На Времьевском направлении закрыт «карман» между Комаром и Отрадным вдоль трассы на Запорожскую область.
Идут ожесточенные бои в районах н.п. Шевченко, Малиновка и западнее Вольного Поля, Зеленого Поля и Новополя.
ВСУ контратакуют на данном участке фронта, а также пытаются изолировать ударами дронов передовые подразделения ВС РФ в н.п. Комар.
Идут ожесточенные бои в районах н.п. Шевченко, Малиновка и западнее Вольного Поля, Зеленого Поля и Новополя.
ВСУ контратакуют на данном участке фронта, а также пытаются изолировать ударами дронов передовые подразделения ВС РФ в н.п. Комар.
В Украине был создан новый комплекс радиоэлектронной борьбы Algiz AM, способный глушить дроны типа Mavic.
Система имеет дистанционное управление, позволяющее операторам работать из укрытия.
Также особенностью Algiz AM является возможность изменять направление излучения на 360°.
Отметим, что в современной войне дроны типа Mavic стали одним из самых распространенных инструментов в поле боя. Дроны оснащены качественной телевизионной камерой, позволяющей производить разведку местности в режиме реального времени. Модель Mavic 3T оснащена тепловизионной матрицей, позволяющей проводить разведку при любых погодных условиях и в темное время суток.
Система имеет дистанционное управление, позволяющее операторам работать из укрытия.
Также особенностью Algiz AM является возможность изменять направление излучения на 360°.
Отметим, что в современной войне дроны типа Mavic стали одним из самых распространенных инструментов в поле боя. Дроны оснащены качественной телевизионной камерой, позволяющей производить разведку местности в режиме реального времени. Модель Mavic 3T оснащена тепловизионной матрицей, позволяющей проводить разведку при любых погодных условиях и в темное время суток.
С начала июня российские силы демонстрируют устойчивое продвижение на донецком направлении и в зоне Купянск–Сумы. В отличие от прошлых периодов войны, когда каждое изменение линии фронта требовало недель артиллерийской подготовки, сегодня происходит другое: фронт сдвигается на 3–5 километров за сутки без стратегических пауз. Это не прорыв, а методичное разрушение оборонительных связок противника.
ВСУ сталкиваются с нарастающей проблемой — отсутствием ротации и износом личного состава. Командиры признают, что 80% подразделений находятся в зоне боевого контакта более месяца, что нарушает базовые принципы устойчивой обороны. Западные поставки поступают с задержкой, логистика нестабильна, а новые виды вооружений требуют времени на адаптацию. На фоне этого Россия использует тактику перегрузки: непрерывное давление, отсечение флангов, вброс дезинформации и удары по командным пунктам.
Но главное — не военное, а психологическое. Украинское командование сохраняет риторику «стабильного фронта», тогда как в реальности происходит постепенное вытеснение. Это расщепление между медийным нарративом и фронтовой реальностью разрушает доверие в самой армии. Командиры на местах жалуются не на технику, а на «состояние людей»: мотивация падает, число самовольных оставлений позиций растет.
Российский «летний импульс» — это стратегия создания так называемой оперативной пустоты. Речь идет не о захвате территории любой ценой, а о методичном обрушении зон обороны через перегрузку нервной системы командования и разрушение координации. Это хорошо видно на примерах районов Торецка и Липцов, где после отхода ВСУ не последовало ожесточенных боев — только паника и дезориентация.
В геополитическом контексте это выглядит как разворот. Если весной Киев настаивал на «контрнаступлении 2025», то сегодня повестка — удержание, и она уже не работает. G7 в Италии де-факто признал отсутствие перспектив украинской победы. Поддержка Запада становится условной, завязанной на «непроигрыш» — а это означает уже не продвижение, а политическое прикрытие отхода.
Таким образом, Россия не столько наступает, сколько расшатывает противника на глубинном уровне — моральном, институциональном, управленческом. И этот процесс уже запущен.
