герой — Джон Фрэнсис, который дал обет молчания на 17 лет после знаменитого разлива нефти в бухте Сан-Франциско в 1972 году. Он прерывал его всего дважды, чтобы защитить магистерскую, а потом PhD о пробелах в экологическом законодательстве, связанных с нефтяными утечками. Говорят, что это интересная работа о связи между эмпатией и физическим состоянием мира вокруг нас (не читал, но слышал много хорошего от наших общих знакомых по Центру Рэйчел Карсон).
Фильм — хорошее философское рассуждение о том, что истина не нуждается в бурных дискуссиях и тысячах слов. Не случайно, что он попал в шорт-лист последнего "Оскара". Официального русского перевода у фильма нет, но зато есть английские субтитры
Главный герой — Джон Фрэнсис, который дал обет молчания на 17 лет после знаменитого разлива нефти в бухте Сан-Франциско в 1972 году. Он прерывал его всего дважды, чтобы защитить магистерскую, а потом PhD о пробелах в экологическом законодательстве, связанных с нефтяными утечками. Говорят, что это интересная работа о связи между эмпатией и физическим состоянием мира вокруг нас (не читал, но слышал много хорошего от наших общих знакомых по Центру Рэйчел Карсон).
Фильм — хорошее философское рассуждение о том, что истина не нуждается в бурных дискуссиях и тысячах слов. Не случайно, что он попал в шорт-лист последнего "Оскара". Официального русского перевода у фильма нет, но зато есть английские субтитры
Что "нефть есть вещь полезная и рыбам не вредна" — не мои слова, а цитата из астраханской оперы конца XIX века. В свежем интервью Кедру я рассказал об истории нефтяных разливов, а также о попытках с ними бороться — теме, которая вовсе не нова и уходит корнями во времена царской России.
Может показаться, что опыт нас ничему не учит, но это не совсем так. За полтора столетия многое изменилось, а что именно и каким образом, можно узнать тут
Может показаться, что опыт нас ничему не учит, но это не совсем так. За полтора столетия многое изменилось, а что именно и каким образом, можно узнать тут
«Кедр.медиа»
«Нефть есть вещь полезная и рыбам не вредна»
Историк Андрей Виноградов — о нефтеразливах в Российской империи: от горящей Волги до сноса всех нефтяных заводов в Баку
Есть у ученых в европейской академии короткая, но дивная (нет) пора, когда приходится оставлять свою старую тему и переключаться на совершенно новую — новый регион, новая эпоха, другой фокус. Если на родине можно окопаться в какой-то одной области и заниматься ей от диплома до почётной пенсии, то здесь, увы, такое уже не прокатит. Хорошим исследователем считается тот, кто умеет использовать разные подходы и разбираться в разном материале. Это не хорошо и не плохо, просто так исторически сложилось.
Сейчас у меня как раз такой переходный период, и этот процесс чем-то напоминает смену кожи у змей. Избавляться от старой шкуры очень болезненно и некомфортно — на какое-то время ты становишься уязвимее, хочется уползти куда-нибудь подальше и не отсвечивать, пока не наберешься опыта. Но новые книги постепенно начитываются, появляются новые идеи, контакты и проекты, и в итоге такая дисциплинарная растяжка действительно может пойти на пользу.
Но самое главное, смена темы часто подразумевает смену образа жизни, привычных мест и инструментов на новые. Еще недавно я занимался загрязнением и царской Россией, а сейчас климатом на современном Алтае — это значит, что тихих архивов и пожелтевших страниц будет меньше, зато станет больше современных технологий, живых людей, походно-полевых условий и ветра в лицо. Дональд Уорстер, который вот в этой книге советовал историкам купить кроссовки и почаще выходить из-за стола, остался бы доволен.
Вот так, например, теперь выглядит подготовка к полям — не очень похоже на типичный исторический верстак. Ноутбука и блокнота с ручкой уже не достаточно — надо научиться летать на коптере, организовать команду, подзарядить диктофоны, проложить маршруты и успокоить внутреннего интроверта. Скоро здесь будет много прекрасных горных пейзажей и вестей с полей(но это не точно — зависит от качества интернета в горах казахстанского Алтая)
Сейчас у меня как раз такой переходный период, и этот процесс чем-то напоминает смену кожи у змей. Избавляться от старой шкуры очень болезненно и некомфортно — на какое-то время ты становишься уязвимее, хочется уползти куда-нибудь подальше и не отсвечивать, пока не наберешься опыта. Но новые книги постепенно начитываются, появляются новые идеи, контакты и проекты, и в итоге такая дисциплинарная растяжка действительно может пойти на пользу.
Но самое главное, смена темы часто подразумевает смену образа жизни, привычных мест и инструментов на новые. Еще недавно я занимался загрязнением и царской Россией, а сейчас климатом на современном Алтае — это значит, что тихих архивов и пожелтевших страниц будет меньше, зато станет больше современных технологий, живых людей, походно-полевых условий и ветра в лицо. Дональд Уорстер, который вот в этой книге советовал историкам купить кроссовки и почаще выходить из-за стола, остался бы доволен.
Вот так, например, теперь выглядит подготовка к полям — не очень похоже на типичный исторический верстак. Ноутбука и блокнота с ручкой уже не достаточно — надо научиться летать на коптере, организовать команду, подзарядить диктофоны, проложить маршруты и успокоить внутреннего интроверта. Скоро здесь будет много прекрасных горных пейзажей и вестей с полей