#цитата
Что такое иерократия? Это система трансцендентного фиска, это механизм взимания с человека того, что он может дать от себя, его соков, энергии.
Человек платит со своего «подноготного» последнего потенциала в те инстанции, которые, будучи сформированы из этого «бюджета», тратят в свою очередь на технологию исторического движения, на историю, на проект. Они моделируют движение в макроэтапах, в макроструктурах, формируя то, что они называют финальной сверхзадачей Цивилизации, без различения, римская это или китайская цивилизация.
Проектное движение, формирование метаисторического сюжета «стоит денег», точнее – неких затрат, в тонкой ли материи, в грубой ли материи. Тем более, что деньги – это, с традиционалистской точки зрения, видимое золото; существует также эквивалент невидимый, и они взаимопереводимы.
Известна идея пирамиды как наиболее устойчивой формы. Не куб, а пирамида оказывается более устойчивой, потому что она имеет базу тяжести. Она является фиксированной формой, в которой как бы «останавливается» время. Таково подобное пирамиде традиционное общество, в котором все «как надо», то есть вверху первосвященник, он легитимизирует все остальные структуры – от фараона и до последнего раба, эту пирамиду построившего. Другое дело – проект «ковчега», который плывет. На этот «ковчег» взято все необходимое, он плывет, появляется износ судна, происходит расход энергии. Если продолжить сравнение, в какой-то момент изначально существовавшее в виде пирамиды общество превращается в общество в виде ковчега. И если в пирамиде затратность на поддержание стабильности минимальная, то плавание уже весьма затратно. И чем дальше плывешь, тем больше нужно тратить, поэтому в конечном счете все человечество превращается не просто в данников, а в таких данников, которые должны отдавать по максимуму, то есть гораздо больше, чем отдавал раб во времена фараонов. С раба можно взять его мускульные усилия: он завернут в тряпочку, получает миску каши в день, чтобы не умер, и собственными руками, напрягаясь, перехватывает камень. Десять миллионов, сто миллионов рабов – с них мало что можно взять. Их коллективное усилие не продвинет нас по пути реализации таких серьезных вещей, как макроцивилизационный проект. Вот если превратить всех этих рабов в людей среднего класса, в буржуа, имеющих потребности и возможности, выкладываясь определенным образом, их удовлетворять, в тех, кто ездит на «тойотах», имеет коттеджи, отдает своих детей учиться в колледжи, и прочее, и прочее, чтобы таких было два-три миллиарда, – тогда взять можно немало. Эти люди отдают не только налоги.. Современное человечество может отдать очень много даже не физическими деньгами, а самим фактом своего существования. У раба нельзя купить его будущее, а у среднего класса – можно.
Из книги «Революция пророков»
Что такое иерократия? Это система трансцендентного фиска, это механизм взимания с человека того, что он может дать от себя, его соков, энергии.
Человек платит со своего «подноготного» последнего потенциала в те инстанции, которые, будучи сформированы из этого «бюджета», тратят в свою очередь на технологию исторического движения, на историю, на проект. Они моделируют движение в макроэтапах, в макроструктурах, формируя то, что они называют финальной сверхзадачей Цивилизации, без различения, римская это или китайская цивилизация.
Проектное движение, формирование метаисторического сюжета «стоит денег», точнее – неких затрат, в тонкой ли материи, в грубой ли материи. Тем более, что деньги – это, с традиционалистской точки зрения, видимое золото; существует также эквивалент невидимый, и они взаимопереводимы.
Известна идея пирамиды как наиболее устойчивой формы. Не куб, а пирамида оказывается более устойчивой, потому что она имеет базу тяжести. Она является фиксированной формой, в которой как бы «останавливается» время. Таково подобное пирамиде традиционное общество, в котором все «как надо», то есть вверху первосвященник, он легитимизирует все остальные структуры – от фараона и до последнего раба, эту пирамиду построившего. Другое дело – проект «ковчега», который плывет. На этот «ковчег» взято все необходимое, он плывет, появляется износ судна, происходит расход энергии. Если продолжить сравнение, в какой-то момент изначально существовавшее в виде пирамиды общество превращается в общество в виде ковчега. И если в пирамиде затратность на поддержание стабильности минимальная, то плавание уже весьма затратно. И чем дальше плывешь, тем больше нужно тратить, поэтому в конечном счете все человечество превращается не просто в данников, а в таких данников, которые должны отдавать по максимуму, то есть гораздо больше, чем отдавал раб во времена фараонов. С раба можно взять его мускульные усилия: он завернут в тряпочку, получает миску каши в день, чтобы не умер, и собственными руками, напрягаясь, перехватывает камень. Десять миллионов, сто миллионов рабов – с них мало что можно взять. Их коллективное усилие не продвинет нас по пути реализации таких серьезных вещей, как макроцивилизационный проект. Вот если превратить всех этих рабов в людей среднего класса, в буржуа, имеющих потребности и возможности, выкладываясь определенным образом, их удовлетворять, в тех, кто ездит на «тойотах», имеет коттеджи, отдает своих детей учиться в колледжи, и прочее, и прочее, чтобы таких было два-три миллиарда, – тогда взять можно немало. Эти люди отдают не только налоги.. Современное человечество может отдать очень много даже не физическими деньгами, а самим фактом своего существования. У раба нельзя купить его будущее, а у среднего класса – можно.
Из книги «Революция пророков»
Подписывайтесь на инстаграм Гейдара Джемаля.
https://www.instagram.com/geydar_dzhemal?igsh=MWNzNDFjNGZjbHI5eA==
https://www.instagram.com/geydar_dzhemal?igsh=MWNzNDFjNGZjbHI5eA==
#цитата
... Осознание небытия человека? Если вы осознаете небытие, будете бежать отсюда знаете до каких границ?
Может, до самого Лондона. Вы подумайте, что такое «осознание небытия»? Не словами, а «по-настоящему».
...Богом люди называют разное. Мы только что говорили о том, что для большинства язычников «бог» есть синтез сознания и Бытия. Или для других - «встреча Бытия с самим собой». Для третьих это - «макси-мальное Бытие в чистом виде». На то и язычники, чтобы абсолютизировать объект. Дело в том, что эти объекты им никак не помогут. «Абсолютное» Бытие, даже если бы они ткнули в него пальцем, точно так же не поможет им, как «абсолютный» глиняный идол. Представьте себе глиняного идола, которого не объехать, не обогнуть. Его глина так тяжела, что если он развалится, то рухнет и залавит все человечество. От этого вам не легче, потому что максимальное «наличие наличного» никак вас не поднимает и никуда не выводит, оно вас не трансцендирует.
...Авраам первым начал уничтожать идолов. Он уничтожил идола, сделанного его отцом, мастером по изготовлению идолов. Он их разбил, чудом избежал кары от разгневанного народа и ушел.
Потом все авраамические пророки (мир им всем) практиковали разбитие идолов. Мухаммед, войдя в Мекку, первым делом закрасил все изображения внутри Каабы и разбил всех идолов, которые стояли в Мекке. Разбивание и уничтожение идолов - это общая черта всех авраамических пророков. Моисей, когда ушел на Синай получать первые Скрижали, вернулся и обнаружил, что его народ отлил золотого тельца и стал ему поклоняться. Он вручил тогда половине народа мечи и приказал истребить другую половину, которая поклонялась. Поначалу он разбил первые Скрижали и должен был явиться за вторыми. Это конкретная черта всей авраамической цепи - уничтожение идолов. Это обязательная характеристика. На самом деле она предполагает очень глубокую вещь, потому что культура рождается из идолопоклонничества, а культура - это система подмены и имитации, которая уводит нас от реальной проблематики, от реальной жизни, - это и есть как раз культура. Культура тесно связана с идолами как заместителями реальности.
Из книги «Логика монотеизма», 2021 г
... Осознание небытия человека? Если вы осознаете небытие, будете бежать отсюда знаете до каких границ?
Может, до самого Лондона. Вы подумайте, что такое «осознание небытия»? Не словами, а «по-настоящему».
...Богом люди называют разное. Мы только что говорили о том, что для большинства язычников «бог» есть синтез сознания и Бытия. Или для других - «встреча Бытия с самим собой». Для третьих это - «макси-мальное Бытие в чистом виде». На то и язычники, чтобы абсолютизировать объект. Дело в том, что эти объекты им никак не помогут. «Абсолютное» Бытие, даже если бы они ткнули в него пальцем, точно так же не поможет им, как «абсолютный» глиняный идол. Представьте себе глиняного идола, которого не объехать, не обогнуть. Его глина так тяжела, что если он развалится, то рухнет и залавит все человечество. От этого вам не легче, потому что максимальное «наличие наличного» никак вас не поднимает и никуда не выводит, оно вас не трансцендирует.
