Давно заметил: политик становится «видным деятелем», если легко поддается карикатурам. И я тут сейчас безо всякого знака в истории.
Муссолини и Гитлер были просто услада карикатуристов. Или Брежнев и Ельцин.
А вот про Медведева художники мне говорили, что его рисовать трудно, не за что ухватиться. Та же фигня с Макроном или Шольцем – вы помните вообще, как Шольц выглядит?
Зато теперь у нас Трамп, этот парень сделал карикатуру снова великой.
Здесь вот очень скромный набор.
Муссолини и Гитлер были просто услада карикатуристов. Или Брежнев и Ельцин.
А вот про Медведева художники мне говорили, что его рисовать трудно, не за что ухватиться. Та же фигня с Макроном или Шольцем – вы помните вообще, как Шольц выглядит?
Зато теперь у нас Трамп, этот парень сделал карикатуру снова великой.
Здесь вот очень скромный набор.
#людиХ
Лучшие продавщицы всегда в цветочных. Самые милые и разговорчивые.
Захожу как-то за цветами, шел домой от метро.
Крохотный магазинчик, наверно два на три метра. Там продавщица, она же хозяйка, лет сорок пять, Маша зовут. (Да, я спросил.)
А кто, говорю, их вам привозит – цветы?
«Так сама везу с базы, из Каширы, – отвечает Маша, увязывая мне тюльпаны. – Вон в таких коробках».
Коробки за дверью, огромные.
Ого, говорю, как же они в машину влезают?
«Нормально! У меня лексус эр икс»
Так вы, значит, богатая женщина?
«Не я. Муж. Он в банке работает. Подарил вот машину».
Но зачем тогда вам работать с таким дивным мужем? Сидели бы дома, ходили на маникюр.
«А радость? С цветами – это же радость».
Вы тут исключительно, уточняю, ради нее?
«Конечно! – смеется. – А ради чего?»
Но выходит, говорю, муж вам не дарит цветы? Если вы в цветах и так каждый день.
«Дарит, еще как дарит! Он сам цветы очень любит. Розы на даче разводит».
Лучшие продавщицы всегда в цветочных. Самые милые и разговорчивые.
Захожу как-то за цветами, шел домой от метро.
Крохотный магазинчик, наверно два на три метра. Там продавщица, она же хозяйка, лет сорок пять, Маша зовут. (Да, я спросил.)
А кто, говорю, их вам привозит – цветы?
«Так сама везу с базы, из Каширы, – отвечает Маша, увязывая мне тюльпаны. – Вон в таких коробках».
Коробки за дверью, огромные.
Ого, говорю, как же они в машину влезают?
«Нормально! У меня лексус эр икс»
Так вы, значит, богатая женщина?
«Не я. Муж. Он в банке работает. Подарил вот машину».
Но зачем тогда вам работать с таким дивным мужем? Сидели бы дома, ходили на маникюр.
«А радость? С цветами – это же радость».
Вы тут исключительно, уточняю, ради нее?
«Конечно! – смеется. – А ради чего?»
Но выходит, говорю, муж вам не дарит цветы? Если вы в цветах и так каждый день.
«Дарит, еще как дарит! Он сам цветы очень любит. Розы на даче разводит».
Знаете, как по-тайски будет «да»? Легко запомнить. Да – это «чай». Причем, это такое уверенное да. Крепкий чай.
Поэтому если девушка-тайка сказала «чай», то будет и кофе с утра.
Поэтому если девушка-тайка сказала «чай», то будет и кофе с утра.
Мне было лет двенадцать, когда увидел этот рисунок в каком-то альбоме и офигел – не знаю, как еще квалифицировать ту полудетскую эмоцию. Ну как это он – несколько линий и вот она, женщина, смотрит, живет. Особенно руки меня поразили.
До этого я, советский школьник, считал, что круче васнецовской аленушки достижений в живописи быть не может. А тут здрасьте, этот… как его – Матисс.
Быть может, ровно в тот момент, когда я увидел эту женщину с распущенными волосами, что-то начало меняться внутри советского школьника.
Ее звали Аннлис Нельк, молодая голландская художница. С маленьким сыном она уехала из оккупированной Голландии. И жила по соседству с Матиссом в городке Ванс близ Канн. Матисс нанял ее как модель и еще давал мелкие поручения, заодно она немного училась.
Ничего романтического, просто работа.
Матисс сделал с ней много рисунков-набросков, он тогда занимался книжными иллюстрациями. И точно не мог представить, что спустя много лет один из них изменит мир простодушного советского школьника.
До этого я, советский школьник, считал, что круче васнецовской аленушки достижений в живописи быть не может. А тут здрасьте, этот… как его – Матисс.
Быть может, ровно в тот момент, когда я увидел эту женщину с распущенными волосами, что-то начало меняться внутри советского школьника.
Ее звали Аннлис Нельк, молодая голландская художница. С маленьким сыном она уехала из оккупированной Голландии. И жила по соседству с Матиссом в городке Ванс близ Канн. Матисс нанял ее как модель и еще давал мелкие поручения, заодно она немного училась.
Ничего романтического, просто работа.
Матисс сделал с ней много рисунков-набросков, он тогда занимался книжными иллюстрациями. И точно не мог представить, что спустя много лет один из них изменит мир простодушного советского школьника.
Ее у нас больше знают, как бывшую подругу Маска. И зря.
Хоть я не особо люблю электронщину, но здесь девушка очень талантлива и хороша.
Известна миру как Граймс, а в жизни зовут Клэр Элиз Буше. Проживает в Ванкувере, хоть тот же Маск считает Канаду «ненастоящей страной».
В 2015 году она выпустила альбом Art Angels, который стал общим «вау». (Да, моя рубрика «музло с утра»)
Напористый, яркий, с ее высоким, чуть неземным голосом. Все песни Граймс пишет сама, а для этого альбома даже научилась играть на гитаре, поскольку не хотела чисто электронного звука. Говорит, что вдохновлялась Боуи и Queen. Не худшие образцы.
Записала все в своей домашней студии, без ансамбля.
Рука на фото не моя.
Хоть я не особо люблю электронщину, но здесь девушка очень талантлива и хороша.
Известна миру как Граймс, а в жизни зовут Клэр Элиз Буше. Проживает в Ванкувере, хоть тот же Маск считает Канаду «ненастоящей страной».
В 2015 году она выпустила альбом Art Angels, который стал общим «вау». (Да, моя рубрика «музло с утра»)
Напористый, яркий, с ее высоким, чуть неземным голосом. Все песни Граймс пишет сама, а для этого альбома даже научилась играть на гитаре, поскольку не хотела чисто электронного звука. Говорит, что вдохновлялась Боуи и Queen. Не худшие образцы.
Записала все в своей домашней студии, без ансамбля.
Рука на фото не моя.
Аэропорт Самуи. Очередь. Передо мной большая семья с детьми. Ставлю на пол сумку, чуть отхожу, чтобы глянуть расписание, метра на два буквально.
Дядька из этой семьи оборачивается, видит сумку, тут же начинает кричать: Who’s bag?!
Да моя, говорю, моя.
Дядька улыбается: а, сорри, окей.
Разумеется, у них оказались израильские паспорта.
Дядька из этой семьи оборачивается, видит сумку, тут же начинает кричать: Who’s bag?!
Да моя, говорю, моя.
Дядька улыбается: а, сорри, окей.
Разумеется, у них оказались израильские паспорта.
Ура. У нас появился День архитектора, сегодня опубликован указ Мишустина.
Это будет первый - внимание! - понедельник июля.
То есть не воскресенье, как, скажем, у медиков или геологов. А понедельник.
Чтобы праздновали с ватманом и кульманом.
Это будет первый - внимание! - понедельник июля.
То есть не воскресенье, как, скажем, у медиков или геологов. А понедельник.
Чтобы праздновали с ватманом и кульманом.
Вечерний Бангкок обрушил на меня все соблазны.
Сперва рикша на улице тихо спросил: «Бум-бум?»
Какой еще бумбум, говорю.
Объяснил: «Леди бумбум». И жестом дополнил для ясности.
Ноу, говорю, не бумбум.
Потом дяденька в маленьком черном платье заманивал хриплым ласковым голосом.
Ему тоже я отказал.
Из всех бумбумов я выбрал самый проверенный. Острый салат.
Сперва рикша на улице тихо спросил: «Бум-бум?»
Какой еще бумбум, говорю.
Объяснил: «Леди бумбум». И жестом дополнил для ясности.
Ноу, говорю, не бумбум.
Потом дяденька в маленьком черном платье заманивал хриплым ласковым голосом.
Ему тоже я отказал.
Из всех бумбумов я выбрал самый проверенный. Острый салат.
#людиХ
Работал я сторожем. Сутки через трое. Лето, юность, деньги нужны. Охранял какой-то стройтрест в ветхом здании – прямо рядом с высоткой на Баррикадной. Давно уже нет этого дома.
Сижу как-то вечером в утлой моей комнатенке, где лишь кровать, шкаф и стаканы с электрочайником.
Вдруг за окном работяги, три человека. Кажется, из моего же стройтреста. Уселись на лавочку, достают коньяк, и давай из горла.
Выхожу к ним: «Мужики, так не годится, вот стаканы нормальные».
Они тут же меня позвали выпить, полстакана налили. Сказали, что водка – это скучно, а коньяк – то что надо. Научили коньяк закусывать: просто куском рафинада.
Дворик, липы, мы сидим вчетвером, хорошо. Тут один возьми и спроси, на кого я учусь. На филолога, отвечаю. Литература, язык, все дела.
«Ох ты ептыть! – говорит – Молодец! А у нас Володя читает Есенина. Володь, ну давай!»
Володя, самый тихий из них, очень смутился. Но коньяку выпил для храбрости, начал: «Ты жива еще моя старушка жив и я привет тебе привет…»
Задумался: «Чо там дальше? Что-то про избушку… Нихуя не помню уже…»
Остальные недоумевают: «Ну Вов, ну как так, ну Есенин же!»
И мне бы Володе помочь, я ж филолог, ептыть. Но сам не помню. Что-то клубится там у старушки…
Но мы выпили за Есенина, потом за старушку, потом за все лучшее. Темнело, над Садовым кольцом струился вечерний и несказанный свет.
Работал я сторожем. Сутки через трое. Лето, юность, деньги нужны. Охранял какой-то стройтрест в ветхом здании – прямо рядом с высоткой на Баррикадной. Давно уже нет этого дома.
Сижу как-то вечером в утлой моей комнатенке, где лишь кровать, шкаф и стаканы с электрочайником.
Вдруг за окном работяги, три человека. Кажется, из моего же стройтреста. Уселись на лавочку, достают коньяк, и давай из горла.
Выхожу к ним: «Мужики, так не годится, вот стаканы нормальные».
Они тут же меня позвали выпить, полстакана налили. Сказали, что водка – это скучно, а коньяк – то что надо. Научили коньяк закусывать: просто куском рафинада.
Дворик, липы, мы сидим вчетвером, хорошо. Тут один возьми и спроси, на кого я учусь. На филолога, отвечаю. Литература, язык, все дела.
«Ох ты ептыть! – говорит – Молодец! А у нас Володя читает Есенина. Володь, ну давай!»
Володя, самый тихий из них, очень смутился. Но коньяку выпил для храбрости, начал: «Ты жива еще моя старушка жив и я привет тебе привет…»
Задумался: «Чо там дальше? Что-то про избушку… Нихуя не помню уже…»
Остальные недоумевают: «Ну Вов, ну как так, ну Есенин же!»
И мне бы Володе помочь, я ж филолог, ептыть. Но сам не помню. Что-то клубится там у старушки…
Но мы выпили за Есенина, потом за старушку, потом за все лучшее. Темнело, над Садовым кольцом струился вечерний и несказанный свет.
Все хорошо у Петросяна, его уже выписали. Евгений Ваганович непобедим, мы еще похохочем.
Стал у нас моден этот покрой. И тут как раз в Бангкоке нашел ателье, где шьют такие костюмы, но даже лучше. Вот этот пиджак золотой, от него сияние исходит.
С мастером познакомился, договорился о скидке.
С мастером познакомился, договорился о скидке.
Фильм страшно обругали, в первую очередь за то, что все там придумано. И молодой герой, который попадает к великому, но уже пожилому Дали, и вся история, как за него подделывали автографы на принтах, лишь бы нажиться, и отношения с полоумной женой…
В нашем прокате фильм назвали «Быть Сальвадором Дали». Дали играет Бен Кингсли, его жену – Барбара Зуков, фильм сняла Мэри Хэррон в 2022 году, а это моя рубрика «художник в картине».
Все происходит в НЙ, в середине 70-х, когда звенел глэм-рок и звезды ходили блестящие.
Дали тут уставший давно от всего, но молодежь еще заводит его, а вот Гала Дали – алчная, похотливая стерва. И Дали целиком зависит от Галы, что скажет – то он и делает.
В общем, его зависимость от жены – штука известная. Как и то, что Гала была рада, когда явилась Аманда Лир и начала развлекать старика – да, она тоже есть в фильме.
Но фигня в том, что Дали сам был тот еще мифологизатор и шоумен. Поэтому любая трактовка годится.
А так, это история двух стариков, проживших рядом огромную пеструю жизнь. Быть вместе трудно, отдельно – нельзя. Просто одного зовут Сальвадор, а вторую Елена.
В нашем прокате фильм назвали «Быть Сальвадором Дали». Дали играет Бен Кингсли, его жену – Барбара Зуков, фильм сняла Мэри Хэррон в 2022 году, а это моя рубрика «художник в картине».
Все происходит в НЙ, в середине 70-х, когда звенел глэм-рок и звезды ходили блестящие.
Дали тут уставший давно от всего, но молодежь еще заводит его, а вот Гала Дали – алчная, похотливая стерва. И Дали целиком зависит от Галы, что скажет – то он и делает.
В общем, его зависимость от жены – штука известная. Как и то, что Гала была рада, когда явилась Аманда Лир и начала развлекать старика – да, она тоже есть в фильме.
Но фигня в том, что Дали сам был тот еще мифологизатор и шоумен. Поэтому любая трактовка годится.
А так, это история двух стариков, проживших рядом огромную пеструю жизнь. Быть вместе трудно, отдельно – нельзя. Просто одного зовут Сальвадор, а вторую Елена.
В Таиланд его отправили как американского разведчика. Была особая миссия – против японцев, шла Вторая мировая война.
Джим Томпсон вырос в богатой семье, получил архитектурное образование в Принстоне, был спортсменом, красавцем, любил русский балет и рисунки Бакста.
Но в начале Второй мировой пошел на военную службу и попал в OSS, предтечу ЦРУ. Его забрасывали буквально на парашюте в страны Европы, он прошел курс выживания на Цейлоне, он был супергероем.
А миссия в Таиланде оказалась уже не нужна, война закончилась.
Но Джим полюбил Таиланд. Остался. И как-то увидел здешний шелк. Узнал, что некогда тайцы им славились, но ремесло почти умерло.
Томпсон решил его возродить. Все-таки он был из семьи текстильного магната. Наладил производство, закупил оборудование и красители. Некоторые цвета для тканей он заимствовал у любимого Бакста.
Но главное – сбыть. Ну он же разведчик, понимал, как воздействовать. Хитроумный Джим даже сумел отправить шелка Эдне Чейз, всемогущей редакторке Voguе. И про его шелка написали.
Дело пошло. Тайцы Джима просто боготворили: он дал им работу. И до сих пор боготворят. Есть бренд Jim Thompson.
В центре Бангкока, на одном из каналов, стоит дом-музей, его спроектировал лично Томпсон, и вчера я там побывал. Он собирал искусство Юго-Восточной Азии – вот тут у меня шкафчик с китайским старинным фарфором – в стекле блик окна напротив, за ним дивный сад, тоже посаженный Джимом.
Занесет вас в Бангкок – зайдите к Джиму, пускают только с экскурсиями, но они чуть ли не каждые десять минут.
…Исчез он загадочно в марте 1967 года, был с подругой в горах Малайзии, рано утром один вышел из дома, пропал навсегда. Искали долго, повсюду, и ничего.
Осталась коллекция и воспоминания об удивительной жизни Джима Томпсона. О которой американцы почему-то до сих пор не сняли байопик.
Джим Томпсон вырос в богатой семье, получил архитектурное образование в Принстоне, был спортсменом, красавцем, любил русский балет и рисунки Бакста.
Но в начале Второй мировой пошел на военную службу и попал в OSS, предтечу ЦРУ. Его забрасывали буквально на парашюте в страны Европы, он прошел курс выживания на Цейлоне, он был супергероем.
А миссия в Таиланде оказалась уже не нужна, война закончилась.
Но Джим полюбил Таиланд. Остался. И как-то увидел здешний шелк. Узнал, что некогда тайцы им славились, но ремесло почти умерло.
Томпсон решил его возродить. Все-таки он был из семьи текстильного магната. Наладил производство, закупил оборудование и красители. Некоторые цвета для тканей он заимствовал у любимого Бакста.
Но главное – сбыть. Ну он же разведчик, понимал, как воздействовать. Хитроумный Джим даже сумел отправить шелка Эдне Чейз, всемогущей редакторке Voguе. И про его шелка написали.
Дело пошло. Тайцы Джима просто боготворили: он дал им работу. И до сих пор боготворят. Есть бренд Jim Thompson.
В центре Бангкока, на одном из каналов, стоит дом-музей, его спроектировал лично Томпсон, и вчера я там побывал. Он собирал искусство Юго-Восточной Азии – вот тут у меня шкафчик с китайским старинным фарфором – в стекле блик окна напротив, за ним дивный сад, тоже посаженный Джимом.
Занесет вас в Бангкок – зайдите к Джиму, пускают только с экскурсиями, но они чуть ли не каждые десять минут.
…Исчез он загадочно в марте 1967 года, был с подругой в горах Малайзии, рано утром один вышел из дома, пропал навсегда. Искали долго, повсюду, и ничего.
Осталась коллекция и воспоминания об удивительной жизни Джима Томпсона. О которой американцы почему-то до сих пор не сняли байопик.