Лермонтов вошел в массовое сознание совершенно демоническим лирическим героем, которого он создал. А созданный им образ Демона показывает, что демонизм - это даже не предмет психологии, это чистая авторская метафизика, которую невозможно оспаривать, остается ее только принять. Поэтому весь наработанный предыдущей эпохой психологизм оказывается ширмой, за которой просматривается разрушающий ее конфликт иного масштаба. У Пушкина этого конфликта не было, он как раз делал конфликт итогом стечения обстоятельств и характеров. А для Лермонтова и то, и другое на самом деле не очень важно, поэтому он спокойно опускает звенья, которые были важны для его предшественников.
И вторая мысль: несмотря на то, что Лермонтов вошел в массовое сознание своим демоническим субъектом, главный период его лирической деятельности - последние два года, когда он явно этого субъекта перешагнул. На мой взгляд, перешагнул как нечто, что для него самого уже было слишком предсказуемо и понятно. И стихи стали показывать мастерство не героя, а автора. И вот это уже просто восторг. Каждый текст - шедевр: "Полдневный сон в долине Дагестана...". Всего лишь полтора-два года. Он мог на этом пути в будущем дать лирику, которую мы можем только воображать.
И вторая мысль: несмотря на то, что Лермонтов вошел в массовое сознание своим демоническим субъектом, главный период его лирической деятельности - последние два года, когда он явно этого субъекта перешагнул. На мой взгляд, перешагнул как нечто, что для него самого уже было слишком предсказуемо и понятно. И стихи стали показывать мастерство не героя, а автора. И вот это уже просто восторг. Каждый текст - шедевр: "Полдневный сон в долине Дагестана...". Всего лишь полтора-два года. Он мог на этом пути в будущем дать лирику, которую мы можем только воображать.
Вышла основательная рецензия Бориса Кутенкова на мою книгу о современной поэзии, автор которой тоже попытался подняться над всеми видами схваток и просто прочесть это принципиально непоследовательное высказывание - спасибо, Борис, сегодня такую установку нечасто встретишь.
Одно место прокомментирую. Когда вышла моя статья о поэтике узнавания и блуждающего слова, мне многие говорили, что по статье слишком понятно, что мне ближе вторая поэтика. Рецензент прочел иначе. Думаю, это потому, что поэтика узнавания лучше ассоциируется с неотрадиционализмом. Я же думаю, что они обе - вариации неотрадиционализма.
Одно место прокомментирую. Когда вышла моя статья о поэтике узнавания и блуждающего слова, мне многие говорили, что по статье слишком понятно, что мне ближе вторая поэтика. Рецензент прочел иначе. Думаю, это потому, что поэтика узнавания лучше ассоциируется с неотрадиционализмом. Я же думаю, что они обе - вариации неотрадиционализма.
[вход]
Как тряпье выполаскивается в потоке,
так старые мехи сознанья находят поток
прямо в воздухе, разгоняясь на тройке,
в скольжении по обочине обретая толк.
А остановится - и пугающая нагоняет
тишина, будто все замолчало, глядит на него.
И в полном молчании мира кто-то по имени окликает,
он оглядывается, но вокруг - никого.
Этот момент в русской литературе часто
трактуется как настоящий приход
смерти, как выход солдата из части,
но на деле то голос, указывающий, где вход.
#чистоеполе
Как тряпье выполаскивается в потоке,
так старые мехи сознанья находят поток
прямо в воздухе, разгоняясь на тройке,
в скольжении по обочине обретая толк.
А остановится - и пугающая нагоняет
тишина, будто все замолчало, глядит на него.
И в полном молчании мира кто-то по имени окликает,
он оглядывается, но вокруг - никого.
Этот момент в русской литературе часто
трактуется как настоящий приход
смерти, как выход солдата из части,
но на деле то голос, указывающий, где вход.