...Авраам первым начал уничтожать идолов. Он уничтожил идола, сделанного его отцом, мастером по изготовлению идолов. Он их разбил, чудом избежал кары от разгневанного народа и ушел.
Потом все авраамические пророки (мир им всем) практиковали разбитие идолов. Мухаммед, войдя в Мекку, первым делом закрасил все изображения внутри Каабы и разбил всех идолов, которые стояли в Мекке. Разбивание и уничтожение идолов - это общая черта всех авраамических пророков. Моисей, когда ушел на Синай получать первые Скрижали, вернулся и обнаружил, что его народ отлил золотого тельца и стал ему поклоняться. Он вручил тогда половине народа мечи и приказал истребить другую половину, которая поклонялась. Поначалу он разбил первые Скрижали и должен был явиться за вторыми. Это конкретная черта всей авраамической цепи - уничтожение идолов. Это обязательная характеристика. На самом деле она предполагает очень глубокую вещь, потому что культура рождается из идолопоклонничества, а культура - это система подмены и имитации, которая уводит нас от реальной проблематики, от реальной жизни, - это и есть как раз культура. Культура тесно связана с идолами как заместителями реальности.
Из книги «Логика монотеизма», 2021 г
#цитата
С Мамлеевым были очень серьезные споры. Каждый раз, когда мы встречались, мы спорили, покрывает ли панлогизм всю реальность или есть «внелогичные» закутки, по поводу которых абсолютной Идее вообще нечего сказать. Пока я защищал позицию панлогизма, у меня было то самое видение Великого Существа, распятого на бесконечной расходящейся паутине миров. И в дальней периферии от Существа всё становится настолько мутным, что не имеет значения, потому что форма исчезает. И вот где-то посередине между распятым Существом и дальней периферией форма ещё сохранялась, но при этом Великое Существо было достаточно далеко, — это давало шанс на зазор, на свободу, на то, чтобы сорваться с того крючка, на котором распято Великое Существо. Великое Существо — это концентрация абсолютной несвободы. Оно само по себе — абсолютная несвобода, и разносит эту несвободу повсюду.
После этого Гегель отпал как сухая корка с болячки. Здесь не было ничего, касающегося абсолютной Идеи, но она перестала быть актуальной. Это был ещё предгеноновской период.
Сначала произошло усвоение Генона в «трехмерном» объеме, то есть это не только Генон, но и другие авторы, —тот же Эвола. Это была идея «великого тождества», которая, кстати говоря, сразу вызвала у меня внутреннее напряжение.
Внутренний поиск шел у меня на самом глубоком уровне — еще до Гегеля или параллельно ему. Это пыталось как бы выразиться в этой «анфиладе», но не выразилось. Была идея трансцендентного, которая оформилась потом уже на уровне понимания Генона, — параллельно. Оформилась идея «Есть то, чего нет». То есть обратная Пармениду. То, что есть, — того нет. А вот чего нет, — то есть. В конечном счете это кристаллизовалась в глубоком убеждении, что ключевым словом ко всему является «утверждение». Это, собственно, было геноновской позицией, но в одном месте он говорит l’affirmation absolue: за пределами утверждения не может быть ничего, кроме ошибки. Есть утверждение и оно есть абсолютно всё. А вне его — только ошибка, которая не существует. И я сказал себе: стоп! Вот эта «ошибка, которая не существует», — она и есть то, что нас интересует. Ошибка, которая не существует, — она и есть единственно подлинная. Но дальше нужно было организовать диалектический гегелевский путь к этой ошибке, а потом — к её преодолению. Что значит «за пределами утверждения есть только ошибка, которая не существует»? Есть отсутствие. Но значит есть утверждение, которое включает в себя абсолютно все (опять возвращаемся к гегелевскому панлогизму), которое вместе с тем оказывается пустой чашей.
Из автобиографической книги «Сады и пустоши», 2021
С Мамлеевым были очень серьезные споры. Каждый раз, когда мы встречались, мы спорили, покрывает ли панлогизм всю реальность или есть «внелогичные» закутки, по поводу которых абсолютной Идее вообще нечего сказать. Пока я защищал позицию панлогизма, у меня было то самое видение Великого Существа, распятого на бесконечной расходящейся паутине миров. И в дальней периферии от Существа всё становится настолько мутным, что не имеет значения, потому что форма исчезает. И вот где-то посередине между распятым Существом и дальней периферией форма ещё сохранялась, но при этом Великое Существо было достаточно далеко, — это давало шанс на зазор, на свободу, на то, чтобы сорваться с того крючка, на котором распято Великое Существо. Великое Существо — это концентрация абсолютной несвободы. Оно само по себе — абсолютная несвобода, и разносит эту несвободу повсюду.
После этого Гегель отпал как сухая корка с болячки. Здесь не было ничего, касающегося абсолютной Идеи, но она перестала быть актуальной. Это был ещё предгеноновской период.
Сначала произошло усвоение Генона в «трехмерном» объеме, то есть это не только Генон, но и другие авторы, —тот же Эвола. Это была идея «великого тождества», которая, кстати говоря, сразу вызвала у меня внутреннее напряжение.
Внутренний поиск шел у меня на самом глубоком уровне — еще до Гегеля или параллельно ему. Это пыталось как бы выразиться в этой «анфиладе», но не выразилось. Была идея трансцендентного, которая оформилась потом уже на уровне понимания Генона, — параллельно. Оформилась идея «Есть то, чего нет». То есть обратная Пармениду. То, что есть, — того нет. А вот чего нет, — то есть. В конечном счете это кристаллизовалась в глубоком убеждении, что ключевым словом ко всему является «утверждение». Это, собственно, было геноновской позицией, но в одном месте он говорит l’affirmation absolue: за пределами утверждения не может быть ничего, кроме ошибки. Есть утверждение и оно есть абсолютно всё. А вне его — только ошибка, которая не существует. И я сказал себе: стоп! Вот эта «ошибка, которая не существует», — она и есть то, что нас интересует. Ошибка, которая не существует, — она и есть единственно подлинная. Но дальше нужно было организовать диалектический гегелевский путь к этой ошибке, а потом — к её преодолению. Что значит «за пределами утверждения есть только ошибка, которая не существует»? Есть отсутствие. Но значит есть утверждение, которое включает в себя абсолютно все (опять возвращаемся к гегелевскому панлогизму), которое вместе с тем оказывается пустой чашей.
Из автобиографической книги «Сады и пустоши», 2021
#цитата
Инфантилизм геополитического мышления мусульман, ответственных за судьбы своего проекта, будь то в административной или в интеллектуально-теоретической сферах, контрастирует с поразительной живучестью исламской общины в целом, которая как бы почти бессознательно, тем не менее выдерживает громадные невзгоды, обрушивающиеся на нее в течение истории и продолжает распространяться, завоевывая все новые регионы и все новые человеческие пласты в Индии, Африке, Китае, Европе, Америках. Бесспорно, эта стойкость целого вопреки многочисленным дефектам его частей есть прямое проявление покровительства Всевышнего, поддерживающего во имя провиденциальной задачи существование такого особого инструмента,каким является всемирная, всенациональная община монотеистов.
Так или иначе, к началу пятнадцатого столетия своего исторического существования (первый год пятнадцатого века хиджры относится к 1983 году а.д.) умма подошла в тяжелом состоянии с точки зрения своей политической и цивилизационной организации. Несмотря на существование в течение последних шести веков Османского халифата, более или менее защищавшего народы ислама от натиска Запада, значительная часть этих народов, несмотря на отчаянное сопротивление, все же попала под колониальную пяту империализма. Индия моголов, Индонезия, Малайзия, вся Африка (кроме Египта), Средняя Азия, Кавказ — все эти территории контролировались напрямую Британской, Голландской, Российской империями. После 1945 года полтора миллиарда мусульман оказались заложниками примерно шестидесяти национал-бюрократических образований, гордо именующих себя «государствами», во главе которых стоят короли и президенты, ненавидящие ислам, получившие образование в западных центрах, готовящих элиту, лояльную
мировому антиисламскому проекту, и полностью контролируемые доминирующим «мировым сообществом». Коррумпированные клановые режимы, обеспеченные опереточными армиями, выпестованными только для подавления религиозных бунтов, но заведомо неспособными отразить никакую внешнюю угрозу, правят «исламской улицей». Эта «улица» хранит пассионарность фундаментального единобожия, но является отрезанной от интеллектуального ресурса и политических технологий, которые могли бы преобразовать энергию веры в историческую субъектность и политическую власть.
