«С тобой трудно... Но без тебя невозможно».
В. А. Гергиев

Не в моих правилах комментировать критиков, но вот это я поясню, в первую очередь из любви к читателю, которого легко смутить:


"Княгиня с репликой «Ты столько золота не видел» осыпает колдуна купюрами, но через пару минут тот вдруг спрашивает «а где золото?». То есть купюры были брошены преждевременно.

Можно как угодно относиться к Паунтни, но он крепкий профессионал и не стал бы допускать такие ляпы. Равно как и превращать хитрого колдуна в старца с реальной деменцией".


Такие пассажи демонстрируют глубокое неведение автора статьи.

Мизансцена с деньгами была верна и этот «ляп» был допущен именно режиссёром. Вторая реплика про злато исполнена также верно и поставлена Паунтни не про деньги.

Новость: восстановление спектакля делал сам Паунтни, мы работали лично с ним. Мамыровых на постановочных по восстановлению было всего двое, работа была кропотливая, большая, и я ничего не пропустил.

Никакого колдуна у Паунтни в сценарии нет — есть Мамыров, который питает слабость к княгине и из-за совокупности проблем осознанно переодевается в Кудьму. В лучших традициях Вальтера Скотта, прямо на сцене Мамыров использует грим — есть мизансцена. Вероятно автор статьи с удовольствием вставила слово «деменция», но упустила в матчасти, что этот грубый и пошлый водевиль поставил именно «крепкий профессионал» — совершенно осознанно. Я же максимально смягчил предлагаемый драматургом образ.

Об этой Чародейке я писал здесь, загляните если не читали и интересно.

В целом, не удивлён, но уже должно быть стыдно.

Прошу дорогих подписчиков простить меня за пост в позднее время, но заниматься этим завтра мне совсем не хочется, а комментировать там, где это опубликовано неэффективно.

Допопуляризировались 😅

19 декабря в МТ состоится бенефис народного артиста России Михаила Ивановича Кита.

На днях мне довелось послушать запись «Сорочинской ярмарки» 1989 г. В партии Черевика по-настоящему могучий, с ярким раскатистым верхом, густой серединой и бездонным низом — наш Михаил Иванович. Тембрит, звучит, играет, как и положено настоящему представителю русской басовой школы. Обязательно послушайте эту запись — я в восхищении!

Уже писал, что такое уникальное вокальное долголетие артиста свидетельствует об исключительно правильной вокальной школе мастера. Сердечно рекомендую посетить Мариинский 19 декабря и почествовать народного артиста. В этот вечер я непременно собираюсь быть в зрительном зале.

«...тогда как прежде экспертному жюри удавалось отсмотреть и составить впечатление о большом количестве спектаклей...»

Мавр Степанович отложил газету и потянулся к графину с водой. Испив до дна хрустального стакана, тенор снова налил воды и прикончил её. Так он делал всякий раз, когда внутри него закипали страсти. Он не был склонен заливать эмоции алкоголем, напротив, воспетая Хайямом влага была спутницей дней его умиротворения. Возмущение же Мавр Степанович доверял только воде, он помнил, что в ней здоровье.

В памяти старого Отелло восставали вереницы чудовищных спектаклей и чавкающие лица некоторых представителей «экспертного совета». Вот одна потянулась к рюмке, другая орудовала вилкой: не нанизывала закуску на зубцы, а подгребала её. Не прекращая говорить, она запихивала угощение себе в рот и снова гребла, будто опасаясь, что радушие директора провинциального театра может закончиться и эксперт останется без ужина. Потом она хватала рюмку, мелко и опасливо произносила тост, опрокидывала её и, заводя словесную шарманку, снова ела и гребла.

Теперь Отелло видел балерину. Она скандалила в другом провинциальном театре. Ослеплённый желанием овладеть «золотой каской», чтобы угодить «экспертному совету» деспотичный худрук решился на скандальную постановку. Мавр Степанович не хотел вспоминать всего, что видел на той сцене, но ему было отрадно припомнить вопли артистки, отказавшейся надеть на голову декорацию в виде полового члена: «Я не собираюсь позорить моих родителей!» — резюмировала она. Мавр благословил это дитя.

