Размышления в ночи:

Каждый писатель хоть раз чувствовал себя самозванцем. Складывается ощущение, будто мы рождаемся с этим даром — или проклятьем, если пожелаете — и несем его через всю жизнь, пока не берем впервые карандаш в руки не начинаем писать. И тогда вдруг кажется: что вот оно — деталь, которой не хватало, клавиша, которую вставили на место, замочная скважина с подходящим ключом, и за этой дверью — уверенность в том, что делаешь свой путь, свое «я».

Но проходит время и дверь снова захлопывается. Искра озарения, именуемая талантом, вдохновением, музой, да чем угодно, хлопает по носу, и вот я снова стою на пороге и не решаюсь назвать эту дверь своей, а хлипкий скотч скользит по гладкой поверхности, которым я прилепила еще более хлипкую клейкую записку: «Я писатель».

Мне всегда кажется, что я недостаточно делаю, недостаточно стараюсь, недостаточно усердно пытаюсь и недостаточно хороша, чтобы выбирать сама себе это именование — всегда недо-. Может, я и не писатель вовсе — так, графоманка, марательница страниц, и вот сразу все правильно, все верно — недопустимость, невозможность быть тем, кем ты хочешь, выбраться из панциря самозванности и с размаху толкнуть дверь, чтобы она с грохотом ударила о стену.

А что в этой комнате? Карандаш и бумага, как в детстве, когда не заботило, уже я или недо-, когда даже пара строк кажутся шедевром. Дети всегда смелее взрослых, обрастающих этими недо-, не могу, не решаюсь. Словно это самозванная маска, присвоенная втихаря, исподтишка, сворованная у кого поталантливее, посмелее. У кого? Зачем мы себе это придумываем?

Почему не «я хочу — я буду». Я есть. Я пишу Слово.
И не зря с юности меня так трогает фраза Пушкина, пусть это банально и избито, но «глаголом жечь сердца людей». И если я зажигаю свое — это уже немало. И поэтому пишу. Самозванность по итогу оборачивается мотивацией ее преодолеть.

Если вы тоже когда-то так себя чувствовали, то знайте: вы не одни.