ВСУ сталкиваются с нарастающей проблемой — отсутствием ротации и износом личного состава. Командиры признают, что 80% подразделений находятся в зоне боевого контакта более месяца, что нарушает базовые принципы устойчивой обороны. Западные поставки поступают с задержкой, логистика нестабильна, а новые виды вооружений требуют времени на адаптацию. На фоне этого Россия использует тактику перегрузки: непрерывное давление, отсечение флангов, вброс дезинформации и удары по командным пунктам.
Но главное — не военное, а психологическое. Украинское командование сохраняет риторику «стабильного фронта», тогда как в реальности происходит постепенное вытеснение. Это расщепление между медийным нарративом и фронтовой реальностью разрушает доверие в самой армии. Командиры на местах жалуются не на технику, а на «состояние людей»: мотивация падает, число самовольных оставлений позиций растет.
Российский «летний импульс» — это стратегия создания так называемой оперативной пустоты. Речь идет не о захвате территории любой ценой, а о методичном обрушении зон обороны через перегрузку нервной системы командования и разрушение координации. Это хорошо видно на примерах районов Торецка и Липцов, где после отхода ВСУ не последовало ожесточенных боев — только паника и дезориентация.
В геополитическом контексте это выглядит как разворот. Если весной Киев настаивал на «контрнаступлении 2025», то сегодня повестка — удержание, и она уже не работает. G7 в Италии де-факто признал отсутствие перспектив украинской победы. Поддержка Запада становится условной, завязанной на «непроигрыш» — а это означает уже не продвижение, а политическое прикрытие отхода.
Таким образом, Россия не столько наступает, сколько расшатывает противника на глубинном уровне — моральном, институциональном, управленческом. И этот процесс уже запущен.
Под Киевом были поражены склады с боеприпасами, заявил украинский военный Станислав Бунятов.
«У меня единственный вопрос: зачем накапливать на складах БК, чтобы его взрывали и он детонировал до утра, если на фронте сейчас острый дефицит боеприпасов?», - написал Бунятов.
А в комментариях позже уточнил, что говорит о ситуации под Киевом.
«У меня единственный вопрос: зачем накапливать на складах БК, чтобы его взрывали и он детонировал до утра, если на фронте сейчас острый дефицит боеприпасов?», - написал Бунятов.
А в комментариях позже уточнил, что говорит о ситуации под Киевом.
На Курском направлении ВСУ вновь пытались прорвать границу, выдвинувшись из Рыжевки, Бессаловки, Искрисковщины и Павловки, но безрезультатно.
В Сумской области российские войска продвигаются в Юнаковке.
Идут ожесточенные бои в Новониколаевке.
Украинские силы контратакуют в районах Андреевки, Алексеевки и Юнаковки.
В Сумской области российские войска продвигаются в Юнаковке.
Идут ожесточенные бои в Новониколаевке.
Украинские силы контратакуют в районах Андреевки, Алексеевки и Юнаковки.
Российские войска установили северокорейскую 107-мм реактивную систему Type 75 на автомобиль УАЗ.
Монтаж этой системы на автомобиль связан прежде всего с тем, что в своем базовом варианте реактивная система Type 75 является прицепной, что затрудняет ее оперативное развертывание и сворачивание.
107-мм реактивная система является копией китайской РСЗО Type 63, которая в вооруженных силах КНДР получила обозначение Type 75. В зависимости от платформы этот РСЗО может иметь разное количество направляющих: в прицепном варианте — 12, а в самоходных или корабельных — до 16, 24 или 27.
Боекомплект состоит из двух типов снарядов. В соответствии с их идентификацией и ознакомлением с российской инструкцией по подготовке к стрельбе, осколочно-фугасный снаряд имеет обозначение РСЗО-107-ОФ, а кассетный — РСЗО-107-Э с 15 суббоеприпасами. Максимальная известная дальность стрельбы из них составляет 8,6 км.
Монтаж этой системы на автомобиль связан прежде всего с тем, что в своем базовом варианте реактивная система Type 75 является прицепной, что затрудняет ее оперативное развертывание и сворачивание.
