Forwarded from MNOGOOKOE SAYS:
«The Country Diary of an Edwardian Lady»: сказочный дневник природы, в который хочется спрятаться
Новая винтажная находка 1906 года! Когда я впервые открыла «The Country Diary of an Edwardian Lady» Эдит Холден, мне захотелось налить чай «английский садовник» в тончайшую чашку (такую, что боишься сломать) и уехать в маленький домик где-нибудь в Сассексе. Или хотя бы включить аудиотрек с пением птиц. Эта книга – не просто дневник. Это будто заблудиться в английском лесу начала XX века и — вместо страха — испытать восторг.
Эдит Холден, преподавательница рисования и любительница природы, записывала свои наблюдения за флорой, фауной и сезонными изменениями. Страницы книги украшены акварельными иллюстрациями, от которых невозможно оторвать взгляд: цветы, птицы, бабочки – всё выписано с трепетной любовью к деталям. Это не собрание личных переживание, а скорее этюд природы. И от этого он еще прекраснее: ни грамма лишних слов, только то, что кажется вечным.
Чем цепляет дневник?
Иллюстрациями. Серьезно, я листала книгу медленно, как будто у меня нет четырех работ и общей гиперактивности. Каждую страницу можно рассматривать часами. Сейчас, когда визуальный поток вокруг нас бесконечен, акварели Холден напоминают, как прекрасна простота.
Текстами. Небольшие заметки, стихи и выдержки из классической литературы идеально вплетаются в общий настрой книги. Здесь нет напряжения и драм, только лёгкость и спокойствие.
Мы все устали от бешеного ритма, работы 24/7 и тревожных новостей. В такой момент «The Country Diary...» – это антидот. Она возвращает к настоящему: к шелесту травы, стрекоту кузнечиков, мысли о том, как хорошо просто быть. Я вот «просто быть» катастрофически не умею — а вдруг однажды возьму и научусь с такой-то библиотекой?
#на_эстетском #ухты_книжка
Новая винтажная находка 1906 года! Когда я впервые открыла «The Country Diary of an Edwardian Lady» Эдит Холден, мне захотелось налить чай «английский садовник» в тончайшую чашку (такую, что боишься сломать) и уехать в маленький домик где-нибудь в Сассексе. Или хотя бы включить аудиотрек с пением птиц. Эта книга – не просто дневник. Это будто заблудиться в английском лесу начала XX века и — вместо страха — испытать восторг.
Эдит Холден, преподавательница рисования и любительница природы, записывала свои наблюдения за флорой, фауной и сезонными изменениями. Страницы книги украшены акварельными иллюстрациями, от которых невозможно оторвать взгляд: цветы, птицы, бабочки – всё выписано с трепетной любовью к деталям. Это не собрание личных переживание, а скорее этюд природы. И от этого он еще прекраснее: ни грамма лишних слов, только то, что кажется вечным.
Чем цепляет дневник?
Иллюстрациями. Серьезно, я листала книгу медленно, как будто у меня нет четырех работ и общей гиперактивности. Каждую страницу можно рассматривать часами. Сейчас, когда визуальный поток вокруг нас бесконечен, акварели Холден напоминают, как прекрасна простота.
Текстами. Небольшие заметки, стихи и выдержки из классической литературы идеально вплетаются в общий настрой книги. Здесь нет напряжения и драм, только лёгкость и спокойствие.
Мы все устали от бешеного ритма, работы 24/7 и тревожных новостей. В такой момент «The Country Diary...» – это антидот. Она возвращает к настоящему: к шелесту травы, стрекоту кузнечиков, мысли о том, как хорошо просто быть. Я вот «просто быть» катастрофически не умею — а вдруг однажды возьму и научусь с такой-то библиотекой?
#на_эстетском #ухты_книжка
#мастерская_своякомната
В школе «Мне есть что сказать» 1 февраля стартует курс «Осколки» — про то, как работать с памятью, писать о собственных воспоминаниях, истории семьи или даже целой страны.