В плане политической самодеятельности исламских низов положение едва ли не столь же трагично. На протяжении десятилетий большая часть политически активных элементов была интегрирована в ихванистское движение в его варьирующихся от страны к стране разновидностях. Ихваны («Братья-мусульмане»), делавшие ставку на легитимные, электоральные процедуры, проиграли повсюду, где можно проиграть. Они привели к власти Гамаля Абдель Насера в Египте и были им впоследствии политически разгромлены и перебиты. Они пришли к власти в Судане под руководством доктора Хасана ат-Тураби, который бездарнейшим образом проиграл все данные ему Всевышним возможности и кончил домашним арестом и «сворачиванием» своего политического проекта. Инициированная им всемирная
Хартумская исламская народная конференция — потенциально замечательный инструмент структурирования глобальной политической субъектности — ничего не сделала за все сессии своей работы, не приняла ни одного стратегического решения, и максимум того, что удалось добиться в ходе этого грандиозного предприятия, было, возможно, знакомство политически ориентированных мусульман из самых разных частей света между собой. Дело «архиважное», но все-таки несоразмерное по сравнению с грандиозностью первоначального замысла!
фрагмент из книги ИСЛАМСКАЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ИНИЦИАТИВА XX ВЕКА, 2005 г.
Инфантилизм геополитического мышления мусульман, ответственных за судьбы своего проекта, будь то в административной или в интеллектуально-теоретической сферах, контрастирует с поразительной живучестью исламской общины в целом, которая как бы почти бессознательно, тем не менее выдерживает громадные невзгоды, обрушивающиеся на нее в течение истории и продолжает распространяться, завоевывая все новые регионы и все новые человеческие пласты в Индии, Африке, Китае, Европе, Америках. Бесспорно, эта стойкость целого вопреки многочисленным дефектам его частей есть прямое проявление покровительства Всевышнего, поддерживающего во имя провиденциальной задачи существование такого особого инструмента,каким является всемирная, всенациональная община монотеистов.
Так или иначе, к началу пятнадцатого столетия своего исторического существования (первый год пятнадцатого века хиджры относится к 1983 году а.д.) умма подошла в тяжелом состоянии с точки зрения своей политической и цивилизационной организации. Несмотря на существование в течение последних шести веков Османского халифата, более или менее защищавшего народы ислама от натиска Запада, значительная часть этих народов, несмотря на отчаянное сопротивление, все же попала под колониальную пяту империализма. Индия моголов, Индонезия, Малайзия, вся Африка (кроме Египта), Средняя Азия, Кавказ — все эти территории контролировались напрямую Британской, Голландской, Российской империями. После 1945 года полтора миллиарда мусульман оказались заложниками примерно шестидесяти национал-бюрократических образований, гордо именующих себя «государствами», во главе которых стоят короли и президенты, ненавидящие ислам, получившие образование в западных центрах, готовящих элиту, лояльную
мировому антиисламскому проекту, и полностью контролируемые доминирующим «мировым сообществом». Коррумпированные клановые режимы, обеспеченные опереточными армиями, выпестованными только для подавления религиозных бунтов, но заведомо неспособными отразить никакую внешнюю угрозу, правят «исламской улицей». Эта «улица» хранит пассионарность фундаментального единобожия, но является отрезанной от интеллектуального ресурса и политических технологий, которые могли бы преобразовать энергию веры в историческую субъектность и политическую власть.
В плане политической самодеятельности исламских низов положение едва ли не столь же трагично. На протяжении десятилетий большая часть политически активных элементов была интегрирована в ихванистское движение в его варьирующихся от страны к стране разновидностях. Ихваны («Братья-мусульмане»), делавшие ставку на легитимные, электоральные процедуры, проиграли повсюду, где можно проиграть. Они привели к власти Гамаля Абдель Насера в Египте и были им впоследствии политически разгромлены и перебиты. Они пришли к власти в Судане под руководством доктора Хасана ат-Тураби, который бездарнейшим образом проиграл все данные ему Всевышним возможности и кончил домашним арестом и «сворачиванием» своего политического проекта. Инициированная им всемирная
Хартумская исламская народная конференция — потенциально замечательный инструмент структурирования глобальной политической субъектности — ничего не сделала за все сессии своей работы, не приняла ни одного стратегического решения, и максимум того, что удалось добиться в ходе этого грандиозного предприятия, было, возможно, знакомство политически ориентированных мусульман из самых разных частей света между собой. Дело «архиважное», но все-таки несоразмерное по сравнению с грандиозностью первоначального замысла!
фрагмент из книги ИСЛАМСКАЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ИНИЦИАТИВА XX ВЕКА, 2005 г.
#цитата
Специфика современного «Израиля» заключается в том, что он только по видимости является «еврейским государством». В действительности — это перелицованный на еврейский фасон анклав Запада на Святой Земле, своеобразное продолжение «иерусалимского королевства» крестоносцев, которое было первым завоеванием Запада в современном империалистическом смысле. Оно принципиально отличалось от экспансии языческого Рима, поскольку проходило под идеологическими лозунгами и представляло собой начало глобальной стратегии вставшего на ноги нового западного проекта, который можно, условно говоря, назвать «Вторым Римом». Эпоха Великих географических открытий, мировых колониальных империй придёт на несколько столетий позже, но её предваряет именно это «государство» крестоносцев на вырванной с кровью из геополитического тела Халифата земле, которая всегда являлась сердцем Единобожия, и которую Запад всегда стремился поставить под свой контроль.
Современный «Израиль» ведёт политику, принципиально отличающуюся от политики своих древних предшественников (древнего царства и Израиля, восстановленного после вавилонского плена): в отличие от них нынешний «Израиль» является клиентом Запада, еврейской перчаткой, надетой на кулак ближневосточной экспансии и колониализма во всех его трансформациях. Нет никаких сомнений в том, что от момента задумки сионистского проекта до момента его реализации в виде «государства Израиль», этим «западным кулаком» являлась железная рука англосаксонского мира.
Сегодня миф о величии Запада, как некоем единственно верном в судьбе человечества алгоритме развития, рушится на наших глазах. Мир обнаруживает, что Запад, оказывается, не идеал человечества! Вместе с выходом этого осознания на глобальный уровень на глазах съёживается и вянет сионистский проект, превращаясь из разящей секиры в железной руке англосаксов в тяжёлую и неприятную обузу, от которой они планируют избавиться.
Специально для Иран.ру 11 января 2013
Специфика современного «Израиля» заключается в том, что он только по видимости является «еврейским государством». В действительности — это перелицованный на еврейский фасон анклав Запада на Святой Земле, своеобразное продолжение «иерусалимского королевства» крестоносцев, которое было первым завоеванием Запада в современном империалистическом смысле. Оно принципиально отличалось от экспансии языческого Рима, поскольку проходило под идеологическими лозунгами и представляло собой начало глобальной стратегии вставшего на ноги нового западного проекта, который можно, условно говоря, назвать «Вторым Римом». Эпоха Великих географических открытий, мировых колониальных империй придёт на несколько столетий позже, но её предваряет именно это «государство» крестоносцев на вырванной с кровью из геополитического тела Халифата земле, которая всегда являлась сердцем Единобожия, и которую Запад всегда стремился поставить под свой контроль.
Современный «Израиль» ведёт политику, принципиально отличающуюся от политики своих древних предшественников (древнего царства и Израиля, восстановленного после вавилонского плена): в отличие от них нынешний «Израиль» является клиентом Запада, еврейской перчаткой, надетой на кулак ближневосточной экспансии и колониализма во всех его трансформациях. Нет никаких сомнений в том, что от момента задумки сионистского проекта до момента его реализации в виде «государства Израиль», этим «западным кулаком» являлась железная рука англосаксонского мира.
Сегодня миф о величии Запада, как некоем единственно верном в судьбе человечества алгоритме развития, рушится на наших глазах. Мир обнаруживает, что Запад, оказывается, не идеал человечества! Вместе с выходом этого осознания на глобальный уровень на глазах съёживается и вянет сионистский проект, превращаясь из разящей секиры в железной руке англосаксов в тяжёлую и неприятную обузу, от которой они планируют избавиться.