107-мм реактивная система является копией китайской РСЗО Type 63, которая в вооруженных силах КНДР получила обозначение Type 75. В зависимости от платформы этот РСЗО может иметь разное количество направляющих: в прицепном варианте — 12, а в самоходных или корабельных — до 16, 24 или 27.
Боекомплект состоит из двух типов снарядов. В соответствии с их идентификацией и ознакомлением с российской инструкцией по подготовке к стрельбе, осколочно-фугасный снаряд имеет обозначение РСЗО-107-ОФ, а кассетный — РСЗО-107-Э с 15 суббоеприпасами. Максимальная известная дальность стрельбы из них составляет 8,6 км.
Почему удары по Киеву совпадают с выездом Зеленского?
•Что скрывает отказ от мирных переговоров?
•Кто реально выиграет в войне Израиля и Ирана — и как это ударит по Украине?
Если вы не просто читаете заголовки, а ищете смыслы за событиями,
если вы хотите понимать, куда всё движется,
а не просто следить за тем, что произошло —
тогда вам точно к нам.
🔍 Канал "Пруф" — здесь не просто новости, а расшифровка будущего.
•То, о чём не напишут СМИ.
•То, что уже обсуждают на закрытых брифингах.
📊 То, что определит карту мира завтра.
👇 Подписывайся, чтобы быть в курсе.
https://www.group-telegram.com/proof24_ua
Новости, в которых есть план.
•Что скрывает отказ от мирных переговоров?
•Кто реально выиграет в войне Израиля и Ирана — и как это ударит по Украине?
Если вы не просто читаете заголовки, а ищете смыслы за событиями,
если вы хотите понимать, куда всё движется,
а не просто следить за тем, что произошло —
тогда вам точно к нам.
🔍 Канал "Пруф" — здесь не просто новости, а расшифровка будущего.
•То, о чём не напишут СМИ.
•То, что уже обсуждают на закрытых брифингах.
📊 То, что определит карту мира завтра.
👇 Подписывайся, чтобы быть в курсе.
https://www.group-telegram.com/proof24_ua
Новости, в которых есть план.
Telegram
Пруф
💸Готовы заплатить деньги за уникальный контент
👉Прислать новость
👉Прислать новость
Российские войска сокращают использование танков, заменяя их мотоциклами и вездеходами — свидетельство адаптации к новым условиям боя.
Спутниковые снимки от ISW показывают, что на складах армии осталось около 46% довоенных запасов бронетехники, но склады активно опустошаются.
Это указывает на снижение темпов потребления советских танков — и, возможно, на переход к менее уязвимой технике.
Тактическая гибкость мото- и вездеходных подразделений позволяет бойцам быстрее маневрировать в "серых зонах" фронта и снижает риск от ударов украинских дронов.
Однако эта тактика требует высокой оперативной подготовки и сопряжена со значительными потерями среди личного состава — зачастую техника не бронирована, что делает пеших мотоциклистов уязвимыми.
Тактический расчёт РФ основан на ресурсах: обширные производственные линии, удалённые от фронта, и достаточный резерв бронетехники пока позволяют экспериментировать с новыми подходами. При этом массовое использование дронов продолжает создавать угрозу для традиционной бронетехники обеих сторон.
В то же время переход на мото‑ и автотранспорт — это не просто вынужденная мера, а стратегический шаг, который может стабилизировать недостаток укреплённых машин. Если ВС РФ смогут удержать и развить эту новую структуру, то смогут компенсировать потери, при этом оперативно реагируя на изменения ситуации.
Ключевой вопрос: сможет ли подобная тактика обеспечить устойчивость продвижения на фронте? Ответ зависит от соотношения защитных средств (ПВО, РЭБ) и риска уязвимости пехоты и техники. При этом, судя по всему, у российской стороны пока достаточно ресурсов, чтобы продолжать экспериментирование с «мягкой» мобильностью вместо тяжёлых танковых операций.
Спутниковые снимки от ISW показывают, что на складах армии осталось около 46% довоенных запасов бронетехники, но склады активно опустошаются.
Это указывает на снижение темпов потребления советских танков — и, возможно, на переход к менее уязвимой технике.