#чистоеполе
В издании "несовременник" вышла моя длинная вещь под названием "Заячье сердце и двери в пейзаже". История текста такова: в пандемию было нечего делать, кроме как смотреть в окно. Один из видов меня особо заинтересовал. Я начал его фотографировать и писать некий текст. Делал это пять лет. Я люблю пожить с темой некоторое время, после этого текст волей-неволей напитывается тобой. Фотографии издатель тоже использовал в публикации - небольшую их часть. Большое спасибо Вячеславу Глазырину за глубокое предисловие.
https://nesovremennik.ru/dveri
https://nesovremennik.ru/dveri
nesovremennik.ru
Заячье сердце и двери в пейзаже. Владимир Козлов
поэтическая подборка
Поэзия южной окраины
Вышла основательная рецензия Бориса Кутенкова на мою книгу о современной поэзии, автор которой тоже попытался подняться над всеми видами схваток и просто прочесть это принципиально непоследовательное высказывание - спасибо, Борис, сегодня такую установку нечасто…
На выходных закончил доклад о Бродском - и этим отметил юбилей поэта. Крутил не самый простой вопрос: что определяет масштаб поэта, очевидным образом вовлеченного в диалог с традицией? В каком случае мы говорим о том, что перед нами не просто подражатель и усердный ученик, но большой поэт, который, согласно главному парадоксу неотрадиционализма, так или иначе оказывается новатором? В какой момент мы признаем новатором поэта, который сам обозначил свою приверженность традиции? Ясно, что вопросы эти — далеко не только о Бродском, они также о понимании природы новаторства в том типе мышления, который исследователи называют неотрадиционализмом.
Так вот, мне кажется, что формирование авторского мифа — тот рубеж, который отличает подражателя, пусть даже и оригинального, от большого поэта, пересоздающего мироздание, начиная с системы его координат. Поначалу, наблюдая за развитием Бродского, мы видим, как поэт шаг за шагом открывает и осваивает новые жанровые пласты, расширяя свою «жанровую клавиатуру», но в какой-то момент очередное открытие выносит его на новый уровень — на уровень творца художественного мироздания. Причем, мы можем не соглашаться с устройством этого мироздания или его деталями, нам могут не нравиться отдельные сюжеты или даже целые стихотворения, но как только мы поняли, что мы внутри авторского мифа, мы уже не можем оспорить его целиком. Детали, за которые часто цепляются, критикуя начинающих поэтов, отходят на задний план в случае с поэтом, который создал свою поэтическую вселенную.
Если сформулировать обобщенно, большой поэт появляется в момент, когда в процессе разработки традиционного материала формируется то, что можно назвать авторской мифологией, разработанной драматургией собственного художественного мира. Нужно сказать, что этот этап в развитии поэта не всегда наступает. Отдельные поэтические удачи не обязательно предполагают создание авторской мифологии. Ведь мифология буквально предполагает формирование представлений о зарождении мира, человека, формирование сюжетов, отражающих драматургию его существования — и, безусловно, драматургию смерти и сопротивления ей.
Так вот, мне кажется, что формирование авторского мифа — тот рубеж, который отличает подражателя, пусть даже и оригинального, от большого поэта, пересоздающего мироздание, начиная с системы его координат. Поначалу, наблюдая за развитием Бродского, мы видим, как поэт шаг за шагом открывает и осваивает новые жанровые пласты, расширяя свою «жанровую клавиатуру», но в какой-то момент очередное открытие выносит его на новый уровень — на уровень творца художественного мироздания. Причем, мы можем не соглашаться с устройством этого мироздания или его деталями, нам могут не нравиться отдельные сюжеты или даже целые стихотворения, но как только мы поняли, что мы внутри авторского мифа, мы уже не можем оспорить его целиком. Детали, за которые часто цепляются, критикуя начинающих поэтов, отходят на задний план в случае с поэтом, который создал свою поэтическую вселенную.
