Аделаида Иосифиди (курс Б. Н. Любимова и А. П. Ивановой в ГИТИСе) — о спектакле Владимира Кузнецова «Нашествие» в Театре Моссовета:
«Режиссёр спектакля не просто так помещает героев пьесы Леонида Леонова — доктора Ивана Тихоновича Таланова и его семью — в пространство сцены “Под крышей”, где они существуют в не бытовой сценографии Дмитрия Дробышева. Длинный коридор, серые флагштоки и красные флаги с советской символикой напоминают подвал, ставший местом сбора партизан, а старое фортепьяно в углу, столы и стулья, с неброскими украшениями намекают на то, что мы всё-таки в доме профессора. Приглушённый свет, искусственный снег и мелкие детали вроде фашистской формы с элементами рыцарского доспеха говорят об условности происходящего. Действительно, в спектакле нет ничего настоящего, реалистического: насилие и смерть показаны через испачканную одежду и повешенные на фонарях шинели, даже актёры отстранены от своих персонажей. Может показаться, что задача режиссёра — показать историю Леонова как притчу. Но такое решение советской пьесы, написанной в 1942 году, выглядит странно. Спектакль о Великой Отечественной войне не должен оставлять зрителя равнодушным, но актёры держат внутри собственные переживания, а произносимых слов не достаточно для того, чтобы вызывать чувства — потому и сочувствовать им не получается.
Хочется сказать и о музыкальном сопровождении спектакля. На сцену выносятся и аккордеон, и гитара, но в звучащей музыке нет голоса русского народа и раздражающих душу немецких маршей. Вместо мелодий, которые могли бы мгновенно вызвать страшные ассоциации, звучат незнакомые и неузнаваемые, а вместе с ними — «Ода к радости» и французская песня о свободе, пришедшие совсем из другого времени. Ниточка, которая должна была незаметно соединить условность со страшной реальностью прошлого, оборвалась.
Образ дома — один из главных в пьесе — в спектакле не становится таковым, хотя очевидно, что основным событием для режиссёра становится возвращение сына Таланова, Фёдора, домой. Дом как крепость, где можно спрятаться, дом как место, где тебя любят и ждут, где невозможно предательство, злоба, обман, и наоборот — дом как отдельный мир, где проходит совсем иная жизнь, чем за его стенами, и, наконец, дом — Родина. Пройти мимо этой темы как режиссёру, так и зрителю не удаётся, но масштаб значения простого и дорогого слова передать на сцене не получается. Вероятно, отвлекшись на идею сделать из “Нашествия” притчу, Кузнецов забыл об историческом контексте, о значении пьесы в годы её печати, постановки, экранизации, о чувствах людей тогда и даже сегодня.
“Нашествие” в Театре Моссовета — это спектакль-набросок жизни прошлого, еле уловимое прикосновение к тому ужасному, что было во времена Великой Отечественной войны».
Фото: Елена Лапина
«Режиссёр спектакля не просто так помещает героев пьесы Леонида Леонова — доктора Ивана Тихоновича Таланова и его семью — в пространство сцены “Под крышей”, где они существуют в не бытовой сценографии Дмитрия Дробышева. Длинный коридор, серые флагштоки и красные флаги с советской символикой напоминают подвал, ставший местом сбора партизан, а старое фортепьяно в углу, столы и стулья, с неброскими украшениями намекают на то, что мы всё-таки в доме профессора. Приглушённый свет, искусственный снег и мелкие детали вроде фашистской формы с элементами рыцарского доспеха говорят об условности происходящего. Действительно, в спектакле нет ничего настоящего, реалистического: насилие и смерть показаны через испачканную одежду и повешенные на фонарях шинели, даже актёры отстранены от своих персонажей. Может показаться, что задача режиссёра — показать историю Леонова как притчу. Но такое решение советской пьесы, написанной в 1942 году, выглядит странно. Спектакль о Великой Отечественной войне не должен оставлять зрителя равнодушным, но актёры держат внутри собственные переживания, а произносимых слов не достаточно для того, чтобы вызывать чувства — потому и сочувствовать им не получается.
