За этот недобрый год я написала серию постов о книге Ивана Куриллы «Битва за прошлое: как политика меняет историю». (Ссылки есть в закреплённом посте.) Среди прочего она подсказывает, как к историческим отсылкам в речах политиков можно отнестись критически. Но как обстоит дело с самими историками? Насколько можно доверять им? Ведь их работа полна проблем.
История — наука о прошлом. Задача историка — составлять о нём нарративы. При этом историк лишён возможности познавать свой предмет напрямую: он вынужден опираться на показания свидетелей, а чужое слово ненадёжно. Так что мы никогда не узнаем, «как всё было на самом деле». Знание начал того или иного явления служит его объяснением; зачем история нужна как дисциплина, если она этого знания не даёт? Сомнения в пользе истории возникают ещё и потому, что беспристрастность в её изучении невозможна, причём чем ближе к исследователю по времени изучаемые события, тем меньше она выражена. Ну и, конечно, не стоит забывать: историю пишут победители, поэтому она постоянно переписывается.
Если вы прочитали предыдущий абзац и не поморщились (или поморщились, но не на каждом предложении), то вам есть смысл взяться за эту книгу. Её можно найти в относительно свежем издании из «Эксклюзивной классики», но без справочного аппарата, или — в букинистике и сети — в издании из советской серии «Памятники исторической мысли», с комментариями Арона Яковлевича Гуревича и ценными дополнительными материалами.
Что не так с тем абзацем? Хоть перечисленные представления об истории и возникли не на ровном месте, с тех пор она сильно изменилась (причём уже ко времени Марка Блока, который писал «Апологию истории» в ходе Второй мировой войны; в тексте содержится немало объяснений, как оно происходило), а они за ней не поспели и по-прежнему не поспевают. Возможно, потому что в них есть доля истины. Но в том-то и дело, что не больше.
Возьмём в качестве примера пункт о показаниях свидетелей. Да, они важны в работе историка. Да, они искажают действительность. Но. Во-первых, познание тех или иных аспектов настоящего тоже не всегда подразумевает прямоту. Во-вторых, нарративные показания — далеко не единственный тип исторических источников, но если говорить именно о них, то существуют методы их критики (о некоторых из них Марк Блок тоже рассказал) + важные сведения они способны сообщать ненамеренно (в книге нашлось место и для этой темы). В-третьих, в ряде случаев познавать прошлое напрямую всё-таки возможно.
Мне кажется, в целом люди представляют себе слабо, что может служить историческим свидетельством/источником. Что угодно из созданного человечеством? Приведу несколько примеров не из книги, а из личного багажа: в бакалавриате я училась на историческом отделении востоковедческого факультета — занималась средневековой историей Индонезии. Историком учёба меня и близко не сделала, но это уже другая история. (Простите за каламбур.) Так вот. Геннадий Георгиевич Бандиленко при изучении культуры и идеологии средневековой Явы во многом опирался на архитектуру; письменные источники в яванском климате сохранялись плохо. Прародина австронезийских народов вычислялась по словам из древних языков Юго-Восточной Азии, которые обозначали не существовавшие там реалии. (Есть и обратный — по-настоящему невероятный — пример взаимопомощи истории и лингвистики: Сергей Всеволодвич Кулланда восстановил несколько сотен скифских слов с опорой на языки тех народов, с которыми скифы контактировали. Его имя здесь стоит потому, что он был не только скифологом, но и индонезистом, редким человеком, владевшим древнеяванским языком; иначе об этом случае я бы не узнала.)
Марк Блок привёл свои примеры, в том числе — как свидетельством может выступать даже намеренная ложь.
Он, кстати, не старался создать впечатление, будто у истории как науки нет проблем. Напротив: он призывал не прятать их от любознательных. Просто это не обязательно те проблемы, которые приходят на ум, если не заниматься историей профессионально или хотя бы любительски.
За этот недобрый год я написала серию постов о книге Ивана Куриллы «Битва за прошлое: как политика меняет историю». (Ссылки есть в закреплённом посте.) Среди прочего она подсказывает, как к историческим отсылкам в речах политиков можно отнестись критически. Но как обстоит дело с самими историками? Насколько можно доверять им? Ведь их работа полна проблем.