Если сформулировать обобщенно, большой поэт появляется в момент, когда в процессе разработки традиционного материала формируется то, что можно назвать авторской мифологией, разработанной драматургией собственного художественного мира. Нужно сказать, что этот этап в развитии поэта не всегда наступает. Отдельные поэтические удачи не обязательно предполагают создание авторской мифологии. Ведь мифология буквально предполагает формирование представлений о зарождении мира, человека, формирование сюжетов, отражающих драматургию его существования — и, безусловно, драматургию смерти и сопротивления ей.
Выступил сегодня с докладом на довольно представительной конференции "Вокруг Бродского", которую проводит Музей Иосифа Бродского "Полторы комнаты". Не пройдет и года, как доклад опубликуют. Показывал, что явление большого поэта из пестрой суммы поэтик складывается в периодформирования ключевого авторского мифа, о котором отчасти была предыдущая запись. Но вот финальные два абзаца доклада в регламент не влезли - они о том, как авторский миф Бродского соотносится с неотрадиционализмом. Публикую их здесь.
"Несмотря на то, что эстетические взгляды Бродского однозначно трактуются как неотрадиционалистские, его авторская мифология гораздо менее однозначна. Потому что ее норма — разрыв, непереводимость: между прошлым и будущим, смертным и бессмертным, между языками, между людьми, между человеком и языком, человеком и Абсолютом. В некотором смысле Бродский делает нормой атомизированный мир — эта картина мира чаще встречается в парадигме авангарда. Но в качестве сопротивления логике мироздания у человека, согласно авторскому мифу Бродского, помимо стоицизма, есть только одно — язык, позволяющий, с одной стороны, через речь и частный голос пересобирать мир заново, с другой — не без потерь становиться частью бессмертного мира материи. Впрочем, и в пересозданном виде мироздание далеко не всегда обретает какую-либо иную связность, кроме речевой.
Еще раз подчеркнем, это представление о мире не характерно для неотрадиционализма, который, как правило, ищет в мире как раз связности, в том числе через посредничество высшей реальности, предстающей в том или ином виде. У Бродского высшая реальность тоже обнаруживается. В его мире через язык человек получается возможность обращаться к любому собеседнику, представляющему Большое время. Образ большого времени — одна из меток поэта-традиционалиста, поскольку он воплощает идею пространства, в котором ничто никогда не умирает, в котором все голоса, когда-либо звучавшие в культуре, живы. Можно сказать, что «другой» в поэзии Бродского как правило представляет большое время. А потому его субъект часто и легко оказывается в одном времени с Горацием, бюстом Тиберия, римским консулом, что формирует особое пространство диалога, которое обнаруживается не только в поэзии, но и в эссеистике поэта. В литературных эссе Бродского часто заложена коммуникативная конструкция, при которой герой одной культуры представляется поэтом читателю из культуры другой. Вот эта выращенная на развалинах всех связей сознательная диалогичность, которая может быть реализована только через письмо, в созданном Бродским авторском мифе является ключевым элементом, сближающим этот миф с неотрадиционализмом".
#неотрадиционализм
"Несмотря на то, что эстетические взгляды Бродского однозначно трактуются как неотрадиционалистские, его авторская мифология гораздо менее однозначна. Потому что ее норма — разрыв, непереводимость: между прошлым и будущим, смертным и бессмертным, между языками, между людьми, между человеком и языком, человеком и Абсолютом. В некотором смысле Бродский делает нормой атомизированный мир — эта картина мира чаще встречается в парадигме авангарда. Но в качестве сопротивления логике мироздания у человека, согласно авторскому мифу Бродского, помимо стоицизма, есть только одно — язык, позволяющий, с одной стороны, через речь и частный голос пересобирать мир заново, с другой — не без потерь становиться частью бессмертного мира материи. Впрочем, и в пересозданном виде мироздание далеко не всегда обретает какую-либо иную связность, кроме речевой.
