В честь отмены русской культуры, сносов памятнику Алесандру Сергеевичу и сегодняшнего Дня рождения поэта, вот что хочется сказать.
Мы не знаем и не понимаем русскую культуру, как стоящие в упор к стволу огромного дерева: мы видим кору, видим вздыбленные отростки исполинских корней, белка вот мимо нас пробежала по своим делам, ветка свисает, а всего дерева не видим.
Абсолютному большинству населения России и русскоязычных стран кажется, что Пушкин – это почти детский поэт, часть школьного курса, на его произведениях учатся читать и писать, ну и всё, после школы он не нужен.
Но Пушкин, это та корневая система огромного дерева, от которой мы видим лишь верхушки колоссальных отростков, вырвавшихся из-под земли.
Что такое Пушкин на самом деле можно судить по комментариям к роману «Евгению Онегину», который принято считать легковесным сериальным романом в стихах, несложной массовой литературой начала XIX века. При этом комментарии к «несложной массовой литературе» у Лотмана это книга на 400 страниц, у Набокова на 1000. Лотман только названию, посвящению и эпиграфу посвящает 17 страниц, Набоков 32. Лотман первую строфу «Мой дядя самых честных правил…» разбирает 3 страницы, Набоков 7. Более того, ни один из них так и не доходит и не разбирает ключевой эвфемизм строфы «уважать себя заставил» в смысле «умер».
И Набоков, и Лотман пишут, что формат даже самых развернутых комментариев не позволяет описать полностью «Онегина», раскрыть все смыслы, для этого понадобилось бы многотомное издание.
А ведь это, повторяюсь, произведение легкого жанра, написанное на заре становления русской литературной традиции, а перед нами уже многослойный текст, к каждой строчке которого прикручена гиперссылка на несколько страниц, объясняющих все сложность, казалось бы, максимально простого текста.
На примере Пушкина и «Евгения Онегина» легче всего понять, что случилось с русской культурой и почему её отмена – это возможность для переосмысления. Дело в том, что Пушкин –элитарная литература, хоть зачастую шутки ради загнанная в легкий жанр, тогда это всем было понятно, и здесь, и за границей. И за Пушкиным, как настоящим родоначальником до сих пор существующей русской словесности, и вся остальная русская литература, да и культура в целом, приобрели элитарные свойства. Русская культура – культура не для всех, чтобы понимать ее нужен специальный декодер в голове, в виде качественных филологических знаний и нетривиальной эрудиции.
Но сейчас этот статус исчез, размылся. Советское школьное образование, механические подражая царскому, нашпиговало уроки литературы гигантскими объемами классики, а понятийного аппарата, которым владели дореволюционные гимназисты, не давала. Таким образом элитарная литература превратилась в массовую и плохую, поскольку этим массам в основном непонятную, точнее понятную лишь 10-20%.
Не уверен, что в России в ближайшее время возможно возвращение к дореволюционным стандартам преподавания литературы. Но запреты на западе могут вернуть интерес к российской культуре, не как к массовой части глобальной, а как к запретной, а поэтому уже элитарной. Пускай американские подростки создают фандомы по Евгению Онегину в даркнете и спорят о том, как трактовать ту или иную строчку – по Лотману или Набокову. Пускай японские устраивают закрытые косплей-фесты по «Войне и миру», пускай французские прячут от родителей «Преступление и наказание».
Рано или поздно, как и всякая молодежная, эта мода докатится до России.
В честь отмены русской культуры, сносов памятнику Алесандру Сергеевичу и сегодняшнего Дня рождения поэта, вот что хочется сказать.
Мы не знаем и не понимаем русскую культуру, как стоящие в упор к стволу огромного дерева: мы видим кору, видим вздыбленные отростки исполинских корней, белка вот мимо нас пробежала по своим делам, ветка свисает, а всего дерева не видим.
Абсолютному большинству населения России и русскоязычных стран кажется, что Пушкин – это почти детский поэт, часть школьного курса, на его произведениях учатся читать и писать, ну и всё, после школы он не нужен.
