Forwarded from Тернистый путь
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Прости усталому рабу
Земную преданность заботе,
Себялюбивую мольбу,
Корыстный крик души и плоти.
Я знаю путь и вижу цель,
Я сердцем чту судьбы зерцало;
Все существо мое досель
Лишь отрицанье отрицало.
Святая бедность - хороша:
Не повинуясь игу злата,
Смиренномудрая душа
Свободной радостью богата.
На пестрый мир, на суету
Я не взираю исподлобья;
Но как принять и нищету,
Не запятнав богоподобья?
Прости усталому рабу,
Тобой казнимому не в меру,
На грани ропота мольбу
И недоверчивую веру...
И.А.Британ. 2 мая 1940 г.
Земную преданность заботе,
Себялюбивую мольбу,
Корыстный крик души и плоти.
Я знаю путь и вижу цель,
Я сердцем чту судьбы зерцало;
Все существо мое досель
Лишь отрицанье отрицало.
Святая бедность - хороша:
Не повинуясь игу злата,
Смиренномудрая душа
Свободной радостью богата.
На пестрый мир, на суету
Я не взираю исподлобья;
Но как принять и нищету,
Не запятнав богоподобья?
Прости усталому рабу,
Тобой казнимому не в меру,
На грани ропота мольбу
И недоверчивую веру...
И.А.Британ. 2 мая 1940 г.
В своих сужденьях беспристрастных,
Друзья, чье дело — сторона,
Мне говорят: "Она прекрасна.
Но, знаешь, очень холодна".
Они тебя не разгадали,
Тебя не поняли они!
В твоих глазах, в студеной дали
Я видел тайные огни.
Ещё мечты и чувства стройны
И холодна твоя ладонь,
Но дремлет страсть в тебе, спокойной,
Как дремлет в дереве огонь.
В.А. Солоухин. 1952 год.
Друзья, чье дело — сторона,
Мне говорят: "Она прекрасна.
Но, знаешь, очень холодна".
Они тебя не разгадали,
Тебя не поняли они!
В твоих глазах, в студеной дали
Я видел тайные огни.
Ещё мечты и чувства стройны
И холодна твоя ладонь,
Но дремлет страсть в тебе, спокойной,
Как дремлет в дереве огонь.
В.А. Солоухин. 1952 год.
Старая песенка.
Послушай, Ольга свет Сергевна,
Простую песенку мою:
Поется весело и гневно
Она в моем родном краю.
Еë я слышал у причалов
Родимых волжских пристаней,
И мой земляк Валерий Чкалов,
Когда был молод, знался с ней.
Звучала гордая досада
На то, что жизнью не дано:
Меня не любят - и не надо,
Мне все равно, мне все равно!
Кого ж слова корили эти?
Так знай, курносый мой пострел,
Что без плохих людей на свете
Хороших больше было б дел.
Плохие люди пусть не любят,
Ну, а хороший человек,
Когда разлюбит, как подрубит -
Сосной повалишься на снег.
Бываешь ты не очень рада,
Когда я вновь твержу одно:
Меня не любят - и не надо,
Мне все равно, мне все равно!
Таких, как мы, живущих вместе,
Не сыщешь, право, днем с огнем,
И мы с тобою, к нашей чести,
Неплохо все-таки живем.
Свои с тобой мы знаем нужды,
Тень не наводим на плетень.
Друг другу в дружбу, а не в службу
Мы помогаем каждый день.
И все ж, мое родное чадо,
Когда на душеньке темно:
Меня не любят - и не надо,
Мне все равно, мне все равно!
Был тихий голос еле слышен,
Спросила ты, ко мне подсев:
- Быть может, мой вопрос излишен,
Но знаешь, ли, что твой припев,
Ну, слово в слово тот же самый,
Не одному тебе знаком...
Вы, вовсе не встречаясь с мамой,
Все время сходитесь на нем.
Она который год уж сряду
Твердит с тобою заодно:
Меня не любят - и не надо,
Мне все равно, мне все равно!
