Мы сделали очень крутой календарь, а внутри там вот что есть! Тираж микроскопический между тем.

I can't wait till Friday comes

Отказаться от фантазии даже сложнее,
чем отказаться от реальности.
Тимоти Мортон

Каждую пятницу я проверяю себя в списках Минюста за кружкой пива с заводским привкусом одиночества по адресу Мераба Костава, 44. Только не пишите мне писем, это бар “Вуокса”, в честь которого мы назвали черного, как река, кота, то есть кота зовут Оредеж, слышите, Оредеж, он вырос и явно ждет встречи с какой-нибудь там вуоксой за строем мусорных баков, пока его не кастрировали, чтобы от них растеклись по городам и весям голубые котята, искусавшие руки мои во сне у телефона на лестничной клетке в общежитии Литинститута. Связь перерезана. Не пишите мне писем ни по этому адресу, ни вообще, умоляю, лучше отправьте их всем политическим заключенным, на сайте rosuznik.org спросите и вам ответят.

Что бы мы ни читали в книгах, отмеченных премией “Просветитель”, ни видели в требухе, в чешуе, на рубцах человечьей кожи, каких бы угрей ни доили с карты звездного неба в свои телеграм-каналы, нас не готовили к этому — ни матери, ни мудрецы. А это, между тем, продолжается третий (десятый) год, и родная речь открывает пасть, как рыбина на прилавке, посылая проклятья исчезнувшим рыбакам, распивающим песни в портовых пивных: Когда-то, когда-то сюда мы бегали ребята, ребята, I can't wait till Friday comes. Это небо упало на землю, дышит, елозит, шепотом обещает: ты ничего не почувствуешь. Больно не будет. Верим.

Тревога и правда не ощущается, как собственный запах, мы состоим из тревожки, панички, маньячки: три сестры-лихорадки третьего тысячелетия унесут и положат в блистерные могилки все шитпостинги ноября. Аминь.

Рутина, любовь моя. Рутина, рутина, рутина — полигональная рыба с наживкой во рту, размером с цепкое море (как в сказке), без вариантов: ты ее или она тебя (и, конечно, она тебя). Путешествие с обитаемой рыбой, вывернутой наружу от наших горячих танцев, трипофобия улья, кожи и чешуи, с вырванной линией фронта — танец красного червяка в инфографике под размер экрана, не перерубишь его лопатой, на спор не съешь, на крючок не насадишь. Эй, поймай меня морфингом нейросетей, если сможешь, без склеек, без цифрового шума, пока молоко в стакане не свернулось под взглядом матери, потерявшей ребенка, не передвинулось, не пролилось от шума сводящих с ума поездов, несущих станцию мга в комбатонический сад театра военных действий.

Произошло невероятное и очень радостное для меня событие: Глеб Морев запустил новый литературный сайт vmesto.media, в пилотном выпуске которого опубликован важный для меня цикл "Непорядок", написанный в этом году. Я вообще-то не пишу циклами, но этот именно так был написан, и он про воображаемую топографию детства, оглядка из другого пространства - не на оставленное, а на то, которое существует в тебе.

Но невероятным это событие-вместо делает не мой цикл, а то, что там внутри какой-то совершенно потрясающий набор имен: поэтический раздел, например, можно увидеть на скрине.

Очень хочется пошутить, что Глеб сделал "митин журнал здорового человека", а, учитывая мой (очень непростой) дебют в издательстве Kolonna, кажется, что я имею право на эту шутку. И именно такого взгляда на современную русофонную литературу мне лично очень не хватало во всех оставшихся и возникших после 24 февраля литературных проектах.

gad vlagin — 2pm tbilisi freestyle

Подруги и друзья, кто в Тбилиси - приходите 5 декабря в Secret Place на мини-фестиваль, посвященный травам, где в частности я и моя подруга Маша Землянова почитаем свои тексты, а также будет музыка и хорошие люди. Я буду с 20.00 там. Надеюсь, до встречи!