Еще раз подчеркнем, это представление о мире не характерно для неотрадиционализма, который, как правило, ищет в мире как раз связности, в том числе через посредничество высшей реальности, предстающей в том или ином виде. У Бродского высшая реальность тоже обнаруживается. В его мире через язык человек получается возможность обращаться к любому собеседнику, представляющему Большое время. Образ большого времени — одна из меток поэта-традиционалиста, поскольку он воплощает идею пространства, в котором ничто никогда не умирает, в котором все голоса, когда-либо звучавшие в культуре, живы. Можно сказать, что «другой» в поэзии Бродского как правило представляет большое время. А потому его субъект часто и легко оказывается в одном времени с Горацием, бюстом Тиберия, римским консулом, что формирует особое пространство диалога, которое обнаруживается не только в поэзии, но и в эссеистике поэта. В литературных эссе Бродского часто заложена коммуникативная конструкция, при которой герой одной культуры представляется поэтом читателю из культуры другой. Вот эта выращенная на развалинах всех связей сознательная диалогичность, которая может быть реализована только через письмо, в созданном Бродским авторском мифе является ключевым элементом, сближающим этот миф с неотрадиционализмом".
#неотрадиционализм
Самый успешный поэт из тех, кого я знаю, живет в Азове. История такова: мы с ним шесть лет жили в одной комнате в общежитии в Ростове, я писал с самого начала, он не написал на моей памяти ни строки, вообще не было у человека никаких творческих амбиций. Но вот мы разошлись по жизни, женились, и я узнаю, что старый мой товарищ таки стал поэтом - он написал стихотворение специально для корпоративного конкурса крупного девелопера и выиграл... квартиру в Азове! Да, бывали такие времена. То есть мой друг написал в своей жизни одно стихотворение, и оно обеспечило новым жильем его молодую семью. По-моему, прекрасный символ той эффективности, к которой по малодушию стремятся многие из нашего цеха.
У тех, кто пребывает в «Пироскафе», собственное летоисчисление – на этой неделе вышел новый номер журнала за третий квартал 2024 года с большой моей подборкой, которой я очень рад. Возможно, за временем действительно стоит не гнаться, а наоборот – основательнее выпадать из него.
Подборка получилась одновременно южной и лиричной. Она открывается стихотворением «Знаменитый южный дождь» - буквально вчера я такой дождь застал в Краснодаре. А заканчивается верлибром «Южная школа», который я не раз уже читал на встречах - наконец, этот текст легализован. Спасибо Александру Переверзину!
Южная школа
Существует такая музыка,
которую невозможно найти в интернете,
невозможно найти
на любом известном носителе,
потому что её единственный носитель —
человек, который в какой-то момент
прямо в вашем присутствии
берёт гармошку, гитару, не знаю, ложки,
вообще ничего не берёт,
но начинает её порождать,
а она начинает звучать,
и что-то происходит в мире,
что-то хорошее,
не в том мире, которого ты не видишь,
а в том мире, который ты видишь,
и ты понимаешь, что музыка может быть наготове,
валяться в одном из карманов,
и весь смысл в том, что она с тобой,
что ты можешь достать её в любой момент,
и мир чуть-чуть покачнётся,
не тот мир, которого ты не видишь,
а тот, который ты видишь,
только твои-то карманы пусты.
Музыку эту нельзя записать
на какой-то иной носитель,
нежели сам человек,
который впустил её в свою жизнь,
и мы были свидетелями,
что он мог её вынуть в любой момент,
что существуют такие люди,
а значит, и мы
могли бы быть ими.
Не будет великого бренда
южной школы искусства,
великих платиновых альбомов,
туров, афиш, мерча,
останется несколько анекдотов,
да те — больше про то,
как встретились, поговорили,
как пили, дурили, искали добавки
и неизменно погибли
в столкновении с серьёзными людьми,
останется несколько фамилий,
от которых ничего не могло остаться,
потому что они-то и были
носителями того,
что могло бы остаться, —
вот это и есть
южная школа искусства.
Подборка получилась одновременно южной и лиричной. Она открывается стихотворением «Знаменитый южный дождь» - буквально вчера я такой дождь застал в Краснодаре. А заканчивается верлибром «Южная школа», который я не раз уже читал на встречах - наконец, этот текст легализован. Спасибо Александру Переверзину!