Сергей Наровчатов. 1954 год.
Послушай, Ольга свет Сергевна,
Простую песенку мою:
Поется весело и гневно
Она в моем родном краю.
Еë я слышал у причалов
Родимых волжских пристаней,
И мой земляк Валерий Чкалов,
Когда был молод, знался с ней.
Звучала гордая досада
На то, что жизнью не дано:
Меня не любят - и не надо,
Мне все равно, мне все равно!
Кого ж слова корили эти?
Так знай, курносый мой пострел,
Что без плохих людей на свете
Хороших больше было б дел.
Плохие люди пусть не любят,
Ну, а хороший человек,
Когда разлюбит, как подрубит -
Сосной повалишься на снег.
Бываешь ты не очень рада,
Когда я вновь твержу одно:
Меня не любят - и не надо,
Мне все равно, мне все равно!
Таких, как мы, живущих вместе,
Не сыщешь, право, днем с огнем,
И мы с тобою, к нашей чести,
Неплохо все-таки живем.
Свои с тобой мы знаем нужды,
Тень не наводим на плетень.
Друг другу в дружбу, а не в службу
Мы помогаем каждый день.
И все ж, мое родное чадо,
Когда на душеньке темно:
Меня не любят - и не надо,
Мне все равно, мне все равно!
Был тихий голос еле слышен,
Спросила ты, ко мне подсев:
- Быть может, мой вопрос излишен,
Но знаешь, ли, что твой припев,
Ну, слово в слово тот же самый,
Не одному тебе знаком...
Вы, вовсе не встречаясь с мамой,
Все время сходитесь на нем.
Она который год уж сряду
Твердит с тобою заодно:
Меня не любят - и не надо,
Мне все равно, мне все равно!
Сергей Наровчатов. 1954 год.
Город спит в дали туманной,
Освещен лишь бельведер,
И играет иностранный
На гитаре офицер.
Звучно стройная гитара
Изливает нежный стон:
"Cara mia, mia cara!
Выйди, выйди на балкон!"
Полны слез слова живые,
Но безмолвен бельведер,
И опять "О cara mia!"
Продолжает офицер.
Голос плакал музыканта;
Вот услышали его...
Из окна - Maria santa! -
Чем-то облили всего!..
Жаль мне нового мундира, -
Maledetto бельведер!..
И в волнах Гвадалквивира
Стал купаться офицер...
А.Н. Аммосов. 1858 год.
Освещен лишь бельведер,
И играет иностранный
На гитаре офицер.
Звучно стройная гитара
Изливает нежный стон:
"Cara mia, mia cara!
Выйди, выйди на балкон!"
Полны слез слова живые,
Но безмолвен бельведер,
И опять "О cara mia!"
Продолжает офицер.
Голос плакал музыканта;
Вот услышали его...
Из окна - Maria santa! -
Чем-то облили всего!..
Жаль мне нового мундира, -
Maledetto бельведер!..
И в волнах Гвадалквивира
Стал купаться офицер...
А.Н. Аммосов. 1858 год.
Я буду долго
Гнать велосипед.
В глухих лугах его остановлю.
Нарву цветов.
И подарю букет
Той девушке, которую люблю.
Я ей скажу:
– С другим наедине
О наших встречах позабыла ты,
И потому на память обо мне
Возьми вот эти
Скромные цветы!
Она возьмёт.
Но снова в поздний час,
Когда туман сгущается и грусть,
Она пройдет,
Не поднимая глаз,
Не улыбнувшись даже…
Ну и пусть.
Я буду долго
Гнать велосипед,
В глухих лугах ею остановлю.
Я лишь хочу,
Чтобы взяла букет
Та девушка, которую люблю…
Николай Рубцов. 1958 год.
Гнать велосипед.
В глухих лугах его остановлю.
Нарву цветов.
И подарю букет
Той девушке, которую люблю.