Лолита Агамалова

КРАСНЫЙ КАВКАЗСКИЙ РЭП

Они заставляют меня писать реферат, Мао, прикинь, какие уебки
Я хочу новых солдат
Я даже могу произвести их сама
Мне не нужен ваш добровольческий корпус
Никакой блядской безответственной речи, где бы та ни была:
из бывшей партийной школы ли, инвертировавшейся завет,
из Берлина ли, где бывшие наши мальчики
ведут абсолютно тупые блоги,
поглаживая друг другу яйца и ища друг-в-друге опоры,
из Парижа ли, с биофака ли, может быть, МГУ, моей кафедры ли,
из Тель-Авива — под ракет ослепительный блеск, тысячу созвездий
невозможной грядущей смерти, по крайней мере
Вы не умеете ебаться. Ваша мысль куцая, будто обрубленный хвост
Вам есть что терять кроме собственных снов
Вы заражаете даже не пессимизмом, а упадком мысли
слабостью воли и фланерствующим эскапизмом
Когда мне было 16, я влюбилась в одну буржуазную дамочку
Та мне говорила: вот будет вам что терять, и вы растеряете все,
что вас держит сегодня: гнев и структуру решения детского
подросткового. Сейчас я думаю: как я могла ее желать?
Мне 27. Меня не ебут государственные ничтожества
и «их нравы», я заглядываю в кабинеты
о эти растерянные глаза
о пустые руки
Никакие теории изменений уже не справятся
Они разрывают меня на части, а я хочу новых солдат
Политика требует редукции, а я требую отмены закона противоречия
Ведь похуй, живем один раз? И больше не можем? Соску
грантов оставь, о боец психотропного фронта:
кроме любви и мысли по-прежнему
ничего не бывает
(Нихуя не бывает, я даже сказала бы так)
О любовные неудачники, ищущие оправданий!
Вам виноваты все: ФСИН-письмо, капитализм, само
желание, РФ и США, Европа и Африка, книги, родители,
необходимость «осечек», — как говорят те, кто ни единожды не
смотрел в глаза одичалые возлюбившей возлюбленной
О тоска без оков. Нейросети-поэты. (Вы были бы хороши,
если не были бы одинаковы; пока ты несешь свою заученную хуйню
зет-поэт хотя бы чувствует.) О диссертации, которые превращают
машинку мышления в профанацию. Меня тошнит одинаково
от делезианцев и антиделезианцев;
от тупой эмиграции белой (и розоватой) и гордецов,
которые «остаются».

От всех, кто боится. Всех, кто всего боится. Кто боится
чего-нибудь недо-взять, опрокинув ненужное слово.
Грантик ебаный и местечко. Кто уезжает,
чтобы быть, как и дома, на четырех
ногах. И кто остается
молчать. Их исправит могила.

А я — свободная лесбиянка. Я станцую лезгинку в Мире Идей
под дискошаром Блага

из подборки "Выйду на станции б-га"

#выбор_константина_шавловского

Программный, яростный текст Лолиты Агамаловой из подборки “Выйду на станции б-га”, направленный против ложных консенсусных оппозиций, сложившихся в русофонном гуманитарном пространстве (прежде всего в медиа и академии) за последние три года. По силе и смелости его можно, наверное, сравнивать со стихами Пазолини, обрушившегося в свое время с критикой на 1968-й. Здесь достается всем, кто самодовольно считает, что находится на “правильной” стороне истории, а на деле - бесславно выживает, находясь в постоянном страхе за личное будущее (и предавая тем самым декларируемые в своих же диссертациях идеи о будущем коллективном). Стихотворение направлено также против “скорбного бесчувствия” этих стратегий выживания современных российских гуманитариев, которые, прикрываясь фиговыми листками политических теорий, разбежались по углам академий (“соску грантов оставь, о боец психотропного фронта”). Люди, убежавшие от войны на PhD; поэт:ки, вяло наследующие языковой школе (“нейросети-поэты”, которые провокативно сравниваются с “зет-поэтами”, которые хотя бы чувствуют); все, кто боится, - главный их (наш) грех заключается в том, что они (мы) по крайней мере не умеем ебаться. Кажется, Агамалова говорит об аварийном отключении либидо, которое произошло в российской гуманитарной жизни, письме и мысли после 24 февраля.

“Красный кавказский рэп” - точный и безжалостный диагноз деградации тех, кто на словах противостоят политической энтропии, а на деле являются проактивной частью этого процесса (“государственные ничтожества” и “фланерствующие эскаписты”, конечно же, пауки из одной банки). Агамалова проговаривает то, что думают очень многие, но не решаются произнести вслух (потому что консенсус против шерсти чесать никто не готов): «меня тошнит одинаково (...) от тупой эмиграции белой (и розоватой) и гордецов, которые “остаются”».

Но в этой филиппике, направленной против бедности политического воображения, парадоксальном образом нет нигилизма и упадничества. Авторку невозможно упрекнуть в том, что критикуя, она ничего не предлагает (см. финал), и ее национальная, гендерная и политическая идентичности сплетаются в тугую нить, врезающуюся в дряблое тело академической и поэтической мысли. И пройти его насквозь - все равно что солдату, рожденному в любви и мысли, станцевать лезгинку на руинах крепости Мира Идей.

#комментарий_константина_шавловского

Поговорили для Republic-Weekly* с Дмитрием Волчеком о ненависти к России, Павле Кушнире, эмигрантских издательствах и юбилее "Митиного журнала":

— Можно ли ждать нового выпуска к 40-летию «Митиного журнала»?

— Да, именно этим я сейчас и увлеченно занимаюсь — только это будет не новый номер, а сборник лучших текстов из машинописных номеров 1985–1990 годов. С исследовательскими материалами и иллюстрациями. В «Митином журнале» в ту пору печатались замечательные авторы: Пригов, Сорокин, Рубинштейн, Парщиков, Эрль, Кривулин, Драгомощенко, Щербина и многие другие. Даже поэма Бродского была впервые напечатана — с его ведома, разумеется.

А особый интерес представляет хроника литературной жизни перестроечных времен: дискуссии, рецензии, полемика. Точно так же будет бесплатный электронный вариант. Это огромный том — сотни страниц. Предисловие написал литературовед Дмитрий Бреслер, исследующий историю «Митиного журнала». Будет текст исследовательницы Энн Комароми из Университета Торонто и мой собственный мемуарный очерк.

И еще одна книга выйдет к юбилею — переиздание сборника стихов Ярослава Могутина «Декларация независимости». Могутин, как и Ильянен, ключевой автор «Митиного журнала» 1990-х. Все мы изменились, только Могутин остался прежним, тем же тинейджером-хулиганом. «Декларация независимости» вот-вот отправится в печать с новым оформлением и моей вступительной заметкой, и в среде фанатов Могутина уже возник ажиотаж, ведь это будет первое переиздание его текстов за два десятилетия, а старые сборники не сыскать даже на черном рынке.

Но на этом я поставлю точку — продолжения не будет, журнал не воскрес. Я прекрасно понимаю, что он принадлежит другой эпохе, читатели первых номеров давно уже на пенсии, а то и в могиле, и эту эпоху невозможно вернуть. Но приятно напоминать самому себе время от времени, что ты еще жив.

*Минюст РФ считает иноагентом

совершенно прекрасное стихотворение Маши Земляновой, я даже не знаю, как можно достигать в слове такой точности и прозрачности

зима пришла, запечатала сад
я видела это в сторис, из
простудной постели

жалко ли, что не удалось проститься?
или стоит благодарности то,
что мы увиделись там
во время прощального нойза,
когда ещё на своих местах
почти все элементы — чтобы запомнить
несколько мгновений до возвращения
к изначальному запустению

незавершённость не замыкает исход
поэтому так хороши
последний пуэр на Блохина
в прежней конфигурации,
оставленная на середине глава
об отречении Петра,
непрочитанные ещё сообщения

одинокая молодая женщина в городе
делает покупки в несовпадающих
беларуских магазах
после работы, на исходе болезни

пустующее место рядом со мной
истаивает, как необязательный южный снег
теперь я могу говорить с тобой
лицом к лицу, не замутняя глаз
грёзой о твоём месте рядом со мной

блёстки давно все вышли,
истаяли окситоциновые облака
но различимы сложные запахи
необязательной южной зимы, что её
отличает от предписанной северной
— запахи

я, пожалуй, пойду на ту гору одна
не думая, что это соло-свидание,
потому что свидание необязательно,
тают способы наслаждения

но основательна дружба

и встреча возможна, как потепление

мы (не) знаем друг друга
по крайней мере в той форме любви
что пока недоведома, невидима, непостижима

и это такой прикол, милый, такой прикол

Записал прекрасную беседу Полины Барсковой и Ани Наринской* для Republic-Weekly*, и вот самый по-моему фантастический момент, о котором рассказывает Полина:

Б.: Но то, что происходит вне России, — это тоже очень интересно и тоже, между прочим, двойственно. Например, в последнее время мы наблюдаем в эмиграции бум независимых издательств и литературных неподцензурных медиа. Может быть, это не бум, а бумчик, но все-таки. И когда ты смотришь на опыт прошлых волн эмиграции, то некоторые вещи меня, например, совершенно завораживают. Например, бум издательской деятельности в лагерях для перемещенных лиц. В 1945 году эти бегущие невозвращенцы, наши соотечественники, оказываются в Германии, которую бомбят. И я хочу сказать, что то, о чем писал Зебальд (имеется в виду книга «Естественная история разрушений» В. Г. Зебальда о бомбардировках немецких городов союзниками. — Прим. ред.), было написано по-русски, просто все это не прочитано, не случайно вторую волну называют «немой волной».