Южная школа
Существует такая музыка,
которую невозможно найти в интернете,
невозможно найти
на любом известном носителе,
потому что её единственный носитель —
человек, который в какой-то момент
прямо в вашем присутствии
берёт гармошку, гитару, не знаю, ложки,
вообще ничего не берёт,
но начинает её порождать,
а она начинает звучать,
и что-то происходит в мире,
что-то хорошее,
не в том мире, которого ты не видишь,
а в том мире, который ты видишь,
и ты понимаешь, что музыка может быть наготове,
валяться в одном из карманов,
и весь смысл в том, что она с тобой,
что ты можешь достать её в любой момент,
и мир чуть-чуть покачнётся,
не тот мир, которого ты не видишь,
а тот, который ты видишь,
только твои-то карманы пусты.
Музыку эту нельзя записать
на какой-то иной носитель,
нежели сам человек,
который впустил её в свою жизнь,
и мы были свидетелями,
что он мог её вынуть в любой момент,
что существуют такие люди,
а значит, и мы
могли бы быть ими.
Не будет великого бренда
южной школы искусства,
великих платиновых альбомов,
туров, афиш, мерча,
останется несколько анекдотов,
да те — больше про то,
как встретились, поговорили,
как пили, дурили, искали добавки
и неизменно погибли
в столкновении с серьёзными людьми,
останется несколько фамилий,
от которых ничего не могло остаться,
потому что они-то и были
носителями того,
что могло бы остаться, —
вот это и есть
южная школа искусства.
pyroskaphe.ru
Владимир Козлов
Один из самых частых вопросов в интервью: как вы пишете стихи. Я нашёл универсальный ответ: мне сложно придумать способ, которым я их не писал. Например:
Садился и начинал писать, мучался;
В поезде, самолете, междугороднем автобусе, глядя в окно, дурак не напишет:
Писал во время интервью с руководителем крупной компании;
По пути куда-то заходил в кафе по ещё более важному делу - и писал;
По дороге на работу, думая, что надо записать, когда приду, и забывал;
Вдруг записывал, читая книгу, никак не связанную, но натолкнувшую;
Писал в телефон на тренировке между упражнениями;
Писал разом весь текст и писал один текст пять лет:
Открывал свою старую книжку и начинал черкать и переписывать прямо в ней;
Уходил в отпуск, чтобы отдыхать, а сам открывал тетрадь и начинал покусывать ручку;
Вы могли бы расширить этот ряд, предложив свои не самые очевидные формулировки в комментариях.
Садился и начинал писать, мучался;
В поезде, самолете, междугороднем автобусе, глядя в окно, дурак не напишет:
Писал во время интервью с руководителем крупной компании;
По пути куда-то заходил в кафе по ещё более важному делу - и писал;
По дороге на работу, думая, что надо записать, когда приду, и забывал;
Вдруг записывал, читая книгу, никак не связанную, но натолкнувшую;
Писал в телефон на тренировке между упражнениями;
Писал разом весь текст и писал один текст пять лет:
Открывал свою старую книжку и начинал черкать и переписывать прямо в ней;
Уходил в отпуск, чтобы отдыхать, а сам открывал тетрадь и начинал покусывать ручку;
Вы могли бы расширить этот ряд, предложив свои не самые очевидные формулировки в комментариях.
Вчера прочел несколько стихотворений на фестивале "Лето Господне". Было много молодежи и хороший свет!
Завтра выступаю с большим докладом на пленарке конференции «Неотрадиционализм в литературе», которую проводят Институтом филологии, журналистики и межкультурной коммуникации Южного федерального университета и журнал о поэзии Prosodia.
❗️ Приглашаем на открытие 4 июня в 10:00 в Зал учёного совета ЮФУ (ул. Большая Садовая, 105/42)
На пленарном заседании выступят:
Валерий Тюпа, д. филол. н., профессор, заведующий кафедрой, Российский государственный гуманитарный университет (г. Москва). «Творческий статус художественного письма как ценностный фундамент неотрадиционализма» (онлайн).
Людмила Рягузова, д. филол. н., профессор, Кубанский государственный университет (г. Краснодар). «Модусы традиционализма в научной методологии критики русского зарубежья 1920–1940-х годов».
Ольга Джумайло, д. филол. н., профессор, заведующий кафедрой, Южный федеральный университет (г. Ростов-на-Дону). «Шедевр как объект художественной рефлексии».
Владимир Козлов, д. филол. н., главный научный сотрудник и руководитель Центра креативного письма и культурных индустрий (ИСКРА Центр) Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации Южного федерального университета (г. Ростов-на-Дону). «Поэтика неотрадиционализма в поэзии семидесятников».
С полной программой конференции можно ознакомиться по ссылке.
На пленарном заседании выступят:
Валерий Тюпа, д. филол. н., профессор, заведующий кафедрой, Российский государственный гуманитарный университет (г. Москва). «Творческий статус художественного письма как ценностный фундамент неотрадиционализма» (онлайн).
Людмила Рягузова, д. филол. н., профессор, Кубанский государственный университет (г. Краснодар). «Модусы традиционализма в научной методологии критики русского зарубежья 1920–1940-х годов».
Ольга Джумайло, д. филол. н., профессор, заведующий кафедрой, Южный федеральный университет (г. Ростов-на-Дону). «Шедевр как объект художественной рефлексии».
Владимир Козлов, д. филол. н., главный научный сотрудник и руководитель Центра креативного письма и культурных индустрий (ИСКРА Центр) Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации Южного федерального университета (г. Ростов-на-Дону). «Поэтика неотрадиционализма в поэзии семидесятников».
С полной программой конференции можно ознакомиться по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
[мать]
Когда дует ветер, она спрашивает: это ты?
Она ждёт ответа и получает ответ.
Она слышит, как ей шелестят кусты.
И казалось бы, все понятно - но нет.
Ничего не понятно, я не понимаю, сынок,
повтори, а лучше зайди, посмотрю,
как ты ешь,
этот я хорошо понимаю слог,
чем зачем ты гуляешь, куда ты идёшь.
Что ты такое? За что, чтоб понять, потянуть?
Добрый ли ты вообще человек?
Отец твой был, как и ты, баламут.
Не понимаю я, сын, твой ответ.
#чистоеполе
Когда дует ветер, она спрашивает: это ты?
Она ждёт ответа и получает ответ.
Она слышит, как ей шелестят кусты.
И казалось бы, все понятно - но нет.
Ничего не понятно, я не понимаю, сынок,
повтори, а лучше зайди, посмотрю,
как ты ешь,
этот я хорошо понимаю слог,
чем зачем ты гуляешь, куда ты идёшь.
Что ты такое? За что, чтоб понять, потянуть?
Добрый ли ты вообще человек?
Отец твой был, как и ты, баламут.
Не понимаю я, сын, твой ответ.
#чистоеполе
Забыл написать, что я третий сезон подряд попал в шорт-лист премии "Неистовый Виссарион". Я не считаю это большим достижением, я просто делаю свое дело, но значит читают все-таки. Я ведь пишу только о поэзии, а поэзия дело не очень народное, и тем не менее.
Фрагмент из моей пьесы "Царь-Пушкин", опубликованной в 2023 году в "Новом мире". Разговор Пушкина и Жуковского накануне аудиенции у царя 8 сентября 1826 года. С днем рожденья, Пушкин!
Жуковский. ...Ты не знаешь себе цены, дорогой. Даже Николай ценит тебя гораздо выше, чем ты думаешь. Он спрашивал меня: отчего Пушкин не пишет, отчего молчит его лира?
Пушкин. Вот-те на!
Жуковский. Вот и тебе пристало бы, несмотря на твой помятый вид, держать себя ни в коем случае не меньше, чем первый поэт России, и в то же время…
Пушкин. Это уж точно не проблема, дорогой мой.
