Kongress W Press

Forwarded from Подосокорский

Из интервью переводчика Петра Епифанова Сергею Коновалову — о протопопе Аввакуме:

"Важнейшей стороной личности Аввакума было обостренное чувство справедливости, которое часто толкало его в безнадежную борьбу с богатыми и сильными на стороне униженных и оскорбленных. Правда церковная была для него неотделима от правды общественной, пострадать за «мирскую правду» вплоть до мук и смерти для него значило не меньше, чем отдать жизнь за чистоту веры. В этом Аввакум был не похож на огромную массу русского духовенства всех уровней и всех времен.

Если бы даже не случился раскол, навряд ли его судьба была бы спокойнее. Человеку с таким темпераментом и такой судьбой трудно было удерживаться от крайностей в суждениях, от крутых речей и т. д. Но эта внешняя крутость, даже, по расхожему суждению, «неистовость» оборачивалась в нем сочувствием, теплотой, даже нежностью, когда он видел перед собой человека в его слабости, страдании, унижении, печали. Все это мы можем легко увидеть и в его «Житии», и в его посланиях.

Отрицательные черты личности Аввакума имеют причиной нехватку культурного горизонта, то, что было общим свойством русских людей его времени, да еще и сегодня, три с половиной века спустя, часто проявляется, хоть и в других сферах, в поведении наших людей самого разного образовательного уровня. Вообще в Аввакуме очень узнается русский национальный характер.

Что привлекает в Аввакуме как писателе, кроме языка? Полная искренность, небывалая в средневековой литературе открытость перед читателем. И это самораскрытие достигается самыми скупыми средствами, в произведении совсем небольшом, сравнительно с исповедями Августина или Руссо. А теперь о другом. Аввакум был, кажется, первым русским пишущим человеком, имевшим столь широкую географию опыта и впечатлений: детство на Волге, Москва, Сибирь, Даурия, близ самого Китая, наконец, приполярный Север. Это немало даже для нас, летающих самолетом.

А все перемещения Аввакума оплачены многомесячной выматывающей ездой, причем зачастую не менее опасной, чем морские путешествия того же времени. И это путешествия не свободного человека, а узника, отданного во власть какому-нибудь самодуру и садисту, вроде Афанасия Пашкова, чью жестокость Аввакум испил полной чашей.

Ни один пишущий человек древней Руси такого опыта не имел. Аввакум всей душой и телом, через боль и холод, переживает этот бескрайний, невообразимый простор — и он же, за века до Достоевского с его «Мертвым домом», до Чехова с его сахалинскими очерками, до Шаламова с «Колымскими рассказами» — изображает, как эта фантастическая ширь оковывается деспотическим государством, его насилием и неправдой, как любое место этого огромного, величественного мира — берега Волги, сибирская тайга, пороги Ангары, монастыри, полярная тундра — становятся местами безысходной муки.

Своя боль дает ему прочувствовать и боль окружающих его людей — не только тех беззащитных и бесправных, кому на роду уже написано страдать, но даже тех, кто сам несет и осуществляет это государственное насилие. Ужас замкнутого кольца рабства, унижения, мучения Аввакум показал на три века вперед. «Здесь медведя корежит медведь», вспоминается строчка земляка Аввакума, поэта Бориса Корнилова.

Аввакум требует самого глубокого внимания читателя. Он еще много способен сообщить нам для осмысления себя самих".

Полностью всю беседу можно прочесть здесь: https://tr/kongressw.compress.ru/epifanovinterview

www.group-telegram.com/tr/kongressw.com/487

2.1K viewsAug 29, 2024 at 18:38

Из интервью переводчика Петра Епифанова Сергею Коновалову — о протопопе Аввакуме:

"Важнейшей стороной личности Аввакума было обостренное чувство справедливости, которое часто толкало его в безнадежную борьбу с богатыми и сильными на стороне униженных и оскорбленных. Правда церковная была для него неотделима от правды общественной, пострадать за «мирскую правду» вплоть до мук и смерти для него значило не меньше, чем отдать жизнь за чистоту веры. В этом Аввакум был не похож на огромную массу русского духовенства всех уровней и всех времен.

Если бы даже не случился раскол, навряд ли его судьба была бы спокойнее. Человеку с таким темпераментом и такой судьбой трудно было удерживаться от крайностей в суждениях, от крутых речей и т. д. Но эта внешняя крутость, даже, по расхожему суждению, «неистовость» оборачивалась в нем сочувствием, теплотой, даже нежностью, когда он видел перед собой человека в его слабости, страдании, унижении, печали. Все это мы можем легко увидеть и в его «Житии», и в его посланиях.

Отрицательные черты личности Аввакума имеют причиной нехватку культурного горизонта, то, что было общим свойством русских людей его времени, да еще и сегодня, три с половиной века спустя, часто проявляется, хоть и в других сферах, в поведении наших людей самого разного образовательного уровня. Вообще в Аввакуме очень узнается русский национальный характер.

Что привлекает в Аввакуме как писателе, кроме языка? Полная искренность, небывалая в средневековой литературе открытость перед читателем. И это самораскрытие достигается самыми скупыми средствами, в произведении совсем небольшом, сравнительно с исповедями Августина или Руссо. А теперь о другом. Аввакум был, кажется, первым русским пишущим человеком, имевшим столь широкую географию опыта и впечатлений: детство на Волге, Москва, Сибирь, Даурия, близ самого Китая, наконец, приполярный Север. Это немало даже для нас, летающих самолетом.

А все перемещения Аввакума оплачены многомесячной выматывающей ездой, причем зачастую не менее опасной, чем морские путешествия того же времени. И это путешествия не свободного человека, а узника, отданного во власть какому-нибудь самодуру и садисту, вроде Афанасия Пашкова, чью жестокость Аввакум испил полной чашей.

Ни один пишущий человек древней Руси такого опыта не имел. Аввакум всей душой и телом, через боль и холод, переживает этот бескрайний, невообразимый простор — и он же, за века до Достоевского с его «Мертвым домом», до Чехова с его сахалинскими очерками, до Шаламова с «Колымскими рассказами» — изображает, как эта фантастическая ширь оковывается деспотическим государством, его насилием и неправдой, как любое место этого огромного, величественного мира — берега Волги, сибирская тайга, пороги Ангары, монастыри, полярная тундра — становятся местами безысходной муки.

Своя боль дает ему прочувствовать и боль окружающих его людей — не только тех беззащитных и бесправных, кому на роду уже написано страдать, но даже тех, кто сам несет и осуществляет это государственное насилие. Ужас замкнутого кольца рабства, унижения, мучения Аввакум показал на три века вперед. «Здесь медведя корежит медведь», вспоминается строчка земляка Аввакума, поэта Бориса Корнилова.

Аввакум требует самого глубокого внимания читателя. Он еще много способен сообщить нам для осмысления себя самих".

Полностью всю беседу можно прочесть здесь: https://tr/kongressw.compress.ru/epifanovinterview

BY Kongress W Press