Проклятье «золотой каски» чумой распространилось по всей провинциальной Задонщине. Кассовые спектакли, пользовавшиеся искренним успехом у публики, объявлялись бездарными и ненужными. Экспериментальная мерзость возводилась в недосягаемый пантеон, а в пантеоне, как известно, не место людям, вероятно поэтому залы изысканных показов оказывались безлюдны и пусты, а те немногие, что попадали на такие вечера, клялись более не посещать театров. Большие художники, истинные служители искусства — были низвергнуты. Лишённые признания, поношаемые «экспертами», они переставали творить. Верные — навсегда оказывались заклеймёнными. Мятущиеся — плохо заканчивали. «Золотая каска», осваивая бюджет и разоряя провинциальные театры — шла на марш...

Остановлен ли этот марш? — вот что волновало Мавра.

Тенор налил ещё воды. Усевшись за ноутбук, он пробежался по клавиатуре. Один, другой, третий... Он открывал сайты провинциальных театров Задонщины. Вбивая названия знакомых ему спектаклей, он обнаруживал самые поруганные «экспертами»... Эти спектакли шли. «Они идут! Пятнадцать! Двадцать! Тридцать лет! Они продаются!». Мавр Степанович горько улыбнулся. Он вспомнил, как на недавнюю премьеру в столице Задонщины не смог заманить даже самых «продвинутых» гостей: единожды увидев тот, снискавший все «каски» спектакль, они не хотели присутствовать на нём даже ради старика Мавра.

Сегодня в 21:05 телеканал Беларусь 3 покажет оперу "Хованщина". В партии Досифея — ваш ворчливый бас.

Вчера по поводу этого поста в Заметках в ВК беседовали с моим другом настоятелем о том, что для функционирования нового Храма в Иерусалиме понадобится абсолютно рыжая телица...
После беседы я заглянул в домашний кинотеатр и в разделе «фильмы (или сериалы) для вас» увидел ничего не предвещающее название «РАСКОПКИ». Нажал посмотреть. На экране — несколько иудеев, они выгрузились из микроавтобуса у норвежского сарая, в котором только что родился рыжий телёнок... Осмотрев новорождённого, мужчина в шляпе и бороде объявил об отсутствии нерыжих волосков и все возрадовались...

Не скрыться...

С таким чувством я пошёл вчера на спевку про иудеев, которая перетекла в оркестровую про иудеев, которая перетекла в спектакль про иудеев.

Мавр Степанович не любил гастролей. Практически никому не удавалось уговорить его покинуть привычный Усть-Задонск. Понимая, что даже в самом лучшем отеле у него не будет привычного графина и любимой хрустальной рюмки, он пропускал мимо ушей всякие посулы и предпочитал довольствоваться тем, что имеет. Легендарный же его Отелло понуждал разных антрепренёров снова пытать судьбу уговорами и хитростью.

И однажды некоему дельцу повезло. В минуту притупившегося духовного чутья, в состоянии крайней доверчивости и рассеянности, Мавр Степанович согласился на выступление в другом городе.
Устроив своё расписание так, чтобы быть свободным от Усть-Задонска в обозначенное время, Мавр Степанович уже нанимал извозчика, когда вдруг ему принялись хамить. Вероятно антрепренёр решил, что согласившийся Отелло уже никуда не денется и, поскольку освободил своё время для поездки, заинтересован по крайней мере получить обещанный гонорар. Не понимая за Мавром Степановичем пристрастия к ровному течению жизни в окружении привычных предметов личного обихода, делец определил его обычным крепостным артистом, с которого ко всему следует и крепкий спрос. Ко времени выяснилось, что старику никто не гарантирует ни удобной дороги, ни тёплой постели. Прошёлся антрепренёр и по его титулам и званиям, которыми выдающийся, но нелюдимый Отелло был обделён. Когда же Мавр Степанович принял решение не ехать, делец пригрозил звонить в дирекцию Усть-Задонских театров с жалобой на поведение наглого артиста.

— А Вы, батенька, звоните. Хоть патриарху, хоть царю, — ответил старик и отпустил извозчика.

Антрепренёру оставалось придумать историю, в которой он должен был предстать потерпевшим от маразмов известного Отелло. И очень скоро до слуха Мавра Степановича донеслось, что Отелло затребовал себе перед приездом такой отель, в котором были бы и нумера с купальнями…

И некоторые в то охотно верили.

Мне теперь нельзя в профессиональный балет🤓

Плак