Жуковский. …И в то же время не дерзить — это же в некоторых кругах едва ли не вменяется в обязанность поэту. Все мы знаем о том, каким острым может быть твой язык. И ты наверняка его уже приготовил — верно, Пушкин?
Пушкин. Дворянин всегда должен быть готов отстоять свою честь. Унижений я не приму даже от государя.
Жуковский. Да в том-то и дело, что унижениями при желании счесть можно вещи даже самые невинные в отношениях между поэтом и властью. А ты ведь не был никогда в отношениях с властью, ты только готовишься в них вступить.
Пушкин. Будь спокоен, Василий Андреевич. Конечно, я понимаю, какая честь мне оказана. Если государь, придающий, как говорят, особое значение службе, принимает человека без какого-либо чина в административной иерархии, значит он уже выделяет его — в отличие от людей, которые думают так же, как и он, но видят во мне одно пустое место.
Жуковский. Александр, если вы там сегодня поговорите о погоде и о переменах в женской моде, если вы умудритесь вообще ни о чем не поговорить, а сочтете возможным пить чай и нахваливать варенье…
Пушкин. Неужто у государей бывает варенье?
Жуковский. …то, поверь, когда ты выйдешь оттуда, всем, абсолютно всем будет ясно, что сама эта встреча была со стороны его величества актом в поддержку поэта Пушкина. Вся государственная система, которую он представляет, уже готова воспринять весть о милости государя к падшему. Нашему чрезвычайно волевому царю тоже хочется иногда быть милостивым. Не мешай нашему государю разыграть сцену прощения, которая так ему нужна после столь эффектной казни, не вызвавшей в свете ничего, кроме затаенного неодобрения. Поэтому, Христом Богом прошу тебя, Пушкин, не испорти все, что само собой складывается в твою пользу. Не прими мой совет за фамильярность или, чего доброго, за цензуру — но последи за своим языком сегодня. Осознай, в конце концов, что он уже даже и не вполне тебе и принадлежит — он уже достояние русской литературы. А за достоянием, согласись, присматривать можно чуть ревнивее. Ну, Пушкин, ты мне обещаешь?
Пушкин. Да неужели ж ты думаешь, что я стремлюсь остаться в этой деревне навечно?
Жуковский. Но вопрос, на что ты готов, чтобы там не оставаться?
Пушкин. Именно! Именно, друг мой! Вот тут у меня в кармане черновик стихотворения, которого никто еще не видел. Нет, я не покажу его тебе. Пойми, я прихожу в бешенство, когда почитаю себя беззащитным. Но дуэльные пистолеты там будут бесполезны. Так что же делать? Так вот, если я выхвачу его, это стихотворение, то оно не просто не понравится его величеству — он будет поражен им в самое сердце… Но и со мною все будет тотчас кончено.
Жуковский. Пушкин, ты пугаешь меня! Ты специально это делаешь? Издевайся над Вяземским, этому бесчувственному острослову дела нет до твоих переживаний.
Пушкин. А как ты хотел? Ты допускаешь, что я буду стоять перед человеком, который может раздавить меня кратким распоряжением, без…
Жуковский. Человеком?
Пушкин. А кем?
Жуковский. Нет, с человеком Николаем Павловичем вам разговаривать, может быть, и не о чем, Александр. А вот с Государем Российским — есть о чем.
Пушкин. Если он государь, то я поэт. О чем поэту разговаривать с государями?
Жуковский. Я надеялся, признаться, что ты успел об этом подумать по дороге. Когда царь призывает поэта, Саша, тот, как правило, приходит. А наоборот случается редко.
Пушкин. Да, пожалуй, ты прав.
Жуковский. С государем дуэли быть не может.
Пушкин. А как же достоинство там прикажешь сохранить?
Жуковский. А никак его не нужно сохранять.
Жуковский. ...Ты не знаешь себе цены, дорогой. Даже Николай ценит тебя гораздо выше, чем ты думаешь. Он спрашивал меня: отчего Пушкин не пишет, отчего молчит его лира?
Пушкин. Вот-те на!
Жуковский. Вот и тебе пристало бы, несмотря на твой помятый вид, держать себя ни в коем случае не меньше, чем первый поэт России, и в то же время…
Пушкин. Это уж точно не проблема, дорогой мой.
Жуковский. …И в то же время не дерзить — это же в некоторых кругах едва ли не вменяется в обязанность поэту. Все мы знаем о том, каким острым может быть твой язык. И ты наверняка его уже приготовил — верно, Пушкин?
Пушкин. Дворянин всегда должен быть готов отстоять свою честь. Унижений я не приму даже от государя.
Жуковский. Да в том-то и дело, что унижениями при желании счесть можно вещи даже самые невинные в отношениях между поэтом и властью. А ты ведь не был никогда в отношениях с властью, ты только готовишься в них вступить.
Пушкин. Будь спокоен, Василий Андреевич. Конечно, я понимаю, какая честь мне оказана. Если государь, придающий, как говорят, особое значение службе, принимает человека без какого-либо чина в административной иерархии, значит он уже выделяет его — в отличие от людей, которые думают так же, как и он, но видят во мне одно пустое место.
Жуковский. Александр, если вы там сегодня поговорите о погоде и о переменах в женской моде, если вы умудритесь вообще ни о чем не поговорить, а сочтете возможным пить чай и нахваливать варенье…
Пушкин. Неужто у государей бывает варенье?
Жуковский. …то, поверь, когда ты выйдешь оттуда, всем, абсолютно всем будет ясно, что сама эта встреча была со стороны его величества актом в поддержку поэта Пушкина. Вся государственная система, которую он представляет, уже готова воспринять весть о милости государя к падшему. Нашему чрезвычайно волевому царю тоже хочется иногда быть милостивым. Не мешай нашему государю разыграть сцену прощения, которая так ему нужна после столь эффектной казни, не вызвавшей в свете ничего, кроме затаенного неодобрения. Поэтому, Христом Богом прошу тебя, Пушкин, не испорти все, что само собой складывается в твою пользу. Не прими мой совет за фамильярность или, чего доброго, за цензуру — но последи за своим языком сегодня. Осознай, в конце концов, что он уже даже и не вполне тебе и принадлежит — он уже достояние русской литературы. А за достоянием, согласись, присматривать можно чуть ревнивее. Ну, Пушкин, ты мне обещаешь?
Пушкин. Да неужели ж ты думаешь, что я стремлюсь остаться в этой деревне навечно?
Жуковский. Но вопрос, на что ты готов, чтобы там не оставаться?
Пушкин. Именно! Именно, друг мой! Вот тут у меня в кармане черновик стихотворения, которого никто еще не видел. Нет, я не покажу его тебе. Пойми, я прихожу в бешенство, когда почитаю себя беззащитным. Но дуэльные пистолеты там будут бесполезны. Так что же делать? Так вот, если я выхвачу его, это стихотворение, то оно не просто не понравится его величеству — он будет поражен им в самое сердце… Но и со мною все будет тотчас кончено.
Жуковский. Пушкин, ты пугаешь меня! Ты специально это делаешь? Издевайся над Вяземским, этому бесчувственному острослову дела нет до твоих переживаний.
Пушкин. А как ты хотел? Ты допускаешь, что я буду стоять перед человеком, который может раздавить меня кратким распоряжением, без…
Жуковский. Человеком?
Пушкин. А кем?
Жуковский. Нет, с человеком Николаем Павловичем вам разговаривать, может быть, и не о чем, Александр. А вот с Государем Российским — есть о чем.
Пушкин. Если он государь, то я поэт. О чем поэту разговаривать с государями?
Жуковский. Я надеялся, признаться, что ты успел об этом подумать по дороге. Когда царь призывает поэта, Саша, тот, как правило, приходит. А наоборот случается редко.
Пушкин. Да, пожалуй, ты прав.
Жуковский. С государем дуэли быть не может.
Пушкин. А как же достоинство там прикажешь сохранить?
Жуковский. А никак его не нужно сохранять.