Я ей скажу:
– С другим наедине
О наших встречах позабыла ты,
И потому на память обо мне
Возьми вот эти
Скромные цветы!
Она возьмёт.
Но снова в поздний час,
Когда туман сгущается и грусть,
Она пройдет,
Не поднимая глаз,
Не улыбнувшись даже…
Ну и пусть.
Я буду долго
Гнать велосипед,
В глухих лугах ею остановлю.
Я лишь хочу,
Чтобы взяла букет
Та девушка, которую люблю…
Николай Рубцов. 1958 год.
Ты говорил слова пустые,
А девушка и расцвела,
Вот чешет кудри золотые,
По-праздничному весела.
Теперь ко всем церковным требам
Молиться ходит о твоем.
Ты стал ей солнцем, стал ей небом,
Ты стал ей ласковым дождем.
Глаза темнеют, чуя грозы.
Неровен вздох ее и част.
Она пока приносит розы,
Но захоти, и жизнь отдаст.
Н.С. Гумилёв
А девушка и расцвела,
Вот чешет кудри золотые,
По-праздничному весела.
Теперь ко всем церковным требам
Молиться ходит о твоем.
Ты стал ей солнцем, стал ей небом,
Ты стал ей ласковым дождем.
Глаза темнеют, чуя грозы.
Неровен вздох ее и част.
Она пока приносит розы,
Но захоти, и жизнь отдаст.
Н.С. Гумилёв
СОН ЧИНОВНИКА
Раз в густой тени мимозы,
Где в кустах со всех сторон,
Расцветая, рдели розы,
Я заснул и видел сон.
Сад роскошный, сад султанский.
Я бегу за мотыльком, —
Но на нем мундир гражданский
С золотым воротником.
Над фиалкой благовонной
Я нагнулся, - вот-те на!
В амуниции казенной
Оказалась и она!
Вижу дальше пруд хрустальный,
И над прудом дуб стоит,
Но тот дуб официальный
И суровый принял вид:
Зевса взгляд, лицо-пергамент,
И слетают громы с губ:
- Тут не сад-с, а департамент,
Я сановник, а не дуб!
В.А. Шуф.
На иллюстрации: "Офицер и чиновник", Ф.А.Рубо.
Раз в густой тени мимозы,
Где в кустах со всех сторон,
Расцветая, рдели розы,
Я заснул и видел сон.
Сад роскошный, сад султанский.
Я бегу за мотыльком, —
Но на нем мундир гражданский
С золотым воротником.
Над фиалкой благовонной
Я нагнулся, - вот-те на!
В амуниции казенной
Оказалась и она!
Вижу дальше пруд хрустальный,
И над прудом дуб стоит,
Но тот дуб официальный
И суровый принял вид:
Зевса взгляд, лицо-пергамент,
И слетают громы с губ:
- Тут не сад-с, а департамент,
Я сановник, а не дуб!
В.А. Шуф.
На иллюстрации: "Офицер и чиновник", Ф.А.Рубо.
К И.И. Шувалову.
Спасибо за грибы, челом за ананас,
За вина сладкие; я рад, что не был квас.
Российско кушанье сразилось с перуанским,
А если бы и квас влился в кишки с шанпанским,
Те сделался бы в них такой же разговор,
Какой меж стряпчими в суде бывает спор.
Я думал уж и так, что в брюхо газ забился,
И, выпустить хотя, я чуть не надсадился.
М.В. Ломоносов. Между 1752 и 1753 годом.
Спасибо за грибы, челом за ананас,
За вина сладкие; я рад, что не был квас.
Российско кушанье сразилось с перуанским,
А если бы и квас влился в кишки с шанпанским,
Те сделался бы в них такой же разговор,
Какой меж стряпчими в суде бывает спор.
Я думал уж и так, что в брюхо газ забился,
И, выпустить хотя, я чуть не надсадился.
М.В. Ломоносов. Между 1752 и 1753 годом.