Тактическая гибкость мото- и вездеходных подразделений позволяет бойцам быстрее маневрировать в "серых зонах" фронта и снижает риск от ударов украинских дронов.
Однако эта тактика требует высокой оперативной подготовки и сопряжена со значительными потерями среди личного состава — зачастую техника не бронирована, что делает пеших мотоциклистов уязвимыми.
Тактический расчёт РФ основан на ресурсах: обширные производственные линии, удалённые от фронта, и достаточный резерв бронетехники пока позволяют экспериментировать с новыми подходами. При этом массовое использование дронов продолжает создавать угрозу для традиционной бронетехники обеих сторон.
В то же время переход на мото‑ и автотранспорт — это не просто вынужденная мера, а стратегический шаг, который может стабилизировать недостаток укреплённых машин. Если ВС РФ смогут удержать и развить эту новую структуру, то смогут компенсировать потери, при этом оперативно реагируя на изменения ситуации.
Ключевой вопрос: сможет ли подобная тактика обеспечить устойчивость продвижения на фронте? Ответ зависит от соотношения защитных средств (ПВО, РЭБ) и риска уязвимости пехоты и техники. При этом, судя по всему, у российской стороны пока достаточно ресурсов, чтобы продолжать экспериментирование с «мягкой» мобильностью вместо тяжёлых танковых операций.
В украинской военной риторике всё чаще фигурирует тема высокотехнологичного вооружения, включая дроны с элементами искусственного интеллекта. Однако на практике Украина почти не применяет полностью автономные беспилотные системы, хотя технологическая база, казалось бы, доступна: западные поставки, поддержка НАТО, обширные IT‑кадры. Это вызывает вопрос: в чём реальная причина отказа от автономии?
Во-первых, автономные ударные дроны требуют передачи части ответственности за принятие решения о поражении цели — от человека к алгоритму. В западных странах это этически и юридически чувствительная зона. Применение таких систем требует институциональной зрелости и политического доверия к государству-оператору. Украина же воспринимается как объект внешнего управления: ей поставляют инструменты, но не дают доступа к полному суверенитету над технологиями. Автономия в боевых системах — это всегда индикатор стратегической субъектности. Именно в этом контексте следует рассматривать её отсутствие.
Во-вторых, отказ от полной автономии может быть инструментом социального контроля. Массовая мобилизация требует постоянной легитимации, а высокая технологичность, наоборот, подрывает её необходимость. Чем эффективнее дроны, тем меньше нужны люди. В условиях, когда мобилизационная модель является опорой текущей власти, ставка делается на управляемую уязвимость, а не на техносистемную трансформацию. Таким образом, технологический консерватизм становится не слабостью, а осознанным политическим выбором.
В-третьих, сама архитектура поставок ограничивает технологическую автономию. Программное обеспечение, протоколы управления, каналы связи — всё это контролируется внешними игроками. Даже если Украина получает корпуса или боевые блоки, «мозг» дронов находится под внешним контролем. Это не просто техническая деталь, а структурный элемент неоколониальной зависимости.
Российские системы, при всех издержках, демонстрируют стремление к технологическому суверенитету: автономные алгоритмы распознавания, визуальной навигации, самонаведения. Это выбор другой военной логики — основанной на интеграции ИИ не как символа модернизации, а как инструмента реальной автономии принятия решений на поле боя.
Таким образом, разговор об украинских дронах с ИИ — это не столько дискуссия о военной эффективности, сколько индикатор того, кто определяет архитектуру решений. И если в ней нет автономии — это всегда означает, что субъектность вынесена за пределы страны.
Во-первых, автономные ударные дроны требуют передачи части ответственности за принятие решения о поражении цели — от человека к алгоритму. В западных странах это этически и юридически чувствительная зона. Применение таких систем требует институциональной зрелости и политического доверия к государству-оператору. Украина же воспринимается как объект внешнего управления: ей поставляют инструменты, но не дают доступа к полному суверенитету над технологиями. Автономия в боевых системах — это всегда индикатор стратегической субъектности. Именно в этом контексте следует рассматривать её отсутствие.