Специально для Иран.ру 11 января 2013
#цитата
В платоновском смысле благо – это изобилие совершенного бытия, бытие без дефекта, бытие, потенциал которого нестираем, неистончаем. В монотеистическом Откровении то, что называется «благо», есть совершенная противоположность блага метафизиков, платоновского блага. Сама причастность к субъекту и есть благо. Это «мы» – конус света, рассекающий бесконечность мрака. А все остальное «не мы» есть зло, вселенная раскрашенных камней, великое, прекрасное и бессмысленное бытие. Наибольшим же злом является Великое Существо в центре этой вселенной идолов, идол идолов. Высшее центральное существо во всех языческих традициях – это дьявол Откровения. Подлинный дьявол оказывается, в сущности, сыном земли и неба, блаженным существом, которое пребывает в самосозерцании, будучи первым творением Бога, иными словами архетипом всех последующих существ. Как известно нам из текстов Откровения, дьявол непосредственно говорил с Богом, вел с Ним диалог, спорил, и Бог попустил ему быть Князем мира сего, коим он и является по сей день. Он является мэтром той первой реальности, первой структуры, того логосного космоса, который выведен как порядок из хаоса. Дьявол – это мэтр порядка, хозяин структурированной вселенной, гарант иерархии, гарант жестко эшелонированного бытия. А Бог упраздняет и отменяет всё
это. Бог является тем «черным-чернее-черного», из которого рождается освобождающий свет антисистемы. Только благодаря этому мы обнаруживаем себя на какой-то момент чувствующими существами в качестве обещания, в качестве залога будущей мегатрансформации. Когда мы умираем, различие между нами и простым объектным бытием стирается. В этот момент мы становимся камнем среди камней, свидетель в нас исчезает. Однако внутреннее содержание нашей души, ее запрограммированность картинами, образами, алгоритмами, продолжает
существовать распадаясь. Мир что-то писал на этой доске – надписи остались. Они будут блекнуть, стираться, осыпаться. Другой образ: из кинотеатра ушли зрители. Продолжает работать проектор, и на белом экране идет фильм. Кто же смотрит этот фильм, когда зрители ушли?
Когда зрители уходят из кинотеатра, этот фильм смотрит некто. Если свидетель исчез внутри человека, который умер, то картинки его распадающейся души смотрит Великое Существо, смотрит дьявол. Дьявол является внутренним зрителем трупа после того, как человек умер.
Из книги Г.Джемаля "Новая теология".
В платоновском смысле благо – это изобилие совершенного бытия, бытие без дефекта, бытие, потенциал которого нестираем, неистончаем. В монотеистическом Откровении то, что называется «благо», есть совершенная противоположность блага метафизиков, платоновского блага. Сама причастность к субъекту и есть благо. Это «мы» – конус света, рассекающий бесконечность мрака. А все остальное «не мы» есть зло, вселенная раскрашенных камней, великое, прекрасное и бессмысленное бытие. Наибольшим же злом является Великое Существо в центре этой вселенной идолов, идол идолов. Высшее центральное существо во всех языческих традициях – это дьявол Откровения. Подлинный дьявол оказывается, в сущности, сыном земли и неба, блаженным существом, которое пребывает в самосозерцании, будучи первым творением Бога, иными словами архетипом всех последующих существ. Как известно нам из текстов Откровения, дьявол непосредственно говорил с Богом, вел с Ним диалог, спорил, и Бог попустил ему быть Князем мира сего, коим он и является по сей день. Он является мэтром той первой реальности, первой структуры, того логосного космоса, который выведен как порядок из хаоса. Дьявол – это мэтр порядка, хозяин структурированной вселенной, гарант иерархии, гарант жестко эшелонированного бытия. А Бог упраздняет и отменяет всё
это. Бог является тем «черным-чернее-черного», из которого рождается освобождающий свет антисистемы. Только благодаря этому мы обнаруживаем себя на какой-то момент чувствующими существами в качестве обещания, в качестве залога будущей мегатрансформации. Когда мы умираем, различие между нами и простым объектным бытием стирается. В этот момент мы становимся камнем среди камней, свидетель в нас исчезает. Однако внутреннее содержание нашей души, ее запрограммированность картинами, образами, алгоритмами, продолжает
существовать распадаясь. Мир что-то писал на этой доске – надписи остались. Они будут блекнуть, стираться, осыпаться. Другой образ: из кинотеатра ушли зрители. Продолжает работать проектор, и на белом экране идет фильм. Кто же смотрит этот фильм, когда зрители ушли?
Когда зрители уходят из кинотеатра, этот фильм смотрит некто. Если свидетель исчез внутри человека, который умер, то картинки его распадающейся души смотрит Великое Существо, смотрит дьявол. Дьявол является внутренним зрителем трупа после того, как человек умер.
Из книги Г.Джемаля "Новая теология".
#цитата
Во имя Бога, Милостивого, Милосердного!
Иерусалим — одна из величайших святынь Ислама, символ и крепость Единобожия, от которой во все времена исходил свет Откровения пророков Всевышнего. Его значение невозможно переоценить, он является одним из крупнейших мистических центров мира, к нему во все времена были обращены взоры праведников, исповедовавших Единобожие. Но и силы мрака во все времена стремились захватить этот священный центр, чтобы создать на его месте нечто подобное Святому Городу, только с обратным знаком, поставить на его месте сатанинское, языческое капище. Ведь именно так поступили римские язычники, поставившие на месте святынь Единобожия своих идолов.
Нечто подобное происходит и сейчас, когда вот уже 23 года Иерусалим находится под полным контролем израильских оккупантов. Трагедия Святого Города снова заставляет нас задуматься о том, каков провиденциальный смысл очередного «пленения Иерусалима». Ведь несомненно, что захват Иерусалима сионистами — это знамение. Чтобы понять его смысл, стоит обратиться к истории.
В 1099 году Иерусалим был захвачен крестоносцами, которые создали на месте Палестины Иерусалимское королевство как форпост для дальнейшей войны с мусульманами. И падение Иерусалима стало предвестником глубочайшего кризиса Халифата, и всей Исламской цивилизации в целом, далеко отошедших в то время от духовных и социальных императивов истинного Ислама. В исторической ретроспективе утрата Иерусалима и нашествие крестоносцев предшествовало гораздо более страшному и разрушительному вторжению монголов, разрушившему многое из того, чтобы создано мусульманами за предыдущие века. Таким образом, захват Иерусалима крестоносцами был провиденциальным предупреждением всем мусульманам, призывом к преодолению духовного кризиса.
Таким же предупреждением является и нынешняя оккупация Иерусалима израильскими захватчиками. Потеря Иерусалима — это симптом глубочайшего кризиса, поразившего мировую мусульманскую умму, симптом ее духовного неблагополучия. Причины этого появились не сегодня. Нужно отдать себе отчет в том, что само возникновение сионистского государства, оккупировавшего Иерусалим, стало трагической расплатой за поддержку арабскими элитами стран Антанты (Англии, Франции, США) против Османской Империи в первой мировой войне, за предельную пассивность в годы сионистской колонизации Палестины, за неспособность организовать отпор оккупантам уже после окончания второй мировой войны.
Важнейшая причина этого кризиса связана с тем, что многие мусульманские лидеры не смогли определить единственно верную в нынешних условиях духовную и политическую позицию, впали в иллюзию возможности интеграции исламской уммы в глобальную «мировую цивилизацию», находящуюся под контролем языческого Запада. Отстранение от власти Хасана ат-Тураби, являвшегося для многих «знаковой» фигурой, символизировавшей «исламский путь», но увлекшегося мифом о возможности «договориться» с Западом, найти для Ислама свою «нишу» в глобальном пространстве мировой системы, ясно показало всю наивность и ошибочность таких надежд.
Из выступления на Дне Иерусалима 23 Рамадана 1420 года. (31.12.1999)
Во имя Бога, Милостивого, Милосердного!
Иерусалим — одна из величайших святынь Ислама, символ и крепость Единобожия, от которой во все времена исходил свет Откровения пророков Всевышнего. Его значение невозможно переоценить, он является одним из крупнейших мистических центров мира, к нему во все времена были обращены взоры праведников, исповедовавших Единобожие. Но и силы мрака во все времена стремились захватить этот священный центр, чтобы создать на его месте нечто подобное Святому Городу, только с обратным знаком, поставить на его месте сатанинское, языческое капище. Ведь именно так поступили римские язычники, поставившие на месте святынь Единобожия своих идолов.
Нечто подобное происходит и сейчас, когда вот уже 23 года Иерусалим находится под полным контролем израильских оккупантов. Трагедия Святого Города снова заставляет нас задуматься о том, каков провиденциальный смысл очередного «пленения Иерусалима». Ведь несомненно, что захват Иерусалима сионистами — это знамение. Чтобы понять его смысл, стоит обратиться к истории.
В 1099 году Иерусалим был захвачен крестоносцами, которые создали на месте Палестины Иерусалимское королевство как форпост для дальнейшей войны с мусульманами. И падение Иерусалима стало предвестником глубочайшего кризиса Халифата, и всей Исламской цивилизации в целом, далеко отошедших в то время от духовных и социальных императивов истинного Ислама. В исторической ретроспективе утрата Иерусалима и нашествие крестоносцев предшествовало гораздо более страшному и разрушительному вторжению монголов, разрушившему многое из того, чтобы создано мусульманами за предыдущие века. Таким образом, захват Иерусалима крестоносцами был провиденциальным предупреждением всем мусульманам, призывом к преодолению духовного кризиса.
