К вечеру вызвездило, а ночью выстоялся такой мороз, что утром мы едва-едва оживили свои «Жигули». Звуки, казалось, едва успевали вылететь изо рта, как тут же застывали, превращались в ледышки, со звоном падавшие на землю. Но все же, мы выехали на трясковитый проселок и покатили в звенящей стыни в деревню Пожарища – песенный заповедник Вологодчины. К полудню добрались, остановились на дороге, соскребли наледь с лобового стекла, видим, поднимается навстречу с подгорья бабуля вся в радужном морозном ореоле. - Что за неволя вам в этакий мороз раскатывать? - говорит. - Шли бы вон в избу, чаем напою. А за спиной у нее санки с двумя корзинами белья. В этакий мороз полоскать белье на реку ездила! Мороз деревне забот прибавляет. В печах три раза на дню дрова трещат. На дворах народ скотину от стужи спасает. Гостеприимная хозяйка наша, бабушка Саня Бритвина, додумалась у фуфайки ру¬кава отрезать и в фуфайку козу нарядить. А козлят они с внуком Олегом в горницу притащили, по¬ближе к печи поставили, молоком кипяченым отпаивали... День в хлопотах сгорел, словно и не начинался. Но только россыпи звезд над деревней зажглись, на огонек к бабе Сане товарки, из сундуков старинный наряд достав, поспешали, на спевку да на беседу. Завидя нас, бабушки-товарки насторожились вдруг. - Вы сами-то хоть русские будете? - спросили строго. - Русские, - удивились мы вопросу. - А это значение имеет? - Нам иностранцам-то песни запрещено петь. - Это почему? - А иностранцы у нас фольклор воруют! - Морозят да в ящики пакуют? - Нет. Они к нам летами наезжают, на магнитофоны записывают и за границей издают песни наши беспошлинно. Тут внук бабы Сани, Олег Коншин, из-за ситцевой занавески явился в рубахе поясной, рассыпал звон¬кую скороговорку тальянки. Бабушка вынесла ковш с пивом ржаным, солодовым, товарок обнесла, и полились старинные нюксенские песни: Попей-ко, попей-ко, На дне-то копейка. Поболе попьёшь, Золотую найдёшь! - Ой, если бы не Олег, так не знаем, как бы топеря и жили! - переведя дух, сказал кто-то. - Уж Олегу-то сто раз надо в ноги поклониться! Уж думали, все наши песни и обряды позабыты и не вернутся, а глико ты, уж и молодежь втянулась: «Баушка, дай сарафана погулять»! - Наш дед, Иван Патрикеевич, бывало, в лес по¬едет на лошаде. Воз накладет, усядется и писню запевает. Пока лесом едет поет, дорогой поет, к дому подъезжает у ворот встает, пока не допоет, с воза не слезет. Вот какие писни долгие были. - Недавно был в деревне Криуле у Настасьи Арсентьевны Петуховой, - откликнулся Олег. - Той за девяносто. А прошлым летом сама серпом полгектара ячменя выжала, двух коров держит, в сенокос сама на стогу стоит, вершится, а поет как! Голос, что у молодухи. Удивительный человек этот Олег. Остался в деревне, живет у бабушки своей Александры Александровны, в коей души не чает. От нее и перенял любовь к народной песне и обрядам. В хозяйстве умеет все: пироги печет, варит, половики ткет. Да какие! Лет с пятнадцати начал всерьез заниматься собиранием фольклора, обрядов и песен, в шестнадцать уговорил бабуль надеть свои прежние наряды, сарафаны и кокошники, песни запеть. С тех пор пожарищенские песни на каких только фестивалях не звучали, какие подмостки не знали каблуков пожарищенских песенниц. А иностранцы со всех конов света в Пожарища едут песни послушать. ... Дела долго засиживаться не дают. Попели песен и первой поднялась на ноги Афанасья Рябинина, певунья и плясунья: - Все, девки, мне дак пора быка доить. Грохнула деревенская беседа, Олег меха у таль¬янки развел, и тут в отворенные двери вслед за товаркой выпорхнула с клубами пара частушка: Все доила и доила, Под быка уселася… Чёрно-пёстрая корова Со смеху надселася… И упала, звеня, на утоптанную тропку мороженая пожарищенская песня. Ну, да к весне, Бог даст, оттает.