История — наука о прошлом. Задача историка — составлять о нём нарративы. При этом историк лишён возможности познавать свой предмет напрямую: он вынужден опираться на показания свидетелей, а чужое слово ненадёжно. Так что мы никогда не узнаем, «как всё было на самом деле». Знание начал того или иного явления служит его объяснением; зачем история нужна как дисциплина, если она этого знания не даёт? Сомнения в пользе истории возникают ещё и потому, что беспристрастность в её изучении невозможна, причём чем ближе к исследователю по времени изучаемые события, тем меньше она выражена. Ну и, конечно, не стоит забывать: историю пишут победители, поэтому она постоянно переписывается.
Если вы прочитали предыдущий абзац и не поморщились (или поморщились, но не на каждом предложении), то вам есть смысл взяться за эту книгу. Её можно найти в относительно свежем издании из «Эксклюзивной классики», но без справочного аппарата, или — в букинистике и сети — в издании из советской серии «Памятники исторической мысли», с комментариями Арона Яковлевича Гуревича и ценными дополнительными материалами.
Что не так с тем абзацем? Хоть перечисленные представления об истории и возникли не на ровном месте, с тех пор она сильно изменилась (причём уже ко времени Марка Блока, который писал «Апологию истории» в ходе Второй мировой войны; в тексте содержится немало объяснений, как оно происходило), а они за ней не поспели и по-прежнему не поспевают. Возможно, потому что в них есть доля истины. Но в том-то и дело, что не больше.
Возьмём в качестве примера пункт о показаниях свидетелей. Да, они важны в работе историка. Да, они искажают действительность. Но. Во-первых, познание тех или иных аспектов настоящего тоже не всегда подразумевает прямоту. Во-вторых, нарративные показания — далеко не единственный тип исторических источников, но если говорить именно о них, то существуют методы их критики (о некоторых из них Марк Блок тоже рассказал) + важные сведения они способны сообщать ненамеренно (в книге нашлось место и для этой темы). В-третьих, в ряде случаев познавать прошлое напрямую всё-таки возможно.
Мне кажется, в целом люди представляют себе слабо, что может служить историческим свидетельством/источником. Что угодно из созданного человечеством? Приведу несколько примеров не из книги, а из личного багажа: в бакалавриате я училась на историческом отделении востоковедческого факультета — занималась средневековой историей Индонезии. Историком учёба меня и близко не сделала, но это уже другая история. (Простите за каламбур.) Так вот. Геннадий Георгиевич Бандиленко при изучении культуры и идеологии средневековой Явы во многом опирался на архитектуру; письменные источники в яванском климате сохранялись плохо. Прародина австронезийских народов вычислялась по словам из древних языков Юго-Восточной Азии, которые обозначали не существовавшие там реалии. (Есть и обратный — по-настоящему невероятный — пример взаимопомощи истории и лингвистики: Сергей Всеволодвич Кулланда восстановил несколько сотен скифских слов с опорой на языки тех народов, с которыми скифы контактировали. Его имя здесь стоит потому, что он был не только скифологом, но и индонезистом, редким человеком, владевшим древнеяванским языком; иначе об этом случае я бы не узнала.)
Марк Блок привёл свои примеры, в том числе — как свидетельством может выступать даже намеренная ложь.
Он, кстати, не старался создать впечатление, будто у истории как науки нет проблем. Напротив: он призывал не прятать их от любознательных. Просто это не обязательно те проблемы, которые приходят на ум, если не заниматься историей профессионально или хотя бы любительски.
BY Lukupäiväkirja
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. "For Telegram, accountability has always been a problem, which is why it was so popular even before the full-scale war with far-right extremists and terrorists from all over the world," she told AFP from her safe house outside the Ukrainian capital. The last couple days have exemplified that uncertainty. On Thursday, news emerged that talks in Turkey between the Russia and Ukraine yielded no positive result. But on Friday, Reuters reported that Russian President Vladimir Putin said there had been some “positive shifts” in talks between the two sides. Anastasia Vlasova/Getty Images "There are several million Russians who can lift their head up from propaganda and try to look for other sources, and I'd say that most look for it on Telegram," he said.
from sg