Таким же предупреждением является и нынешняя оккупация Иерусалима израильскими захватчиками. Потеря Иерусалима — это симптом глубочайшего кризиса, поразившего мировую мусульманскую умму, симптом ее духовного неблагополучия. Причины этого появились не сегодня. Нужно отдать себе отчет в том, что само возникновение сионистского государства, оккупировавшего Иерусалим, стало трагической расплатой за поддержку арабскими элитами стран Антанты (Англии, Франции, США) против Османской Империи в первой мировой войне, за предельную пассивность в годы сионистской колонизации Палестины, за неспособность организовать отпор оккупантам уже после окончания второй мировой войны.
Важнейшая причина этого кризиса связана с тем, что многие мусульманские лидеры не смогли определить единственно верную в нынешних условиях духовную и политическую позицию, впали в иллюзию возможности интеграции исламской уммы в глобальную «мировую цивилизацию», находящуюся под контролем языческого Запада. Отстранение от власти Хасана ат-Тураби, являвшегося для многих «знаковой» фигурой, символизировавшей «исламский путь», но увлекшегося мифом о возможности «договориться» с Западом, найти для Ислама свою «нишу» в глобальном пространстве мировой системы, ясно показало всю наивность и ошибочность таких надежд.
Из выступления на Дне Иерусалима 23 Рамадана 1420 года. (31.12.1999)
#цитата
В контексте противостояния огненного Иблиса и глиняного человека вопрос человеческой истории решается очень просто. Согласно Корану, Бог дал Иблису отсрочку до Судного дня. Это значит, что Иблису было позволено действовать в полном объеме его обольстительной энергетики, позировать в роли единственного господина судеб и единственного первосущества. Это значит, что все традиции, которые не основаны на призыве к чистому единобожию, продолжают воспринимать Иблиса как главное и единственное Существо, модель существа между небом и землей.
Таким образом, жрецы, которые непосредственно наводят этот «мост» между Иблисом и человечеством, предлагают нам способ поэтапно преодолеть нашу глиняную природу, алхимическим путем преодолеть сырость и приблизиться к огненной сущности целым рядом стоянок. Ибо существуют только два вида бессмертия. Одно из них – жреческое бессмертие, основанное на солидарности с Роком, который убивает, то есть отождествление с тем, что косит. А другое бессмертие – это следствие фундаментального изменения порядка вещей, в котором смерти больше нет.
Мы настаиваем на том, что теологическая тема спасения является на самом деле только искаженным отголоском от этой первозданной задачи изменения порядка вещей. Что такое спасение по своей сути? Это ускользание из сетей Рока, желание спастись, перейти через ту
черту Götterdämmerung, через «конец цикла». Но ускользнуть из сетей Рока можно, только уничтожив Рок. Потому что пока Рок есть, ускользнуть из его сетей невозможно. В этом смысле «спасение» есть искаженный, теологизированный, морализированный отголосок первозданной концепции революции пророков, которая в своей доктринальной основе нуждается в очищении, восстановлении и адекватном понимании. Нужно продраться сквозь всю ту шелуху,
которую жрецы, пользующиеся каждым шансом для того, чтобы протащить свое древнее наследие, вновь и вновь навязывают революционному посланию.
Подчеркиваю: когда я говорю слово «революция», то имею в виду нечто, совершенно освобожденное от профанических социальных акцентов, сословных противостояний и классовой борьбы. Я имею в виду фундаментальное существо дела. Первоначальная реальность в своей безграничности, как мы говорили в последней беседе, заряжена кризисом, который очевиден хотя бы уже в том, что если бы бесконечная первоначальная база реальности была бы так уж бесконечна, едина и гомогенна, то тогда бы, при всем соблюдении метафизической логики, неоткуда было бы взяться воспринимающему существу. Само познание было бы невозможно, потому что первозданная реальность была бы неизменно равна себе, не различалась бы внутри себя, и не было бы нас как свидетелей. Мы свидетельствуем только за счет того, что в центре нас есть точка, не тождественная всему. Вот зародыш, зерно, демонстрация того кризиса, который властно требует последней метафизической революции. А что, собственно, такое вообще этот разговор о «ближней жизни» и «дальней жизни», о том, что начнется после того, как земля скорчится, словно береста на огне, а небеса будут разодраны? Разве это не прямое описание революции и того постреволюционного состояния, когда все абсолютно изменится?
Из книги "Новая теология".
В контексте противостояния огненного Иблиса и глиняного человека вопрос человеческой истории решается очень просто. Согласно Корану, Бог дал Иблису отсрочку до Судного дня. Это значит, что Иблису было позволено действовать в полном объеме его обольстительной энергетики, позировать в роли единственного господина судеб и единственного первосущества. Это значит, что все традиции, которые не основаны на призыве к чистому единобожию, продолжают воспринимать Иблиса как главное и единственное Существо, модель существа между небом и землей.
Таким образом, жрецы, которые непосредственно наводят этот «мост» между Иблисом и человечеством, предлагают нам способ поэтапно преодолеть нашу глиняную природу, алхимическим путем преодолеть сырость и приблизиться к огненной сущности целым рядом стоянок. Ибо существуют только два вида бессмертия. Одно из них – жреческое бессмертие, основанное на солидарности с Роком, который убивает, то есть отождествление с тем, что косит. А другое бессмертие – это следствие фундаментального изменения порядка вещей, в котором смерти больше нет.
Мы настаиваем на том, что теологическая тема спасения является на самом деле только искаженным отголоском от этой первозданной задачи изменения порядка вещей. Что такое спасение по своей сути? Это ускользание из сетей Рока, желание спастись, перейти через ту
черту Götterdämmerung, через «конец цикла». Но ускользнуть из сетей Рока можно, только уничтожив Рок. Потому что пока Рок есть, ускользнуть из его сетей невозможно. В этом смысле «спасение» есть искаженный, теологизированный, морализированный отголосок первозданной концепции революции пророков, которая в своей доктринальной основе нуждается в очищении, восстановлении и адекватном понимании. Нужно продраться сквозь всю ту шелуху,
которую жрецы, пользующиеся каждым шансом для того, чтобы протащить свое древнее наследие, вновь и вновь навязывают революционному посланию.
Подчеркиваю: когда я говорю слово «революция», то имею в виду нечто, совершенно освобожденное от профанических социальных акцентов, сословных противостояний и классовой борьбы. Я имею в виду фундаментальное существо дела. Первоначальная реальность в своей безграничности, как мы говорили в последней беседе, заряжена кризисом, который очевиден хотя бы уже в том, что если бы бесконечная первоначальная база реальности была бы так уж бесконечна, едина и гомогенна, то тогда бы, при всем соблюдении метафизической логики, неоткуда было бы взяться воспринимающему существу. Само познание было бы невозможно, потому что первозданная реальность была бы неизменно равна себе, не различалась бы внутри себя, и не было бы нас как свидетелей. Мы свидетельствуем только за счет того, что в центре нас есть точка, не тождественная всему. Вот зародыш, зерно, демонстрация того кризиса, который властно требует последней метафизической революции. А что, собственно, такое вообще этот разговор о «ближней жизни» и «дальней жизни», о том, что начнется после того, как земля скорчится, словно береста на огне, а небеса будут разодраны? Разве это не прямое описание революции и того постреволюционного состояния, когда все абсолютно изменится?
Из книги "Новая теология".
Гейдар_Джемаль_на_«Народном_радио»_Вокруг_полосы_Газы
<unknown>
Гейдар Джемаль, рахимахуЛлах, об истории оккупации Палестины.
#цитата
Палестинцы стали таким же символом неприятия нынешнего социума как евреи до этого были символом принятия и одобрения этого социума. То есть сегодня палестинцы заняли такую же позицию, но с обратным знаком, которую занимали евреи после 45-го года. После того как стали разбираться дела творившиеся в Рейхе, евреи стали символом краха европейской морали, цивилизации и необходимостью создать новое глобальное общество. А сегодня палестинцы заняв такую же позицию, стали разоблачением глобального общества, созданного после 1945-го года. Теперь вопрос ставится ребром: «Ты с Палестиной, или ты против?» и идет жесточайшее размежевание по этому принципу. То есть Палестина превратилась в символ для размежевания всего человечества по поводу принятия или отвержения статус-кво. Вот к чему мы пришли в итоге долгой истории на Ближнем Востоке.
Гейдар Джемаль, фрагмент из выступления 2010 г.
Палестинцы стали таким же символом неприятия нынешнего социума как евреи до этого были символом принятия и одобрения этого социума. То есть сегодня палестинцы заняли такую же позицию, но с обратным знаком, которую занимали евреи после 45-го года. После того как стали разбираться дела творившиеся в Рейхе, евреи стали символом краха европейской морали, цивилизации и необходимостью создать новое глобальное общество. А сегодня палестинцы заняв такую же позицию, стали разоблачением глобального общества, созданного после 1945-го года. Теперь вопрос ставится ребром: «Ты с Палестиной, или ты против?» и идет жесточайшее размежевание по этому принципу. То есть Палестина превратилась в символ для размежевания всего человечества по поводу принятия или отвержения статус-кво. Вот к чему мы пришли в итоге долгой истории на Ближнем Востоке.