Вообще, можно себе представить пикантность этого положения: Зебальд хотя бы описывает опыт немцев, а тут речь об опыте русских, которые в Германии оказались по совсем уже интересной причине: они ушли туда за немцами с оккупированных территорий. И вот те из них, кто пережил бомбежки, оказываются в учрежденных американцами и англичанами лагерях, и что же они начинают делать? Они начинают неистово производить прямо в лагерях печатную литературу! И что меня особенно тронуло — это стало возможным в том числе потому, что в Берлине сохранились типографские буквицы 1920-х годов. Те самые, которыми печаталась «Машенька» Набокова и вся эмигрантская литература первой волны. Вот такие пересечения и связи и исторические рифмы завораживают меня.

Н.: А что, это были такие человеколюбивые лагеря?

Б.: По сравнению с советскими лагерями, нам известными, да. Но в эти английские и американские лагеря периодически заходили Советы, выгребая оттуда людей и эшелонами возвращая в ГУЛАГ. И это стало ужасом и проклятием этого поколения. Но меня поразили эти пригодившиеся буквицы, которыми в 1945-м они набирали стихи Ивана Елагина или любимейшего поэта «немой волны» Николая Гумилева. Такая вот удивительная, символическая связь между этими волнами.

Минюст РФ считает иноагентами

В сеть выложили 190 номер "Нового литературного обозрения" с моей небольшой подборкой "Сердце над горизонтом" (в замечательном соседстве со стихами Карины Лукьяновой).

Очень важная и, сказать по правде, душераздирающая беседа Линор Горалик* и Анны Старобинец о том, что происходит с нашими детьми в России и в эмиграции. Мне вообще нравится, как получается этот цикл бесед, и мы будем продолжать, так что подписывайтесь на наш Republic-Weekly*.

А. С.: Вот страх выпасть из стаи мне очень, конечно, интересен. И в этой связи мне интересно, формируется ли так называемое патриотическое большинство семейными взглядами — или это все-таки так работает пропаганда, все эти «Движения первых» или «Разговоры о важном»? Потому что мне отсюда кажется, что это все ну настолько нелепо, тупо и примитивно, что это работать не может. Что вы об этом думаете? Есть ли у вас обратная связь от российских подростков на этот счет?

Л. Г.: Я по-настоящему не знаю. И я думаю, что никто этого не знает. Дело в том, что тотальная пропаганда устроена так, что ты не можешь полностью, целиком отделить ее от реальности, мне кажется. Я бы сформулировала это так: хуйня хуйней, а пионеры-герои — пионерами-героями. Можно сколько угодно говорить о том, что это было нелепо и дико и все эти истории про пионеров-героев были совершенно очевидно выкрученными и абсолютно нереалистичными, а ужас перед ними у нас сохранялся. И чувство, что есть пионеры-герои, а есть ты, у нас сохранилось.

Вот это и есть тотальная пропаганда. Никто не знает, как она действует на тебя и окружающих. Ты живешь в этом как в воде: ты мокрый.

И насколько ты мокрый — ты не очень понимаешь, и как глубоко вода просачивается в тебя — тоже. Поэтому я думаю, что о том, как действует эта пропаганда, мы начнем узнавать лет через пять-десять.

*Минюст РФ считает иноагентами

Я почти никогда не делился в этом канале новостями, не касающимися литературы - все-таки далеко не всем, кто читает меня здесь, интересны мои беседы с российскими кинематографистами или колонки про цензуру в российском кино. Но я не могу не поделиться ссылкой на последний номер Weekend, который делала - без оговорок и преувеличений - выдающаяся редакция, к которой целых восемь лет имел честь принадлежать и я. Очень много слов хочется написать и сказать, но я ограничусь словами благодарности Лене Нусиновой, Даше Смоляниновой, Тане Шишковой и Оле Федяниной, а также моим постоянным авторам Ване Давыдову, Зине Пронченко, Ксюше Рождественской и Васе Степанову (и конечно же всем тем, кто писал для раздела кино время от времени).

Ну и последний номер тоже без скидок выдающийся по составу авторов, и в нем мой разговор с Любовью Аркус о том, что делает финалы великими.

С января 2025 года Weekend перезапускается с другой командой, но это, как говорится, совсем другая история.