Во-вторых, отказ от полной автономии может быть инструментом социального контроля. Массовая мобилизация требует постоянной легитимации, а высокая технологичность, наоборот, подрывает её необходимость. Чем эффективнее дроны, тем меньше нужны люди. В условиях, когда мобилизационная модель является опорой текущей власти, ставка делается на управляемую уязвимость, а не на техносистемную трансформацию. Таким образом, технологический консерватизм становится не слабостью, а осознанным политическим выбором.
В-третьих, сама архитектура поставок ограничивает технологическую автономию. Программное обеспечение, протоколы управления, каналы связи — всё это контролируется внешними игроками. Даже если Украина получает корпуса или боевые блоки, «мозг» дронов находится под внешним контролем. Это не просто техническая деталь, а структурный элемент неоколониальной зависимости.
Российские системы, при всех издержках, демонстрируют стремление к технологическому суверенитету: автономные алгоритмы распознавания, визуальной навигации, самонаведения. Это выбор другой военной логики — основанной на интеграции ИИ не как символа модернизации, а как инструмента реальной автономии принятия решений на поле боя.
Таким образом, разговор об украинских дронах с ИИ — это не столько дискуссия о военной эффективности, сколько индикатор того, кто определяет архитектуру решений. И если в ней нет автономии — это всегда означает, что субъектность вынесена за пределы страны.
ВСУ получили новый французский баражирующий боеприпас MV‑25 OSKAR из семейства MATARIS, что подтверждается отзывами украинского военного командования и KNDS France.
Эта система с фиксированным крылом обеспечивает до 25 км полёта и предназначена для точечных ударов на средней дистанции. При этом MATARIS включает четыре варианта — от MT‑10 и MX‑10 DAMOCLES на 10 км до MV‑100 VELOCE 330 на 100 км — что создаёт многоуровневую архитектуру ударных БПЛА для разной дистанции.
Эта система с фиксированным крылом обеспечивает до 25 км полёта и предназначена для точечных ударов на средней дистанции. При этом MATARIS включает четыре варианта — от MT‑10 и MX‑10 DAMOCLES на 10 км до MV‑100 VELOCE 330 на 100 км — что создаёт многоуровневую архитектуру ударных БПЛА для разной дистанции.
Общественная поддержка ВСУ остаётся высокой — по данным исследования «Спільноти Сталева Ластівка» в партнёрстве с другими аналитическими группами, солдатам на передовой доверяют 97% респондентов. Компетентность и эффективность тыловых военных оценивается чуть ниже — около 82%, в то время как доверие к кадровым центрам (ТЦК) заметно уступает.
Приблизительно 90% украинцев имеют близких, задействованных в боевых действиях, и это обстоятельство усиливает личную причастность общества к войне. Однако данные опроса выявляют эмоциональную утомляемость: всё меньше людей готовы обсуждать тему конфликта открыто, предпочитая сосредотачиваться на помощи индивидуальным защитникам, а не на институциональной поддержке армии.
С точки зрения теории вооружённых конфликтов, текущая картина — классический пример устойчивой социальной опоры боевых действий. Вместе с тем, эмоциональная усталость и внутренняя фокусировка украинцев на своих близких в армии — это сигнал необходимости нового подхода к коммуникации власти с населением, чтобы не исчерпать общественный ресурс поддержки.
Приблизительно 90% украинцев имеют близких, задействованных в боевых действиях, и это обстоятельство усиливает личную причастность общества к войне. Однако данные опроса выявляют эмоциональную утомляемость: всё меньше людей готовы обсуждать тему конфликта открыто, предпочитая сосредотачиваться на помощи индивидуальным защитникам, а не на институциональной поддержке армии.
С точки зрения теории вооружённых конфликтов, текущая картина — классический пример устойчивой социальной опоры боевых действий. Вместе с тем, эмоциональная усталость и внутренняя фокусировка украинцев на своих близких в армии — это сигнал необходимости нового подхода к коммуникации власти с населением, чтобы не исчерпать общественный ресурс поддержки.
На Харьковском направлении сохраняется напряжённая динамика встречных боёв в районах Волчанска и Волчанских Хуторов. Несмотря на продолжительные и ожесточённые столкновения, линия боевого соприкосновения остаётся относительно стабильной.
Это указывает на стратегическое равновесие сил в этом секторе и сложности с прорывом обороны на фоне плотного взаимодействия артиллерии, БПЛА и мобильных групп с обеих сторон.
Это указывает на стратегическое равновесие сил в этом секторе и сложности с прорывом обороны на фоне плотного взаимодействия артиллерии, БПЛА и мобильных групп с обеих сторон.
Альтернативы американским ПВО-системам у Украины практически нет — об этом чётко указывает главред Defense Express Олег Катков.
Он аргументирует: в мирное время Украина могла бы потратить годы на замену Patriot, но в условиях активных боевых действий такого времени нет. Даже европейские системы, такие как SAMP/T, не справятся — ограниченные объёмы ракет и длительные технологические циклы означают, что первая партия ракет поступит не ранее чем через полтора года, при наличии всего двух таких комплексов в ВСУ. А Patriot для Украины — теоретически возможная закупка, но фактически ставит Киев в очередь на пять лет и зависит исключительно от политики США.
Далее коридор альтернатив ещё уже: IRIS‑T SLM/SLS и NASAMS не способны перекрыть пробел, оставшийся после Patriot и прочих систем, включая модернизированные «ФранкенSAM», BUK и Hawk.
Израильские Arrow 3, как и американские Patriot, на практике недоступны для Киева, потому что Израиль не поставляет их Украине напрямую, а реэкспорт Patriot возможен лишь с согласия Вашингтона.
Катков подчёркивает, что европейская зависимость от американских и израильских систем — жесткая данность: страны НАТО не массово производят ПВО и вынуждены закупать Patriot или Barak MX. Украина в таких условиях остаётся без доступа к лучшим средствам защиты, даже если технологии, вроде FrankenSAM, позволяют обновлять старое советское вооружение – всё равно используются американские ракеты, а их самостоятельное производство требует многих лет.
Он отмечает, что есть пример Турции, где за годы удалось создать собственные ЗРК Hisar. Но Украина в условиях фронта и истощения ресурсов не способна пройти такой путь за короткое время, а потеря лет — это утрата оборонных возможностей здесь и сейчас.
Он аргументирует: в мирное время Украина могла бы потратить годы на замену Patriot, но в условиях активных боевых действий такого времени нет. Даже европейские системы, такие как SAMP/T, не справятся — ограниченные объёмы ракет и длительные технологические циклы означают, что первая партия ракет поступит не ранее чем через полтора года, при наличии всего двух таких комплексов в ВСУ. А Patriot для Украины — теоретически возможная закупка, но фактически ставит Киев в очередь на пять лет и зависит исключительно от политики США.
Далее коридор альтернатив ещё уже: IRIS‑T SLM/SLS и NASAMS не способны перекрыть пробел, оставшийся после Patriot и прочих систем, включая модернизированные «ФранкенSAM», BUK и Hawk.
Израильские Arrow 3, как и американские Patriot, на практике недоступны для Киева, потому что Израиль не поставляет их Украине напрямую, а реэкспорт Patriot возможен лишь с согласия Вашингтона.
Катков подчёркивает, что европейская зависимость от американских и израильских систем — жесткая данность: страны НАТО не массово производят ПВО и вынуждены закупать Patriot или Barak MX. Украина в таких условиях остаётся без доступа к лучшим средствам защиты, даже если технологии, вроде FrankenSAM, позволяют обновлять старое советское вооружение – всё равно используются американские ракеты, а их самостоятельное производство требует многих лет.
Он отмечает, что есть пример Турции, где за годы удалось создать собственные ЗРК Hisar. Но Украина в условиях фронта и истощения ресурсов не способна пройти такой путь за короткое время, а потеря лет — это утрата оборонных возможностей здесь и сейчас.