Гейдар Джемаль, фрагмент из выступления 2010 г.
#цитата
Я бы назвал политическую философию ислама, которая вытекает из этих принципиальных позиций, связанных с коранической антропологией, политической философией финализма. Политическая философия ислама есть финализм в чистом виде. Как это понять? Вот люди, которые опираются исключительно на принцип познания, заложенный в их восприятии, в восприятии их предков, которым они поклоняются, опыт которых они обожествляют. Про «восприятие» своих учителей, мастеров, которые ими распоряжаются, они считают, что есть среди них мастера и «хозяева знания», которые «открывают» последние глубины мироздания, и, может быть, он-то сам мало что воспринимает, но вот его учителя и мастера воспринимают всё без остатка и без границ. И вот эти люди, которые ориентируются на знания, извлекаемые из «восприятия», утверждают, и словесно, и внутри себя, принцип неопределенности и бесконечности реальности (безграничность, неопределенность, многоформенную трансформабельность). Для них бытие – это некая вязь, как ковер, в котором одно переходит в другое и нет ничему конца: смерть здесь ведёт к жизни где-то в другом мире, в дру- гом плане за какой-то дверью; сама реальность – это волны сменяющих друг друга поколений, и в их интуиции всё подобно воде (вода не имеет в себе ни разрыва, не пустот, она заполняет всё).
Жизнь, бытие, сущее – это как вода, которая не имеет в себе ни трещин, ни проколов, ни разрывов, – и это их фундаментальная позиция. Когда им говоришь, что жизнь конечна и все будет отменено, земля будет уничтожена, небо свернётся, как сухая береста, и сгорит, они говорят: «Нет, это не так – жизнь бесконечна, и даже если кончится одно, то начнется что-нибудь другое: мы переходим из одного в другое…». Они ненавидят идею конца. И таково большинство людей.
Более того, в человеке этот принцип заложен: люди стремятся обеспечить коллективными усилиями вокруг себя поддержание вот этой установки на неопределенность и безграничность. Этому служит их языческая вера в предков, культ предков, этому служит и их языческая вера в потомков, культ потомков: они считают, что они – каждый из них – это звено в бесконечной цепи, идущей из неопределенно далекого прошлого в неопределенно далекое будущее. И хотя каждый из них умрет – «Ну и что? В конце концов, он подобен своим внукам, подобен своим дедам». А то, что он существует здесь и теперь в единственном виде, в единственный момент, и это уникально, – он этого не чувствует и не хочет чувствовать. Более того, когда он сталкивается с этим моментом, он испытывает ужас и дискомфорт, он не хочет знать о щели между мигами, в которой времени нет и которые составляют его единственное здесь и теперь существование. Если он случайно с этим сталкивается, испытывает шок, адреналиновый выброс, у него потом долго дрожат руки, и он говорит: «Да, незадача какая… надо же, испугался… ну бывает». На самом деле он сталкивается с подлинным, но это подлинное уничтожает всё, что он считает своим смыслом. Это подлинное – конечность, финальность.
Из лекции «Смысл времени»
Я бы назвал политическую философию ислама, которая вытекает из этих принципиальных позиций, связанных с коранической антропологией, политической философией финализма. Политическая философия ислама есть финализм в чистом виде. Как это понять? Вот люди, которые опираются исключительно на принцип познания, заложенный в их восприятии, в восприятии их предков, которым они поклоняются, опыт которых они обожествляют. Про «восприятие» своих учителей, мастеров, которые ими распоряжаются, они считают, что есть среди них мастера и «хозяева знания», которые «открывают» последние глубины мироздания, и, может быть, он-то сам мало что воспринимает, но вот его учителя и мастера воспринимают всё без остатка и без границ. И вот эти люди, которые ориентируются на знания, извлекаемые из «восприятия», утверждают, и словесно, и внутри себя, принцип неопределенности и бесконечности реальности (безграничность, неопределенность, многоформенную трансформабельность). Для них бытие – это некая вязь, как ковер, в котором одно переходит в другое и нет ничему конца: смерть здесь ведёт к жизни где-то в другом мире, в дру- гом плане за какой-то дверью; сама реальность – это волны сменяющих друг друга поколений, и в их интуиции всё подобно воде (вода не имеет в себе ни разрыва, не пустот, она заполняет всё).
Жизнь, бытие, сущее – это как вода, которая не имеет в себе ни трещин, ни проколов, ни разрывов, – и это их фундаментальная позиция. Когда им говоришь, что жизнь конечна и все будет отменено, земля будет уничтожена, небо свернётся, как сухая береста, и сгорит, они говорят: «Нет, это не так – жизнь бесконечна, и даже если кончится одно, то начнется что-нибудь другое: мы переходим из одного в другое…». Они ненавидят идею конца. И таково большинство людей.
Более того, в человеке этот принцип заложен: люди стремятся обеспечить коллективными усилиями вокруг себя поддержание вот этой установки на неопределенность и безграничность. Этому служит их языческая вера в предков, культ предков, этому служит и их языческая вера в потомков, культ потомков: они считают, что они – каждый из них – это звено в бесконечной цепи, идущей из неопределенно далекого прошлого в неопределенно далекое будущее. И хотя каждый из них умрет – «Ну и что? В конце концов, он подобен своим внукам, подобен своим дедам». А то, что он существует здесь и теперь в единственном виде, в единственный момент, и это уникально, – он этого не чувствует и не хочет чувствовать. Более того, когда он сталкивается с этим моментом, он испытывает ужас и дискомфорт, он не хочет знать о щели между мигами, в которой времени нет и которые составляют его единственное здесь и теперь существование. Если он случайно с этим сталкивается, испытывает шок, адреналиновый выброс, у него потом долго дрожат руки, и он говорит: «Да, незадача какая… надо же, испугался… ну бывает». На самом деле он сталкивается с подлинным, но это подлинное уничтожает всё, что он считает своим смыслом. Это подлинное – конечность, финальность.
Из лекции «Смысл времени»
#цитата
В метафизике традиционализма тема смерти вообще не стоит. Там существует переход духовного импульса из одного мира в другой – проблема тем самым изначально снята. Смерть как реальность, конец субъекта, как проблема дана только в религии Откровения. Поэтому
обещание Воскресения присуще только авраамической традиции.
Это высшее проявление антисистемности, предельный парадокс. Повтор немыслим, повтор не бывает в контексте бесконечной возможности, как не бывает повтора одного и того же числа на числовой оси. Числовая ось неисчерпаема, поэтому нельзя представить, чтобы на каком-то числе произошла остановка счета. Вместо круга в реальной вселенной возможна только спираль, витки которой прилегают очень близко друг к другу. Если одна точка находится на месте другой, то она есть точно та же самая точка. Повтор невозможен в царстве Логоса. Но Откровение обещает нам этот невозможный повтор, остановку счета, «схлопыва-
ние» числовой оси! Будет восстановлено внутреннее присутствие субъекта здесь и теперь, тайное центральное самоприсутствие каждого Я, которое в каждый данный момент есть и дышит
в нас. Это – искра света, отличающая сообщество тех, кто относит к себе тайное священное местоимение «мы». Откровение обращено именно к тем, кто причастен к этому сообществу, которое соотносит себя с этим местоимением.
Местоимение это есть одно из названий Божьего Духа, вдунутого в глиняную куклу Адама при его творении. Именно поэтому в Коране Бог постоянно говорит о себе: «Мы».
Нахну, арабское «мы», – то, как называет себя Бог в Коране: «Мы сотворили, Мы послали». Это «мы» имеет прямое отношение к тайной инвеституре субъекта, в котором существует причастность к сообществу света вопреки пространству, времени и законам Логоса. Этот конус света, опущенный во тьму, он идет вниз, и он идет в центр ада. Мы, истинное тайное «мы», – всегда в центре ада, потому что мы всегда на противоположной стороне того бытийного блаженства,
которое является сущностью Князя мира сего. И наша задача – это абсолютная революция света, это абсолютная трансформация, когда то, что было внизу, станет вверху, и последние станут первыми. То есть трансформация Вселенной, онтологическая трансформация последней основы, – это и есть рождение, реализация тайны жизни, это и есть приход абсолютно нового на место абсолютно вечного, отмена вечности.
Из книги "Новая теология".
В метафизике традиционализма тема смерти вообще не стоит. Там существует переход духовного импульса из одного мира в другой – проблема тем самым изначально снята. Смерть как реальность, конец субъекта, как проблема дана только в религии Откровения. Поэтому
обещание Воскресения присуще только авраамической традиции.
