📍ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ 🔆Рубрика «Интервью на Форуме «СловоНово»:
«Мы проиграли. Наша эпоха перемен, Михаил Горбачев и перестройка, Андрей Сахаров и «шестидесятники» - мы все проиграли, я об этом говорю уже достаточно давно. Хотя у нас было больше возможностей, чем у тех же «шестидесятников», у нас была возможность победить.
Но при этом у меня в России есть хорошая подруга - знакомая учительница, которая мне уверенно говорит – мои 15 детей не будут поддерживать режим. Это очень важное дело, и она делает его в России.
Сейчас мы фиксируем смерть, а не ставим диагноз. И это работа не врача, а патологоанатома. Давайте посмотрим на происшедшее с точки зрения истории.
Историю интересуют большие массы, цивилизации и народы. Истории не важны подробности. Не важно, что во времена Гитлеровской Германии там жили писатели Гюнтер Грасс и Генрих Бель, Томас Манн и Лион Фейхтвангер. Когда центр тяжести уходит за площадь опоры, рушится вся страна и вся нация. После этого уже говорят только бомбы. История не разбирает биографий, она бьет по площадям. И тогда уже гибнет младенец, который не успел даже понять, что он немец. А просто потому, что тогда он был внутри этой общности, потому что таков исторический счет.
Во времена «империи зла», как называл СССР Рональд Рейган, погибли миллионы афганцев, были убиты более 3000 человек в Будапеште в 1956-ом, были жертвы среди мирного населения в Праге в 1968-ом.
Но внутри СССР в разные годы работали и творили Анна Ахматова, Дмитрий Шостакович, Булат Окуджава, Михаил Жванецкий.
Значит ли наша трагичная история, что жизнь Булата Окуджавы была напрасна? Нет, конечно.
Есть исторический счет, а есть общечеловеческий, гуманитарный. Это другая крупность измерения. Этика Окуджавы не определяла этику развития советского государства, центр тяжести находился совсем в другом районе.
Но миллионы людей слушали его песни, эти же люди и многие другие слушали Владимира Высоцкого, читали Юрия Трифонова, а сейчас читают Дмитрия Муратова и «Новую газету», и слушают Юрия Шевчука. Весь этот громадный труд не напрасен. Идет накопление новых сил, у которых впереди – исторический шанс.
Когда он наступит, мы сейчас не знаем. Но нарыв лопнет, и откроется окно возможностей, в которое ворвется новая этика, родится новая Россия. Когда это окно откроется, вокруг сегодняшних моральных ориентиров окажется много людей, имена которых мы пока не знаем, но там обязательно будут и те 15 человек, которых сегодня воспитывает и учит моя знакомая учительница, о которой я говорил».
📍ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ 🔆Рубрика «Интервью на Форуме «СловоНово»:
«Мы проиграли. Наша эпоха перемен, Михаил Горбачев и перестройка, Андрей Сахаров и «шестидесятники» - мы все проиграли, я об этом говорю уже достаточно давно. Хотя у нас было больше возможностей, чем у тех же «шестидесятников», у нас была возможность победить.
Но при этом у меня в России есть хорошая подруга - знакомая учительница, которая мне уверенно говорит – мои 15 детей не будут поддерживать режим. Это очень важное дело, и она делает его в России.
Сейчас мы фиксируем смерть, а не ставим диагноз. И это работа не врача, а патологоанатома. Давайте посмотрим на происшедшее с точки зрения истории.
Историю интересуют большие массы, цивилизации и народы. Истории не важны подробности. Не важно, что во времена Гитлеровской Германии там жили писатели Гюнтер Грасс и Генрих Бель, Томас Манн и Лион Фейхтвангер. Когда центр тяжести уходит за площадь опоры, рушится вся страна и вся нация. После этого уже говорят только бомбы. История не разбирает биографий, она бьет по площадям. И тогда уже гибнет младенец, который не успел даже понять, что он немец. А просто потому, что тогда он был внутри этой общности, потому что таков исторический счет.
Во времена «империи зла», как называл СССР Рональд Рейган, погибли миллионы афганцев, были убиты более 3000 человек в Будапеште в 1956-ом, были жертвы среди мирного населения в Праге в 1968-ом.
Но внутри СССР в разные годы работали и творили Анна Ахматова, Дмитрий Шостакович, Булат Окуджава, Михаил Жванецкий.
Значит ли наша трагичная история, что жизнь Булата Окуджавы была напрасна? Нет, конечно.
Есть исторический счет, а есть общечеловеческий, гуманитарный. Это другая крупность измерения. Этика Окуджавы не определяла этику развития советского государства, центр тяжести находился совсем в другом районе.
Но миллионы людей слушали его песни, эти же люди и многие другие слушали Владимира Высоцкого, читали Юрия Трифонова, а сейчас читают Дмитрия Муратова и «Новую газету», и слушают Юрия Шевчука. Весь этот громадный труд не напрасен. Идет накопление новых сил, у которых впереди – исторический шанс.
Когда он наступит, мы сейчас не знаем. Но нарыв лопнет, и откроется окно возможностей, в которое ворвется новая этика, родится новая Россия. Когда это окно откроется, вокруг сегодняшних моральных ориентиров окажется много людей, имена которых мы пока не знаем, но там обязательно будут и те 15 человек, которых сегодня воспитывает и учит моя знакомая учительница, о которой я говорил».
"Someone posing as a Ukrainian citizen just joins the chat and starts spreading misinformation, or gathers data, like the location of shelters," Tsekhanovska said, noting how false messages have urged Ukrainians to turn off their phones at a specific time of night, citing cybersafety. "There are a lot of things that Telegram could have been doing this whole time. And they know exactly what they are and they've chosen not to do them. That's why I don't trust them," she said. "We as Ukrainians believe that the truth is on our side, whether it's truth that you're proclaiming about the war and everything else, why would you want to hide it?," he said. Emerson Brooking, a disinformation expert at the Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, said: "Back in the Wild West period of content moderation, like 2014 or 2015, maybe they could have gotten away with it, but it stands in marked contrast with how other companies run themselves today." At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup.
from tr