Но Пушкин, это та корневая система огромного дерева, от которой мы видим лишь верхушки колоссальных отростков, вырвавшихся из-под земли.
Что такое Пушкин на самом деле можно судить по комментариям к роману «Евгению Онегину», который принято считать легковесным сериальным романом в стихах, несложной массовой литературой начала XIX века. При этом комментарии к «несложной массовой литературе» у Лотмана это книга на 400 страниц, у Набокова на 1000. Лотман только названию, посвящению и эпиграфу посвящает 17 страниц, Набоков 32. Лотман первую строфу «Мой дядя самых честных правил…» разбирает 3 страницы, Набоков 7. Более того, ни один из них так и не доходит и не разбирает ключевой эвфемизм строфы «уважать себя заставил» в смысле «умер».
И Набоков, и Лотман пишут, что формат даже самых развернутых комментариев не позволяет описать полностью «Онегина», раскрыть все смыслы, для этого понадобилось бы многотомное издание.
А ведь это, повторяюсь, произведение легкого жанра, написанное на заре становления русской литературной традиции, а перед нами уже многослойный текст, к каждой строчке которого прикручена гиперссылка на несколько страниц, объясняющих все сложность, казалось бы, максимально простого текста.
На примере Пушкина и «Евгения Онегина» легче всего понять, что случилось с русской культурой и почему её отмена – это возможность для переосмысления. Дело в том, что Пушкин –элитарная литература, хоть зачастую шутки ради загнанная в легкий жанр, тогда это всем было понятно, и здесь, и за границей. И за Пушкиным, как настоящим родоначальником до сих пор существующей русской словесности, и вся остальная русская литература, да и культура в целом, приобрели элитарные свойства. Русская культура – культура не для всех, чтобы понимать ее нужен специальный декодер в голове, в виде качественных филологических знаний и нетривиальной эрудиции.
Но сейчас этот статус исчез, размылся. Советское школьное образование, механические подражая царскому, нашпиговало уроки литературы гигантскими объемами классики, а понятийного аппарата, которым владели дореволюционные гимназисты, не давала. Таким образом элитарная литература превратилась в массовую и плохую, поскольку этим массам в основном непонятную, точнее понятную лишь 10-20%.
Не уверен, что в России в ближайшее время возможно возвращение к дореволюционным стандартам преподавания литературы. Но запреты на западе могут вернуть интерес к российской культуре, не как к массовой части глобальной, а как к запретной, а поэтому уже элитарной. Пускай американские подростки создают фандомы по Евгению Онегину в даркнете и спорят о том, как трактовать ту или иную строчку – по Лотману или Набокову. Пускай японские устраивают закрытые косплей-фесты по «Войне и миру», пускай французские прячут от родителей «Преступление и наказание».
Рано или поздно, как и всякая молодежная, эта мода докатится до России.
BY историк-алкоголик
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. He floated the idea of restricting the use of Telegram in Ukraine and Russia, a suggestion that was met with fierce opposition from users. Shortly after, Durov backed off the idea. Continuing its crackdown against entities allegedly involved in a front-running scam using messaging app Telegram, Sebi on Thursday carried out search and seizure operations at the premises of eight entities in multiple locations across the country. Telegram has become more interventionist over time, and has steadily increased its efforts to shut down these accounts. But this has also meant that the company has also engaged with lawmakers more generally, although it maintains that it doesn’t do so willingly. For instance, in September 2021, Telegram reportedly blocked a chat bot in support of (Putin critic) Alexei Navalny during Russia’s most recent parliamentary elections. Pavel Durov was quoted at the time saying that the company was obliged to follow a “legitimate” law of the land. He added that as Apple and Google both follow the law, to violate it would give both platforms a reason to boot the messenger from its stores. In addition, Telegram's architecture limits the ability to slow the spread of false information: the lack of a central public feed, and the fact that comments are easily disabled in channels, reduce the space for public pushback.
from tr