Приглашают всех, кого интересуют автофикшн, автоэтнография, семейные архивы, документы, история и документальное письмо.
До 21 января можно принять участие в розыгрыше бесплатного места на курсе.
В школе «Мне есть что сказать» 1 февраля стартует курс «Осколки» — про то, как работать с памятью, писать о собственных воспоминаниях, истории семьи или даже целой страны.
Приглашают всех, кого интересуют автофикшн, автоэтнография, семейные архивы, документы, история и документальное письмо.
До 21 января можно принять участие в розыгрыше бесплатного места на курсе.
Telegram
Мне есть что сказать
⚡️Конкурс на бесплатное место на курсе «Осколки»
Тема конкурса — первое воспоминание. Мы предлагаем написать о себе в детстве и том, как вы видели мир. Другой вариант — сфокусироваться на первом воспоминании о человеке, городе или чувстве, которое вы испытали…
Тема конкурса — первое воспоминание. Мы предлагаем написать о себе в детстве и том, как вы видели мир. Другой вариант — сфокусироваться на первом воспоминании о человеке, городе или чувстве, которое вы испытали…
#авторица_своякомната
Диана Ди Прима (1934 – 2020),
американская поэтесса, издательница, виднейшая представительница литературы поколения битников.
Поэзия Ди Примы отражала борьбу за социально-политический переворот в обществе 1960-70х годов, но, тем не менее, её работы часто фокусировались на личной жизни и отношениях. В более поздних стихах прослеживается интерес также к алхимии и восточной философии.
Начиная с конца 1960-х Ди Прима постоянно проживала в Калифорнии. Там она выпустила свою первую крупную работу в прозе, роман «Мемуары битника». В 2001 году Ди Прима опубликовала «Вспоминая свою женскую жизнь: Нью-йоркские годы».
Стихи отказа
Нет – сильным мужчинам в одной рубашке
шагающим через
мою кухню страстно и тупо.
Нет – мне свернувшейся-как-котёнок вокруг
спящего ребёнка и соблазнительно
улыбающейся.
Нет – коротким юбкам, нет – длинным
вздохам; я не буду
глядеть, после того, как дочитаю стихи,
понял ли ты их.
Нет – уютным патио, передним дворам,
мои кошки
никогда не растолстеют. Никто
не налепит меня на футболку;
я могу никогда
не научиться пользоваться косметикой.
Не хочу сидеть
неподвижно в машине, когда кто-то другой
за рулём. Нет – кругам, по которым
ходишь. Нет – шахматному
линолеуму. Нет.
Нет – посудомойке (посудомоечная машина –
маловероятна). Нет – цветам,
милым ножкам, заунывным
поэмам о свадьбе. Ветер –
это как люди, и мои стихи –
море. Дети – как трава
на холмах, они пускают
корни. Или как лес.
Они не приходят и не уходят.
Нет – радуге. Только пеликаны,
неловко барахтающиеся в надежде
на ту самую
Большую Рыбу. Ты можешь спорить,
я не буду задумчивой, пусть оно проходит
подумаем позже, на что могло быть похоже.
Мои воспоминания проходят рядом.
И сейчас я не слишком уверена в том,
кто что кому сделал.
Что мы сделали не так.
Но я сожгла рукопись,
в которой встретила твои глаза и улыбку.
Упражнение любви
Джексону Аллену
Мой друг носит мой шарф на талии
Я даю ему лунные камни
Он дает мне ракушки и водоросли
Он приехал из далекого города, и я встретила его
Мы будем вместе сажать баклажаны и сельдерей
Он ткёт мне ткань
Многие принесли подарки
я использую для его удовольствия
шёлк и зеленые холмы
и цаплю цвета рассвета
Мой друг ходит мягко, как ткань ветра
Он освещает мои мечты
Он построил алтари у моей кровати
Я просыпаюсь от запаха его волос и не могу вспомнить
ни его имя, ни моё собственное.
Песня Буддистского Нового года
Я видела тебя в зеленом бархате, с широкими рукавами
сидящим перед камином, наш дом
сделался каким-то более благостным, и ты сказал
«В твоих волосах звезды» — это была правда, которую я
принесла с собой
в это угрюмое и грязное место, которое мы должны сделать золотым
сделать драгоценным и мифическим, такова наша природа,
и это правда, что мы пришли сюда, я сказала тебе,
с других планет
где мы были богами, нас послали сюда,
для какой-то цели
золотая маска, которую я видела раньше, которая так красиво
сидела на твоем лице, не вернулась,
как и это лицо быка, которое ты приобрёл
среди северных народов, кочевников пустыни Гоби
Я больше не видела ни тех юрт, ни повозок
бесконечно медленно ползущих по бесконечно ветреным равнинам,
таких холодных, что каждая звезда на небе была разного цвета
само небо было запутанным светящимся гобеленом,
но я почти смогла увидеть планету, с которой мы прибыли
Я не могла вспомнить (тогда), какова была наша цель
но вспомнила имя Махакалы, на рассвете
лицом к лицу с Шивой, холодный свет
обнажил “мыслерожденные” миры в их простоте.
Я наблюдала, как они размножались, перетекали,
или, проще говоря, одно зеркало отражало другое.
затем зеркала разбились, тебя уже не было в поле зрения
не было смысла вглядываться в эту новую черноту
“мыслерожденные” миры разбежались, и разум отключился:
безумие или начало?
Диана Ди Прима (1934 – 2020),
американская поэтесса, издательница, виднейшая представительница литературы поколения битников.
Поэзия Ди Примы отражала борьбу за социально-политический переворот в обществе 1960-70х годов, но, тем не менее, её работы часто фокусировались на личной жизни и отношениях. В более поздних стихах прослеживается интерес также к алхимии и восточной философии.
Начиная с конца 1960-х Ди Прима постоянно проживала в Калифорнии. Там она выпустила свою первую крупную работу в прозе, роман «Мемуары битника». В 2001 году Ди Прима опубликовала «Вспоминая свою женскую жизнь: Нью-йоркские годы».
Стихи отказа
Нет – сильным мужчинам в одной рубашке
шагающим через
мою кухню страстно и тупо.
Нет – мне свернувшейся-как-котёнок вокруг
спящего ребёнка и соблазнительно
улыбающейся.
Нет – коротким юбкам, нет – длинным
вздохам; я не буду
глядеть, после того, как дочитаю стихи,
понял ли ты их.
Нет – уютным патио, передним дворам,
мои кошки
никогда не растолстеют. Никто
не налепит меня на футболку;
я могу никогда
не научиться пользоваться косметикой.
Не хочу сидеть
неподвижно в машине, когда кто-то другой
за рулём. Нет – кругам, по которым
ходишь. Нет – шахматному
линолеуму. Нет.
Нет – посудомойке (посудомоечная машина –
маловероятна). Нет – цветам,
милым ножкам, заунывным
поэмам о свадьбе. Ветер –
это как люди, и мои стихи –
море. Дети – как трава
на холмах, они пускают
корни. Или как лес.
Они не приходят и не уходят.
Нет – радуге. Только пеликаны,
неловко барахтающиеся в надежде
на ту самую
Большую Рыбу. Ты можешь спорить,
я не буду задумчивой, пусть оно проходит
подумаем позже, на что могло быть похоже.
Мои воспоминания проходят рядом.
И сейчас я не слишком уверена в том,
кто что кому сделал.
Что мы сделали не так.
Но я сожгла рукопись,
в которой встретила твои глаза и улыбку.
Упражнение любви
Джексону Аллену
Мой друг носит мой шарф на талии
Я даю ему лунные камни
Он дает мне ракушки и водоросли
Он приехал из далекого города, и я встретила его
Мы будем вместе сажать баклажаны и сельдерей
Он ткёт мне ткань
Многие принесли подарки
я использую для его удовольствия
шёлк и зеленые холмы
и цаплю цвета рассвета
Мой друг ходит мягко, как ткань ветра
Он освещает мои мечты
Он построил алтари у моей кровати
Я просыпаюсь от запаха его волос и не могу вспомнить
ни его имя, ни моё собственное.
Песня Буддистского Нового года
Я видела тебя в зеленом бархате, с широкими рукавами
сидящим перед камином, наш дом
сделался каким-то более благостным, и ты сказал
«В твоих волосах звезды» — это была правда, которую я
принесла с собой
в это угрюмое и грязное место, которое мы должны сделать золотым
сделать драгоценным и мифическим, такова наша природа,
и это правда, что мы пришли сюда, я сказала тебе,
с других планет
где мы были богами, нас послали сюда,
для какой-то цели
золотая маска, которую я видела раньше, которая так красиво
сидела на твоем лице, не вернулась,
как и это лицо быка, которое ты приобрёл
среди северных народов, кочевников пустыни Гоби
Я больше не видела ни тех юрт, ни повозок
бесконечно медленно ползущих по бесконечно ветреным равнинам,
таких холодных, что каждая звезда на небе была разного цвета
само небо было запутанным светящимся гобеленом,
но я почти смогла увидеть планету, с которой мы прибыли
Я не могла вспомнить (тогда), какова была наша цель
но вспомнила имя Махакалы, на рассвете
лицом к лицу с Шивой, холодный свет
обнажил “мыслерожденные” миры в их простоте.
Я наблюдала, как они размножались, перетекали,
или, проще говоря, одно зеркало отражало другое.
затем зеркала разбились, тебя уже не было в поле зрения
не было смысла вглядываться в эту новую черноту
“мыслерожденные” миры разбежались, и разум отключился:
безумие или начало?
Forwarded from Писательница в любви | Оля Глушкова
Наша Вирджиния
Сегодня день рождения моей любимой писательницы Вирджинии Вулф📖 В прошлом году я рассказала свою историю с ней, а в этот раз попросила рассказать о любви к ней других — блогерок, поэтесс и исследовательниц. На карточках — их любимые книги Вулф и то, почему они её любят.
Мои ценительницы:
🐾 Вика, пишет стихи @vika_in_gammak
🐾 Елена, изучает женское чтение @svoyakomnata
🐾 Алина, говорит о книгах @papershugs
🐾 Лиза, популяризирует книги писательниц @md_femalewriters
Читайте прекрасных девушек и читайте Вулф — я в этом году как раз возьмусь за роман "Волны", жду с нетерпением 🌊
С днём рождения, Вирджиния 🤍 Спасибо, что была
Сегодня день рождения моей любимой писательницы Вирджинии Вулф
Мои ценительницы:
Читайте прекрасных девушек и читайте Вулф — я в этом году как раз возьмусь за роман "Волны", жду с нетерпением 🌊
С днём рождения, Вирджиния 🤍 Спасибо, что была
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Шипы и Розы (Masha Nest)
В печать ушло переиздание «Дневника русской женщины» Елизаветы Дьяконовой с моим небольшим предисловием. Посмотрите, какая красивая обложка!
#авторица_своякомната
Юлия Хартвиг (14 августа 1921 - 14 июля 2017), польская поэтесса, писательница, эссеистка и переводчица.
«Во второй половине 40-х несколько лет провела во Франции на стипендии французского правительства, а также работала в отделе культуры Польского посольства в Париже. Принимала участие в бурной жизни Латинского квартала, посещала кафе экзистенциалистов, где встречала Жан-Поля Сартра и Тристана Тцара, слушала французский шансон. Потом она будет переводить Блеза Сандрара, Макса Жакоба, Пьера Реверди, Анри Мишо — и письма Артюра Рембо. И проявит себя блестящим знатоком французской живописи».