Хочется сказать и о музыкальном сопровождении спектакля. На сцену выносятся и аккордеон, и гитара, но в звучащей музыке нет голоса русского народа и раздражающих душу немецких маршей. Вместо мелодий, которые могли бы мгновенно вызвать страшные ассоциации, звучат незнакомые и неузнаваемые, а вместе с ними — «Ода к радости» и французская песня о свободе, пришедшие совсем из другого времени. Ниточка, которая должна была незаметно соединить условность со страшной реальностью прошлого, оборвалась.
Образ дома — один из главных в пьесе — в спектакле не становится таковым, хотя очевидно, что основным событием для режиссёра становится возвращение сына Таланова, Фёдора, домой. Дом как крепость, где можно спрятаться, дом как место, где тебя любят и ждут, где невозможно предательство, злоба, обман, и наоборот — дом как отдельный мир, где проходит совсем иная жизнь, чем за его стенами, и, наконец, дом — Родина. Пройти мимо этой темы как режиссёру, так и зрителю не удаётся, но масштаб значения простого и дорогого слова передать на сцене не получается. Вероятно, отвлекшись на идею сделать из “Нашествия” притчу, Кузнецов забыл об историческом контексте, о значении пьесы в годы её печати, постановки, экранизации, о чувствах людей тогда и даже сегодня.
“Нашествие” в Театре Моссовета — это спектакль-набросок жизни прошлого, еле уловимое прикосновение к тому ужасному, что было во времена Великой Отечественной войны».
Фото: Елена Лапина
Тарковский на Пуховой опушке: МТЮЗ выпускает «Винни-Пуха и всех-всех-всех»🍁 🍁
Этой постановкой режиссёр Пётр Шерешевский дебютирует в поле спектаклей для юного зрителя – по крайней мере, для семейного просмотра. Или, как это обозначено в программке, «для всех-всех-всех от 8 до 80 (и старше)». Премьера состоится уже сегодня, 7 июня, на основной сцене театра.
«Взрослый» режиссёр, берущийся за повесть Алана Милна о плюшевом мишке и его друзьях – сочетание, можно сказать, напрашивающееся: привкус ностальгии в этой прозе, безусловно, есть.
Версия Петра Шерешевского на радикальное переосмысление детской классики не покушается, однако элементы культурологической игры в ней непременно будут. Так, в ряде предпремьерных интервью режиссёр обещает отсылки к чеховской «Чайке», поэзии Бродского, фильмам Андрея Тарковского – а также к Интернет-мемам (последнее, по его словам, «на совести» актёров). В целом же Шерешевский обещает спектакль про «праздник Бытия» с сохранением необходимого баланса между детской весёлостью и дзен-буддистской причтевостью, по его мнению, наличествующих в оригинале.
🍁 Подробнее о творческой команде и актёрском составе читайте на нашем сайте.
Этой постановкой режиссёр Пётр Шерешевский дебютирует в поле спектаклей для юного зрителя – по крайней мере, для семейного просмотра. Или, как это обозначено в программке, «для всех-всех-всех от 8 до 80 (и старше)». Премьера состоится уже сегодня, 7 июня, на основной сцене театра.
«Взрослый» режиссёр, берущийся за повесть Алана Милна о плюшевом мишке и его друзьях – сочетание, можно сказать, напрашивающееся: привкус ностальгии в этой прозе, безусловно, есть.
Версия Петра Шерешевского на радикальное переосмысление детской классики не покушается, однако элементы культурологической игры в ней непременно будут. Так, в ряде предпремьерных интервью режиссёр обещает отсылки к чеховской «Чайке», поэзии Бродского, фильмам Андрея Тарковского – а также к Интернет-мемам (последнее, по его словам, «на совести» актёров). В целом же Шерешевский обещает спектакль про «праздник Бытия» с сохранением необходимого баланса между детской весёлостью и дзен-буддистской причтевостью, по его мнению, наличествующих в оригинале.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM