Наивная политология

(часть 5)

Так в своём знаменитой «Слове о власти и чести доской...», произнесённом в присутствии царя и столичной знати в Вербное воскресенье 1718 года, к самом разгаре политических процессов против врагов отечества Прокопович смело изобразил монарха как обладателя огромной потенции, который «во всём обновил, или паче отродил, Россию»(12).
В рамках парадигмы московского барокко эти политические аллегории могли быть связаны как с интерпретациями классических античных мифов, так и с понятиями современной Прокоповичу натуральной философии. Так, например, можно привести другое объяснение, почему царь и его придворные надевали маски выпивох-распутников, последователей бога вина Бахуса: между употреблением спиртного и достижением мужчиной половой зрелости предполагалась тесная связь. Общим местом медицинских наставлений эпохи раннего Нового времени были интерпретации высказывания римского поэта Теренция: «Без Бахуса Венера увядает»(13). В этих же текстах содержатся рассуждения о связях между вином и мужским семенем, глухие ополоски которых можно расслышать в богословских диспутах «о душе» московского двора конца ХVII века, и даже в корреспонденции царя с его приближёнными. Так во время диспута 15 марта 1685 года между братьями Лихудами и Яном Белобоцким, своеобразного «учёного турнира, происходившего в присутствии братьев вдовствующей царицы Марфы Матвеевны Апраксиной (супруги царя Фёдора Алексеевича), племянника патриарха Иоакима — Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина, переводчика Посольского приказа Николая [Милеску]-Слафария и многих других знатных персон», обсуждался следующий «философский» вопрос: «Рождается ли душа от Семене мужеска или посылается от вне, рекши от бога?»(14) Как видно из этого перечня лиц, некоторые из присутствовавших придворных входили во двор молодого Петра. Это были прежде всего братья Апраксины, позднее занимавшие высокие посты в «регулярном государстве», и свойственник патриарха боярин И. А. Мусин-Пушкин, слывший внебрачным сыном царя Алексея Михайловича и, таким образом, также и сводным братом Петра. Об осведомлённости самого Петра в этой медицинкой литературе свидетельствует отражение идей Гиппократа и Галена в его переписке с Гавриилом Ивановичем Головкиным, например, в письме от 24 июня 1696 года(15).
Конечно, новая Россия не произросла из головы Петра, как Афина — из головы Зевса, и не была вылеплена, как Галатея Пигмалионом, несмотря на популярность последнего образа в иконографии Петра(16). И не оплодотворил её своим боговдохновлённым семенем Царь-Фаллос. Тем не менее, как и античные мифы, российские фантазии на тему государевой мужской силы имели самостоятельную жизнь и значение. Для нас они важны тем, что проливают свет на проблему, как основатели великодержавной Российской империи видели своё детище. Анализ фаллического личного культа царя демонстрирует, что для Петра и его наиболее преданных сторонников, и русского, и иностранного происхождения, реформы в России были не только результатом импорта рациональных бюрократических технологий власти. Они также были следствием проявления политической воли, ассоциировавшейся с мужественностью творца империи и членов его «кумлании».
О том, что Пётр находил этот непристойный вид остроумия наиболее выгодным и забавным, свидетельствуют неприличные псевдонимы, которые он сам присвоил членам пародийного освящённого собора Преображённого царства. Список слуг «архикнязь-папы» датируется началом 1720-х, то есть хронологически совпадает со временем составления устава «Великобританского монастыря». Сам Пётр там фигурирует как «архидьякон Пахом Пихай х.. Михайлов»’’. В этой сложной филологической конструкции обыгрывается и русская средневековая манера уничижительного написания имени человека с полуотчеством, и распространённое среди священнослужителей имя «Пахомий», которое по созвучию объединяется с русским обозначением места расположения на теле срамных органов (пах).

(часть 7)

www.group-telegram.com/tr/greyshemes.com/3790

809 viewsedited  Jun 30, 2023 at 08:24

(часть 5)

Так в своём знаменитой «Слове о власти и чести доской...», произнесённом в присутствии царя и столичной знати в Вербное воскресенье 1718 года, к самом разгаре политических процессов против врагов отечества Прокопович смело изобразил монарха как обладателя огромной потенции, который «во всём обновил, или паче отродил, Россию»(12).
В рамках парадигмы московского барокко эти политические аллегории могли быть связаны как с интерпретациями классических античных мифов, так и с понятиями современной Прокоповичу натуральной философии. Так, например, можно привести другое объяснение, почему царь и его придворные надевали маски выпивох-распутников, последователей бога вина Бахуса: между употреблением спиртного и достижением мужчиной половой зрелости предполагалась тесная связь. Общим местом медицинских наставлений эпохи раннего Нового времени были интерпретации высказывания римского поэта Теренция: «Без Бахуса Венера увядает»(13). В этих же текстах содержатся рассуждения о связях между вином и мужским семенем, глухие ополоски которых можно расслышать в богословских диспутах «о душе» московского двора конца ХVII века, и даже в корреспонденции царя с его приближёнными. Так во время диспута 15 марта 1685 года между братьями Лихудами и Яном Белобоцким, своеобразного «учёного турнира, происходившего в присутствии братьев вдовствующей царицы Марфы Матвеевны Апраксиной (супруги царя Фёдора Алексеевича), племянника патриарха Иоакима — Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина, переводчика Посольского приказа Николая [Милеску]-Слафария и многих других знатных персон», обсуждался следующий «философский» вопрос: «Рождается ли душа от Семене мужеска или посылается от вне, рекши от бога?»(14) Как видно из этого перечня лиц, некоторые из присутствовавших придворных входили во двор молодого Петра. Это были прежде всего братья Апраксины, позднее занимавшие высокие посты в «регулярном государстве», и свойственник патриарха боярин И. А. Мусин-Пушкин, слывший внебрачным сыном царя Алексея Михайловича и, таким образом, также и сводным братом Петра. Об осведомлённости самого Петра в этой медицинкой литературе свидетельствует отражение идей Гиппократа и Галена в его переписке с Гавриилом Ивановичем Головкиным, например, в письме от 24 июня 1696 года(15).
Конечно, новая Россия не произросла из головы Петра, как Афина — из головы Зевса, и не была вылеплена, как Галатея Пигмалионом, несмотря на популярность последнего образа в иконографии Петра(16). И не оплодотворил её своим боговдохновлённым семенем Царь-Фаллос. Тем не менее, как и античные мифы, российские фантазии на тему государевой мужской силы имели самостоятельную жизнь и значение. Для нас они важны тем, что проливают свет на проблему, как основатели великодержавной Российской империи видели своё детище. Анализ фаллического личного культа царя демонстрирует, что для Петра и его наиболее преданных сторонников, и русского, и иностранного происхождения, реформы в России были не только результатом импорта рациональных бюрократических технологий власти. Они также были следствием проявления политической воли, ассоциировавшейся с мужественностью творца империи и членов его «кумлании».
О том, что Пётр находил этот непристойный вид остроумия наиболее выгодным и забавным, свидетельствуют неприличные псевдонимы, которые он сам присвоил членам пародийного освящённого собора Преображённого царства. Список слуг «архикнязь-папы» датируется началом 1720-х, то есть хронологически совпадает со временем составления устава «Великобританского монастыря». Сам Пётр там фигурирует как «архидьякон Пахом Пихай х.. Михайлов»’’. В этой сложной филологической конструкции обыгрывается и русская средневековая манера уничижительного написания имени человека с полуотчеством, и распространённое среди священнослужителей имя «Пахомий», которое по созвучию объединяется с русским обозначением места расположения на теле срамных органов (пах).

(часть 7)

BY Наивная политология