Это высшее проявление антисистемности, предельный парадокс. Повтор немыслим, повтор не бывает в контексте бесконечной возможности, как не бывает повтора одного и того же числа на числовой оси. Числовая ось неисчерпаема, поэтому нельзя представить, чтобы на каком-то числе произошла остановка счета. Вместо круга в реальной вселенной возможна только спираль, витки которой прилегают очень близко друг к другу. Если одна точка находится на месте другой, то она есть точно та же самая точка. Повтор невозможен в царстве Логоса. Но Откровение обещает нам этот невозможный повтор, остановку счета, «схлопыва-
ние» числовой оси! Будет восстановлено внутреннее присутствие субъекта здесь и теперь, тайное центральное самоприсутствие каждого Я, которое в каждый данный момент есть и дышит
в нас. Это – искра света, отличающая сообщество тех, кто относит к себе тайное священное местоимение «мы». Откровение обращено именно к тем, кто причастен к этому сообществу, которое соотносит себя с этим местоимением.
Местоимение это есть одно из названий Божьего Духа, вдунутого в глиняную куклу Адама при его творении. Именно поэтому в Коране Бог постоянно говорит о себе: «Мы».
Нахну, арабское «мы», – то, как называет себя Бог в Коране: «Мы сотворили, Мы послали». Это «мы» имеет прямое отношение к тайной инвеституре субъекта, в котором существует причастность к сообществу света вопреки пространству, времени и законам Логоса. Этот конус света, опущенный во тьму, он идет вниз, и он идет в центр ада. Мы, истинное тайное «мы», – всегда в центре ада, потому что мы всегда на противоположной стороне того бытийного блаженства,
которое является сущностью Князя мира сего. И наша задача – это абсолютная революция света, это абсолютная трансформация, когда то, что было внизу, станет вверху, и последние станут первыми. То есть трансформация Вселенной, онтологическая трансформация последней основы, – это и есть рождение, реализация тайны жизни, это и есть приход абсолютно нового на место абсолютно вечного, отмена вечности.
Из книги "Новая теология".
#цитата
Мы исходим из того, что бытие и сознание — это абсолютно полярные, противоположные вещи. Более того, сам феномен духа, феномен знания, феномен понимания реальности основан на этом противостоянии, то есть на нетождестве. Не на том, что сознание является функцией бытия, как в понимании традиционного мировоззрения, исходящих от эллинских мыслителей. И Платон, и адвайта-ведантизм учат о триединстве реальности, которая представляет собой бытие-сознание-блаженство. Или как у Платона: бытие, идея, благо. Идея тождественна бытию и является его инвариантом, функцией бытия. И они не отличают сознание как свидетельствование данной реальности «здесь и теперь». Вот собственно и идея.
То есть это некая инверсия идеи, которая, приходя к человеку и действующая через человека, реализует свою онтологическую функцию. На этом основана концепция слияние субъекта и объекта в акте понимания, в акте постижения. То есть субъект и объект — это условные полярности, которые, тем не менее, образуют половинки общего целого. Вот они сливаются как магдебургские полушарии, возникает некое целое. В этом акте исчезает субъект и объект и, вспышкой, озарением проявляется экстатическое постижение бытия, которое есть оно же само бытие в самой истинности.
Мы исходим из противоположной точки зрения. Мы считаем, что субъект и объект не сливаются, потому что не существуют в общем плане. Они не являются полюсами целого. Их полярность — это не полярность понятного нам типа, как, например, Арктика и Антарктида, которые соединены осью земли. Полярность субъекта и объекта — негативная полярность. Важно понять, что это негативная полярность. То есть бытие есть, а сознание — это то, чего нет. Как у Парменида: «бытие есть, небытия нет». Так вот, небытие, которого нет и есть наше сознание.
Бытие есть, оно целое, оно не нуждается ни в каких дополнениях, оно круглое как шар. Бытие — абсолютный объект. Или репрезентация объекта, потому что подлинный объект может стоять несколько дальше.
А вот сознание, как субъект, это то, что не существует, потому что его нет в системе этого шара, и рядом не плавает, с боку не летает. В общем, объект забрал себе всё сущее. А вот субъект остался в чистом отсутствии. Удивительно, что чистое отсутствие находится в центре бытия. Оно центрирует бытие вокруг себя. То есть бытие располагается вокруг этого отсутствия. Можно было бы его игнорировать. Тем не менее бытие оживает как некая утвердительная сущность, как некая утвердительная истина, только за счёт центрирования вокруг этой точки абсолютной оппозиции.
Из лекции «Доктрина финализма», 03 августа 2015
Мы исходим из того, что бытие и сознание — это абсолютно полярные, противоположные вещи. Более того, сам феномен духа, феномен знания, феномен понимания реальности основан на этом противостоянии, то есть на нетождестве. Не на том, что сознание является функцией бытия, как в понимании традиционного мировоззрения, исходящих от эллинских мыслителей. И Платон, и адвайта-ведантизм учат о триединстве реальности, которая представляет собой бытие-сознание-блаженство. Или как у Платона: бытие, идея, благо. Идея тождественна бытию и является его инвариантом, функцией бытия. И они не отличают сознание как свидетельствование данной реальности «здесь и теперь». Вот собственно и идея.
То есть это некая инверсия идеи, которая, приходя к человеку и действующая через человека, реализует свою онтологическую функцию. На этом основана концепция слияние субъекта и объекта в акте понимания, в акте постижения. То есть субъект и объект — это условные полярности, которые, тем не менее, образуют половинки общего целого. Вот они сливаются как магдебургские полушарии, возникает некое целое. В этом акте исчезает субъект и объект и, вспышкой, озарением проявляется экстатическое постижение бытия, которое есть оно же само бытие в самой истинности.
Мы исходим из противоположной точки зрения. Мы считаем, что субъект и объект не сливаются, потому что не существуют в общем плане. Они не являются полюсами целого. Их полярность — это не полярность понятного нам типа, как, например, Арктика и Антарктида, которые соединены осью земли. Полярность субъекта и объекта — негативная полярность. Важно понять, что это негативная полярность. То есть бытие есть, а сознание — это то, чего нет. Как у Парменида: «бытие есть, небытия нет». Так вот, небытие, которого нет и есть наше сознание.
Бытие есть, оно целое, оно не нуждается ни в каких дополнениях, оно круглое как шар. Бытие — абсолютный объект. Или репрезентация объекта, потому что подлинный объект может стоять несколько дальше.
А вот сознание, как субъект, это то, что не существует, потому что его нет в системе этого шара, и рядом не плавает, с боку не летает. В общем, объект забрал себе всё сущее. А вот субъект остался в чистом отсутствии. Удивительно, что чистое отсутствие находится в центре бытия. Оно центрирует бытие вокруг себя. То есть бытие располагается вокруг этого отсутствия. Можно было бы его игнорировать. Тем не менее бытие оживает как некая утвердительная сущность, как некая утвердительная истина, только за счёт центрирования вокруг этой точки абсолютной оппозиции.
Из лекции «Доктрина финализма», 03 августа 2015
#стихи
Я ненавижу жизни ликованье
Еще ужасней смерти черный лик
В каком бреду
Как цепь на наковальне
Земное время мне сковал
Старик?
Я вырву с мясом гвозди, что распяли
Меня на этом солнечном лугу
Достанет сил дракону!
Ведь не я ли
Свой гордый дух
Не раз сгибал в дугу...
Слезятся звезды и луна мигает
Они не знают настоящий зной
Не жалкий жар, который обжигает
А тот прозрачный
Вычурно резной
Пускай магически вокруг заледенеет
Животный трепет млеющей земли
И вместо трав кислотно зеленеет
Букетом в сердце брошенное «пли»
Я в этой глине долго спать не стану
Раскалом тлена разобью мороз
И над могилой обновленным станом
Взойду в снегах
Как колос
Как колосс
И белый ад от савана отступит
И я пройду по белому мосту
Ведь я из тех
Чья плоть навеки тупит
Небесных кар
Стальную остроту
(2001)
Я ненавижу жизни ликованье
Еще ужасней смерти черный лик
В каком бреду
Как цепь на наковальне
Земное время мне сковал
Старик?
Я вырву с мясом гвозди, что распяли
Меня на этом солнечном лугу
Достанет сил дракону!
Ведь не я ли
Свой гордый дух
Не раз сгибал в дугу...