Посмотришь, все немцы в лавровых венках,
Во Франции - мир и порядок;
А в сердце все будто бы крадется страх,
И дух современный мне гадок.
Кулачное право господствует вновь,
И, словно нет дела на свете,
Нам жизнь нипочем, и пролитая кровь
Нам видится в розовом цвете.
Того и гляди что еще будет взрыв,
И воины, злы без границы,
Могильные всюду кресты водрузив,
Крестами украсят петлицы.
Боюсь я, что мы, опорожнив свой лоб
От всех невоенных вопросов,
Чрез год не поймем, что за зверь - филантроп,
И спросим: что значит - философ?
Тем больше, что в наши мудреные дни
Забрали весь ум дипломаты,
И нужны для мира - с пером лишь они,
Да с новым оружьем солдаты.
Два дела в ходу: отрывать у людей
От туловищ руки и ноги
Да, будто во имя высоких идей,
Свершать без зазора подлоги.
Когда же подносят с любезностью в дар
Свободу, реформы, науку,-
Я, словно как в цирке, все жду, что фигляр
Пред публикой выкинет штуку.
Все речи болезненно режут мой слух,
Все мысли темны иль нечисты...
На мирную пальму, на доблестный дух
Мне кажут вотще оптимисты.
Вид символа мира им сладок и мил,
По мне - это чуть ли не розга;
Где крепость им чудится нравственных сил,
Там мне - размягчение мозга...
А.М.Жемчужников. 1871 год.
Во Франции - мир и порядок;
А в сердце все будто бы крадется страх,
И дух современный мне гадок.
Кулачное право господствует вновь,
И, словно нет дела на свете,
Нам жизнь нипочем, и пролитая кровь
Нам видится в розовом цвете.
Того и гляди что еще будет взрыв,
И воины, злы без границы,
Могильные всюду кресты водрузив,
Крестами украсят петлицы.
Боюсь я, что мы, опорожнив свой лоб
От всех невоенных вопросов,
Чрез год не поймем, что за зверь - филантроп,
И спросим: что значит - философ?
Тем больше, что в наши мудреные дни
Забрали весь ум дипломаты,
И нужны для мира - с пером лишь они,
Да с новым оружьем солдаты.
Два дела в ходу: отрывать у людей
От туловищ руки и ноги
Да, будто во имя высоких идей,
Свершать без зазора подлоги.
Когда же подносят с любезностью в дар
Свободу, реформы, науку,-
Я, словно как в цирке, все жду, что фигляр
Пред публикой выкинет штуку.
Все речи болезненно режут мой слух,
Все мысли темны иль нечисты...
На мирную пальму, на доблестный дух
Мне кажут вотще оптимисты.
Вид символа мира им сладок и мил,
По мне - это чуть ли не розга;
Где крепость им чудится нравственных сил,
Там мне - размягчение мозга...
А.М.Жемчужников. 1871 год.
Мне до́роги и те и эти…
Ничьим не буду палачом.
Ни перед кем на этом свете
Не виновата я ни в чём.
Мне кто-то сильный и крылатый
Дал право мучиться и петь.
И песнями я так богата,
Что всё могу перетерпеть:
И злобу красной чрезвычайки
И подлость ниппонских зверей!
Нет места нынче белой чайке
У берегов родных морей…
Опасность — это та стихия,
В которой дух мой расцветал.
Во мне твой звонкий сплав, Россия,
И революции металл!
От красных я не жду пощады,
От белых — радости не жду.
Моей душе Россию надо!
Она зовёт. И я иду…
И, в Бога веруя по-детски,
Как жизнь, я Родину люблю!
На «эмигрантов» и «советских» —
Родных и русских не делю.
Родные мне и те и эти.
Ничьим не буду палачом.
Ни перед кем на белом свете
Не виновата я ни в чём…
М.И. Колосова. Шанхай, 1935 год.
Ничьим не буду палачом.
Ни перед кем на этом свете
Не виновата я ни в чём.
Мне кто-то сильный и крылатый
Дал право мучиться и петь.
И песнями я так богата,
Что всё могу перетерпеть:
И злобу красной чрезвычайки
И подлость ниппонских зверей!
Нет места нынче белой чайке
У берегов родных морей…
Опасность — это та стихия,
В которой дух мой расцветал.
Во мне твой звонкий сплав, Россия,
И революции металл!
От красных я не жду пощады,
От белых — радости не жду.
Моей душе Россию надо!
Она зовёт. И я иду…
И, в Бога веруя по-детски,
Как жизнь, я Родину люблю!
На «эмигрантов» и «советских» —
Родных и русских не делю.
Родные мне и те и эти.
Ничьим не буду палачом.
Ни перед кем на белом свете
Не виновата я ни в чём…
М.И. Колосова. Шанхай, 1935 год.
Когда весна придёт, не знаю.
Придут дожди… Сойдут снега…
Но ты мне, улица родная,
И в непогоду дорога.
На этой улице подростком
Гонял по крышам голубей
И здесь, на этом перекрёстке,
С любовью встретился своей.
Теперь и сам не рад, что встретил,
Что вся душа полна тобой…
Зачем, зачем на белом свете
Есть безответная любовь?
Когда на улице Заречной
В домах погашены огни,
Горят мартеновские печи,
И день и ночь горят они.
Я не хочу судьбу иную,
Мне ни за что не променять
Ту заводскую проходную,
Что в люди вывела меня.
На свете много улиц славных,
Но не сменяю адрес я,
В моей судьбе ты стала главной,
Родная улица моя!
Александр Фатьянов. 1955 г.
Придут дожди… Сойдут снега…
Но ты мне, улица родная,
И в непогоду дорога.
На этой улице подростком
Гонял по крышам голубей
И здесь, на этом перекрёстке,
С любовью встретился своей.
Теперь и сам не рад, что встретил,
Что вся душа полна тобой…
Зачем, зачем на белом свете
Есть безответная любовь?
Когда на улице Заречной
В домах погашены огни,
Горят мартеновские печи,
И день и ночь горят они.
Я не хочу судьбу иную,
Мне ни за что не променять
Ту заводскую проходную,
Что в люди вывела меня.
На свете много улиц славных,
Но не сменяю адрес я,
В моей судьбе ты стала главной,
Родная улица моя!
Александр Фатьянов. 1955 г.
Что за странным беспокойством
Обуяло вдруг всю Русь?
С этим новым нашим свойством
Я никак не примирюсь.
Сверху, снизу, слева, справа
Беспокойны все и вся;
Как хотите, эдак, право,
Скоро будет жить нельзя!
Беспокойство и в столице,
Беспокойство и в глуши;
Беспокойны царь с царицей,
Беспокойны голыши.
Беспокоен губернатор,
Частный пристав, откупщик,
Поп, фотограф, регистратор,
Мещанин, купец, мужик,
Сыщик, доктор, сочинитель,
Типографщик, журналист,
Архирей, студент, учитель,
Академик, гимназист,
Старый воин, юный воин,
Новобранец, инвалид...
Разве тот один спокоен,
Кто уж в крепости сидит!
М.Л.Михайлов. 1862 год.
Обуяло вдруг всю Русь?
С этим новым нашим свойством
Я никак не примирюсь.
Сверху, снизу, слева, справа
Беспокойны все и вся;
Как хотите, эдак, право,
Скоро будет жить нельзя!
Беспокойство и в столице,
Беспокойство и в глуши;
Беспокойны царь с царицей,
Беспокойны голыши.
Беспокоен губернатор,
Частный пристав, откупщик,
Поп, фотограф, регистратор,
Мещанин, купец, мужик,
Сыщик, доктор, сочинитель,
Типографщик, журналист,
Архирей, студент, учитель,
Академик, гимназист,
Старый воин, юный воин,
Новобранец, инвалид...
Разве тот один спокоен,
Кто уж в крепости сидит!
М.Л.Михайлов. 1862 год.