Яков Колейчук

Об исторической памяти. К тридцатому дню октября

Сегодня день памяти жертв политических репрессий. В иное время я, как и многие, провёл бы его, читая имена репрессированных на Лубянке перед Соловецким камнем, на площади перед печально известным зданием Страхового общества «Россия» (Госстраха), в подвалах которого после захвата власти большевиками были загублены судьбы множества невинных людей.

Суть того, что происходило в годы руководства страной И. В. Сталиным, очевидна и неоспорима. Документы, доказывающие личную ответственность Сталина за репрессии, опубликованы, известно и приблизительное число арестованных и расстрелянных. Подмена права политической целесообразностью и полное пренебрежение моралью и нравственностью — логичное следствие перехода на рациональную социалистическую этику. Террор коснулся всех слоёв населения, тотальный страх был в сердце каждого советского человека. Как общий масштаб репрессий, так и частные истории жестокости отдельных людей чудовищны и не укладываются в масштаб человеческого сознания. Ярко в своём цикле статей это описывает историк Олег Хлевнюк.

В 1956 году на XX съезде КПСС был развенчан культ личности Сталина, появилась возможность обсуждать тему репрессий, часть жертв террора была реабилитирована. В годы Перестройки и после тысячи репрессированных были реабилитированы, началась установка мемориалов, рассекречена часть архивов, был принят закон «О реабилитации жертв политических репрессий», репрессии были осуждены на государственном уровне. Однако в последние 25 лет в русле изменения государственного курса сменилась общественная оценка личности Сталина. В последние пять лет среди граждан России преобладает положительное отношение к Сталину. Произошла социальная амнезия. Общество «забыло» про 30-е годы.

Тема репрессий стала важной частью культурного кода либеральной интеллигенции, определённой формой самоидентификации, темой, на основе которой можно показать своё несогласие с властью и обществом, выделиться и показать свою инаковость. Разговор с обществом, который вели до своего разгрома организации, занимающиеся увековечиванием памяти репрессированных, был нацелен на узкую аудиторию, с которой удобно работать, аудиторию, для которой участие в этом разговоре было формой политического высказывания. Это сделало тему политических репрессий маргинальной, токсичной для политически нейтральной части общества. С другой же стороны играют роль и усилия российского государства по замалчиванию темы террора и приуменьшению его масштабов, руководство которого чувствует преемственность со сталинской властью.

Без широкого диалога, в котором будет участвовать всё общество, этот урок не будет преодолён, тема политических репрессий так и останется культурным мифом русской интеллигенции, которым она будет пользоваться, чтобы уйти во внутреннюю эмиграцию, быть отдельным обществом с отдельным языком, историей и преемственностью. Трагедия 1930-1950-х гг. забудется, так и не войдя в общую историческую память российского народа.

По-настоящему решить эту проблему может институция, включающая в себя очень широкие и разнообразные слои общества, при этом далёкая как от либеральной исторической традиции, так и от чекистских практик. Например, это могла бы быть церковь. Радует то, что в российском обществе есть зачатки осмысления, есть почва для обсуждения, и особенно — что негативное отношение к террору преобладает над позитивным. Разговор об этом имеет смысл и я буду благодарен откликам на мои размышления.

И подписывайтесь на мой канал.

Иллюстрация — Петр Белов, "Беломорканал", 1985

www.group-telegram.com/tr/koleichuk.com/10

206 viewsOct 30 at 13:10

Об исторической памяти. К тридцатому дню октября

Сегодня день памяти жертв политических репрессий. В иное время я, как и многие, провёл бы его, читая имена репрессированных на Лубянке перед Соловецким камнем, на площади перед печально известным зданием Страхового общества «Россия» (Госстраха), в подвалах которого после захвата власти большевиками были загублены судьбы множества невинных людей.

Суть того, что происходило в годы руководства страной И. В. Сталиным, очевидна и неоспорима. Документы, доказывающие личную ответственность Сталина за репрессии, опубликованы, известно и приблизительное число арестованных и расстрелянных. Подмена права политической целесообразностью и полное пренебрежение моралью и нравственностью — логичное следствие перехода на рациональную социалистическую этику. Террор коснулся всех слоёв населения, тотальный страх был в сердце каждого советского человека. Как общий масштаб репрессий, так и частные истории жестокости отдельных людей чудовищны и не укладываются в масштаб человеческого сознания. Ярко в своём цикле статей это описывает историк Олег Хлевнюк.

В 1956 году на XX съезде КПСС был развенчан культ личности Сталина, появилась возможность обсуждать тему репрессий, часть жертв террора была реабилитирована. В годы Перестройки и после тысячи репрессированных были реабилитированы, началась установка мемориалов, рассекречена часть архивов, был принят закон «О реабилитации жертв политических репрессий», репрессии были осуждены на государственном уровне. Однако в последние 25 лет в русле изменения государственного курса сменилась общественная оценка личности Сталина. В последние пять лет среди граждан России преобладает положительное отношение к Сталину. Произошла социальная амнезия. Общество «забыло» про 30-е годы.

Тема репрессий стала важной частью культурного кода либеральной интеллигенции, определённой формой самоидентификации, темой, на основе которой можно показать своё несогласие с властью и обществом, выделиться и показать свою инаковость. Разговор с обществом, который вели до своего разгрома организации, занимающиеся увековечиванием памяти репрессированных, был нацелен на узкую аудиторию, с которой удобно работать, аудиторию, для которой участие в этом разговоре было формой политического высказывания. Это сделало тему политических репрессий маргинальной, токсичной для политически нейтральной части общества. С другой же стороны играют роль и усилия российского государства по замалчиванию темы террора и приуменьшению его масштабов, руководство которого чувствует преемственность со сталинской властью.

Без широкого диалога, в котором будет участвовать всё общество, этот урок не будет преодолён, тема политических репрессий так и останется культурным мифом русской интеллигенции, которым она будет пользоваться, чтобы уйти во внутреннюю эмиграцию, быть отдельным обществом с отдельным языком, историей и преемственностью. Трагедия 1930-1950-х гг. забудется, так и не войдя в общую историческую память российского народа.

По-настоящему решить эту проблему может институция, включающая в себя очень широкие и разнообразные слои общества, при этом далёкая как от либеральной исторической традиции, так и от чекистских практик. Например, это могла бы быть церковь. Радует то, что в российском обществе есть зачатки осмысления, есть почва для обсуждения, и особенно — что негативное отношение к террору преобладает над позитивным. Разговор об этом имеет смысл и я буду благодарен откликам на мои размышления.

И подписывайтесь на мой канал.

Иллюстрация — Петр Белов, "Беломорканал", 1985

BY Яков Колейчук