Слезятся звезды и луна мигает
Они не знают настоящий зной
Не жалкий жар, который обжигает
А тот прозрачный
Вычурно резной
Пускай магически вокруг заледенеет
Животный трепет млеющей земли
И вместо трав кислотно зеленеет
Букетом в сердце брошенное «пли»
Я в этой глине долго спать не стану
Раскалом тлена разобью мороз
И над могилой обновленным станом
Взойду в снегах
Как колос
Как колосс
И белый ад от савана отступит
И я пройду по белому мосту
Ведь я из тех
Чья плоть навеки тупит
Небесных кар
Стальную остроту
(2001)
#цитата
Сталинизм может стать глобальным консервативным проектом
Для многих людей сталинизм есть прямое продолжение ленинского большевизма. Однако не случайно то, что многие мыслители приписывали Иосифу Сталину контрреволюционность. На этой почве друг с другом сошлись такие разные люди, как Лев Троцкий и Георгий Федотов. Создание мощной иерархии власти и распределения, имперский пафос, стремление договариваться с буржуазными державами (а не воевать с ними) — подобные реалии сталинской эпохи заставляют усомниться в том, был ли Сталин большевиком и революционером.
Для большинства наших современников сталинизм предстает в образе людей «вчерашнего дня» — людей из малообеспеченных слоев общества или же юных маргиналов, плохо понимающих, о чем речь. Скажи таким людям, что реальный сталинизм окружает нас сегодня со всех сторон, в первую очередь, в так называемых «реформах» — не поверят! Но правда еще невероятнее — возможно, мы стоим на пороге возврата сталинизма — уже в мировом масштабе.
В течение пятнадцати лет после краха Романовых (до 1933 года) сохранялась перспектива выхода революции за пределы СССР и падения капиталистических режимов, по крайней мере в континентальной Европе. Однако этого не произошло, поскольку буквально через несколько лет после прихода к власти большевиков (своего рода неоякобинцев) революционный ленинизм был побежден контрреволюционным сталинизмом.
Это название, связанное с именем Сталина, наиболее точно отражает суть явления, хотя современники пользовались для его описания понятиями, заимствованными из французской истории: жирондизм, термидор, бонапартизм. Сталинизм, обобщая в себе все черты упадка пассионарности и реакции, типичные для минувших революционных попыток, вместе с тем представляет собой фундаментально новое явление. Под лозунгами диктатуры пролетариата к власти в России прорвалась люмпенизированная мелкая буржуазия, предвещая глобальные изменения в расстановке мировых социальных сил.
В самой советской литературе противостоящие друг другу силы ленинизма и сталинизма нашли воплощение в двух предельно концентрированных образах Павки Корчагина, созданного Николаем Островским, и Пьера Скрипкина — персонажа Владимира Маяковского. Как отмечает один из современных исследователей советской истории, Сталин внутренне стоял на позициях близких к мироощущению Скрипкина, но понимал, что с таким «ресурсом» власть перед лицом внутренних и внешних угроз сохранить невозможно. Именно поэтому он был вынужден опираться на риторику и политтехнологии, которые вводили в заблуждение «корчагиных», используя их энергию.
Эта риторика долгое время обманывала и мировое левое движение. Даже те лидеры сопротивления западному капитализму, которые воочию убеждались в перерождении советской власти в СССР, считали необходимым молчать об этом и участвовать в сталинском обмане. Они полагали, что другой политической базы у мировой революции нет. На этих позициях в известной мере стоял даже Троцкий, считавший, что существование СССР надо отстаивать любой ценой. Ведь несмотря на сталинский режим, он все же является государством рабочих и крестьян.
Чем руководствовался лично Сталин, уничтожая своих бывших политических соратников и приводя к власти деидеологизированного люмпена, превращавшегося в его структуре в циничного и наглого бюрократа, озабоченного лишь расширением рамок собственного материального потребления? На наш взгляд, внутренней психологической доминантой Сталина было стремление войти в мировую систему, которая имеет гарантию существования завтра, послезавтра и далее. Войти ее полноправным членом, что можно сделать только силой.
Из статьи "Мировая контрреволюция", 29 февраля 2004 г.
Сталинизм может стать глобальным консервативным проектом
Для многих людей сталинизм есть прямое продолжение ленинского большевизма. Однако не случайно то, что многие мыслители приписывали Иосифу Сталину контрреволюционность. На этой почве друг с другом сошлись такие разные люди, как Лев Троцкий и Георгий Федотов. Создание мощной иерархии власти и распределения, имперский пафос, стремление договариваться с буржуазными державами (а не воевать с ними) — подобные реалии сталинской эпохи заставляют усомниться в том, был ли Сталин большевиком и революционером.
Для большинства наших современников сталинизм предстает в образе людей «вчерашнего дня» — людей из малообеспеченных слоев общества или же юных маргиналов, плохо понимающих, о чем речь. Скажи таким людям, что реальный сталинизм окружает нас сегодня со всех сторон, в первую очередь, в так называемых «реформах» — не поверят! Но правда еще невероятнее — возможно, мы стоим на пороге возврата сталинизма — уже в мировом масштабе.
В течение пятнадцати лет после краха Романовых (до 1933 года) сохранялась перспектива выхода революции за пределы СССР и падения капиталистических режимов, по крайней мере в континентальной Европе. Однако этого не произошло, поскольку буквально через несколько лет после прихода к власти большевиков (своего рода неоякобинцев) революционный ленинизм был побежден контрреволюционным сталинизмом.
Это название, связанное с именем Сталина, наиболее точно отражает суть явления, хотя современники пользовались для его описания понятиями, заимствованными из французской истории: жирондизм, термидор, бонапартизм. Сталинизм, обобщая в себе все черты упадка пассионарности и реакции, типичные для минувших революционных попыток, вместе с тем представляет собой фундаментально новое явление. Под лозунгами диктатуры пролетариата к власти в России прорвалась люмпенизированная мелкая буржуазия, предвещая глобальные изменения в расстановке мировых социальных сил.
В самой советской литературе противостоящие друг другу силы ленинизма и сталинизма нашли воплощение в двух предельно концентрированных образах Павки Корчагина, созданного Николаем Островским, и Пьера Скрипкина — персонажа Владимира Маяковского. Как отмечает один из современных исследователей советской истории, Сталин внутренне стоял на позициях близких к мироощущению Скрипкина, но понимал, что с таким «ресурсом» власть перед лицом внутренних и внешних угроз сохранить невозможно. Именно поэтому он был вынужден опираться на риторику и политтехнологии, которые вводили в заблуждение «корчагиных», используя их энергию.
Эта риторика долгое время обманывала и мировое левое движение. Даже те лидеры сопротивления западному капитализму, которые воочию убеждались в перерождении советской власти в СССР, считали необходимым молчать об этом и участвовать в сталинском обмане. Они полагали, что другой политической базы у мировой революции нет. На этих позициях в известной мере стоял даже Троцкий, считавший, что существование СССР надо отстаивать любой ценой. Ведь несмотря на сталинский режим, он все же является государством рабочих и крестьян.
Чем руководствовался лично Сталин, уничтожая своих бывших политических соратников и приводя к власти деидеологизированного люмпена, превращавшегося в его структуре в циничного и наглого бюрократа, озабоченного лишь расширением рамок собственного материального потребления? На наш взгляд, внутренней психологической доминантой Сталина было стремление войти в мировую систему, которая имеет гарантию существования завтра, послезавтра и далее. Войти ее полноправным членом, что можно сделать только силой.
Из статьи "Мировая контрреволюция", 29 февраля 2004 г.
Ассаламу алейкум! Приветствуем вас, читатели нашего канала!
Проект наших братьев из Кыргызстана, посвящённый раскрытию теории и методологии, разработанной Гейдаром Джемалем. Уже доступен выпуск, который был заблокирован. На данной встрече разбирается очередная фундаментальная тема.
Поддержите пожалуйста канал "Новая теология" подпиской и лайками. ✍️👍 Распространяйте ссылку на него, делитесь впечатлениями в комментариях.
https://youtu.be/x-sXDMagFbg?si=m7iuxNXh8tQuWMd1
Проект наших братьев из Кыргызстана, посвящённый раскрытию теории и методологии, разработанной Гейдаром Джемалем. Уже доступен выпуск, который был заблокирован. На данной встрече разбирается очередная фундаментальная тема.
Поддержите пожалуйста канал "Новая теология" подпиской и лайками. ✍️👍 Распространяйте ссылку на него, делитесь впечатлениями в комментариях.
https://youtu.be/x-sXDMagFbg?si=m7iuxNXh8tQuWMd1
YouTube
Г. Джемаль. Большой социум как проекция Великого Существа. Докладчик Адышев Н.А.
00:00 - Вступление
00:17 - Боль -- основа традиционного общества
01:44 - Большой Социум сожрал Небо и Природу
04:09 - Боль как фактор поиска веры
05:30 - Комфорт основа современного общества
07:25 - Комфорт расчеловечивает: легальный и нелегальный
10:40…
00:17 - Боль -- основа традиционного общества
01:44 - Большой Социум сожрал Небо и Природу
04:09 - Боль как фактор поиска веры
05:30 - Комфорт основа современного общества
07:25 - Комфорт расчеловечивает: легальный и нелегальный
10:40…