Пробужденье в лучах любви
Мама стоит над моею кроватью.
Вставай, говорит, ты проспала проспала тысячу двести тридцать солнечных дней и нескончаемое число пасмурных. Они ждут тебя.
Но нет никого. И её уже нет. Я включаю радио, чтобы заглушить воспоминание её голоса.
На траве следы ночного инея.
Деревья сбросили за ночь последние листья.
Как это происходит, что во мне и радость и боль одновременно.
Власть искусства
Это край деревьев Сислея тополей — погашенных свеч —
вдоль шоссе
Коренастых яблонь и груш Писарро
в крестьянских садах среди едкой зелени трав
И деревьев Коро лещин и осин бледных от росы
и таинственного замысла света
Это также край Теодора Руссо вязов и грабов
не говорящих ни на каком языке
и старающихся быть собой и больше ничем
Не символизируя ничего
и не выражая ничьего духа Просто быть пребывать
И еще конвульсивных деревьев Ван Гога
Солнечных сосен Сезанна
мускулистых стволов Курбе
Рощ Ватто освещенных ощущением счастья
Это сладкая Франция в любовном плену искусства
Ладонь
Двадцать семь костей,
Мускулов тридцать пять,
Около пяти тысяч нервных окончаний
на каждом кончике наших пяти пальцев —
вполне достаточно,
чтоб написать «Майн Кампф»
или «Винни-Пуха».
***
Сидели женщины, пили кофе.
Мне вырывали ногти — говорит одна.
Меня слепили рефлектором.
На меня капала вода двое суток.
Мне отбили почки.
У меня расстреляли сына, сожгли отца.
Обыкновенные варшавянки.
Юлия Хартвиг (14 августа 1921 - 14 июля 2017), польская поэтесса, писательница, эссеистка и переводчица.
«Во второй половине 40-х несколько лет провела во Франции на стипендии французского правительства, а также работала в отделе культуры Польского посольства в Париже. Принимала участие в бурной жизни Латинского квартала, посещала кафе экзистенциалистов, где встречала Жан-Поля Сартра и Тристана Тцара, слушала французский шансон. Потом она будет переводить Блеза Сандрара, Макса Жакоба, Пьера Реверди, Анри Мишо — и письма Артюра Рембо. И проявит себя блестящим знатоком французской живописи».
Пробужденье в лучах любви
Мама стоит над моею кроватью.
Вставай, говорит, ты проспала проспала тысячу двести тридцать солнечных дней и нескончаемое число пасмурных. Они ждут тебя.
Но нет никого. И её уже нет. Я включаю радио, чтобы заглушить воспоминание её голоса.
На траве следы ночного инея.
Деревья сбросили за ночь последние листья.
Как это происходит, что во мне и радость и боль одновременно.
Власть искусства
Это край деревьев Сислея тополей — погашенных свеч —
вдоль шоссе
Коренастых яблонь и груш Писарро
в крестьянских садах среди едкой зелени трав
И деревьев Коро лещин и осин бледных от росы
и таинственного замысла света
Это также край Теодора Руссо вязов и грабов
не говорящих ни на каком языке
и старающихся быть собой и больше ничем
Не символизируя ничего
и не выражая ничьего духа Просто быть пребывать
И еще конвульсивных деревьев Ван Гога
Солнечных сосен Сезанна
мускулистых стволов Курбе
Рощ Ватто освещенных ощущением счастья
Это сладкая Франция в любовном плену искусства
Ладонь
Двадцать семь костей,
Мускулов тридцать пять,
Около пяти тысяч нервных окончаний
на каждом кончике наших пяти пальцев —
вполне достаточно,
чтоб написать «Майн Кампф»
или «Винни-Пуха».
***
Сидели женщины, пили кофе.
Мне вырывали ногти — говорит одна.
Меня слепили рефлектором.
На меня капала вода двое суток.
Мне отбили почки.
У меня расстреляли сына, сожгли отца.
Обыкновенные варшавянки.