К вечеру вызвездило, а ночью выстоялся такой мороз, что утром мы едва-едва оживили свои «Жигули». Звуки, казалось, едва успевали вылететь изо рта, как тут же застывали, превращались в ледышки, со звоном падавшие на землю. Но все же, мы выехали на трясковитый проселок и покатили в звенящей стыни в деревню Пожарища – песенный заповедник Вологодчины. К полудню добрались, остановились на дороге, соскребли наледь с лобового стекла, видим, поднимается навстречу с подгорья бабуля вся в радужном морозном ореоле. - Что за неволя вам в этакий мороз раскатывать? - говорит. - Шли бы вон в избу, чаем напою. А за спиной у нее санки с двумя корзинами белья. В этакий мороз полоскать белье на реку ездила! Мороз деревне забот прибавляет. В печах три раза на дню дрова трещат. На дворах народ скотину от стужи спасает. Гостеприимная хозяйка наша, бабушка Саня Бритвина, додумалась у фуфайки ру¬кава отрезать и в фуфайку козу нарядить. А козлят они с внуком Олегом в горницу притащили, по¬ближе к печи поставили, молоком кипяченым отпаивали... День в хлопотах сгорел, словно и не начинался. Но только россыпи звезд над деревней зажглись, на огонек к бабе Сане товарки, из сундуков старинный наряд достав, поспешали, на спевку да на беседу. Завидя нас, бабушки-товарки насторожились вдруг. - Вы сами-то хоть русские будете? - спросили строго. - Русские, - удивились мы вопросу. - А это значение имеет? - Нам иностранцам-то песни запрещено петь. - Это почему? - А иностранцы у нас фольклор воруют! - Морозят да в ящики пакуют? - Нет. Они к нам летами наезжают, на магнитофоны записывают и за границей издают песни наши беспошлинно. Тут внук бабы Сани, Олег Коншин, из-за ситцевой занавески явился в рубахе поясной, рассыпал звон¬кую скороговорку тальянки. Бабушка вынесла ковш с пивом ржаным, солодовым, товарок обнесла, и полились старинные нюксенские песни: Попей-ко, попей-ко, На дне-то копейка. Поболе попьёшь, Золотую найдёшь! - Ой, если бы не Олег, так не знаем, как бы топеря и жили! - переведя дух, сказал кто-то. - Уж Олегу-то сто раз надо в ноги поклониться! Уж думали, все наши песни и обряды позабыты и не вернутся, а глико ты, уж и молодежь втянулась: «Баушка, дай сарафана погулять»! - Наш дед, Иван Патрикеевич, бывало, в лес по¬едет на лошаде. Воз накладет, усядется и писню запевает. Пока лесом едет поет, дорогой поет, к дому подъезжает у ворот встает, пока не допоет, с воза не слезет. Вот какие писни долгие были. - Недавно был в деревне Криуле у Настасьи Арсентьевны Петуховой, - откликнулся Олег. - Той за девяносто. А прошлым летом сама серпом полгектара ячменя выжала, двух коров держит, в сенокос сама на стогу стоит, вершится, а поет как! Голос, что у молодухи. Удивительный человек этот Олег. Остался в деревне, живет у бабушки своей Александры Александровны, в коей души не чает. От нее и перенял любовь к народной песне и обрядам. В хозяйстве умеет все: пироги печет, варит, половики ткет. Да какие! Лет с пятнадцати начал всерьез заниматься собиранием фольклора, обрядов и песен, в шестнадцать уговорил бабуль надеть свои прежние наряды, сарафаны и кокошники, песни запеть. С тех пор пожарищенские песни на каких только фестивалях не звучали, какие подмостки не знали каблуков пожарищенских песенниц. А иностранцы со всех конов света в Пожарища едут песни послушать. ... Дела долго засиживаться не дают. Попели песен и первой поднялась на ноги Афанасья Рябинина, певунья и плясунья: - Все, девки, мне дак пора быка доить. Грохнула деревенская беседа, Олег меха у таль¬янки развел, и тут в отворенные двери вслед за товаркой выпорхнула с клубами пара частушка: Все доила и доила, Под быка уселася… Чёрно-пёстрая корова Со смеху надселася… И упала, звеня, на утоптанную тропку мороженая пожарищенская песня. Ну, да к весне, Бог даст, оттает.
1998г.
BY Лаура Цаголова | стихи и думы
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Anastasia Vlasova/Getty Images For tech stocks, “the main thing is yields,” Essaye said. Emerson Brooking, a disinformation expert at the Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, said: "Back in the Wild West period of content moderation, like 2014 or 2015, maybe they could have gotten away with it, but it stands in marked contrast with how other companies run themselves today." Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders.
from tr
