Пока я была в Стокгольме, дома умерла бабушка. Мама написала как раз, когда я сидела в аэропорту и ждала посадку.
Аэропорт – самое неподходящее место для такой новости. Не за что уцепиться. После разговора с мамой я быстро перебрала в голове все привычные способы успокоиться. Бокал вина в баре аэропорта? Пакет конфет? Говорить ни с кем не хотелось, прогуляться было негде, до посадки оставалось совсем мало времени.
Я открыла в Spotify плейлист со старыми советскими песнями, включила “А знаешь, всё ещё будет”, потом “Этот мир придуман не нами”, потом – “Есть только миг” из “Земли Санникова”. Я никогда в жизни не подумала бы, что такое средство убаюкать себя окажется действенным.
Аэропорт, когда ты там один, – это и про свободу, и про одиночество, про самодостаточность, про паузу от мира и про паузу в действиях, потому что здесь ты можешь только ждать. Последней, кто придёт на помощь душевному равновесию, я бы назвала советскую эстраду. А вот поди ж ты.
Когда ты – эмигрант, вдали от близких, от привычного с детства, от всех возможностей, нужных в эмоциональный момент: обнять маму, пройтись по знакомым улицам, вдохнуть запах дома, дотронуться до привычных вещей, – психика вдруг подкидывает тебе единственный доступный способ всё это заменить, – погружая тебя в состояние безопасности из твоего же детства, через стойкие ассоциации со знакомыми мелодиями.
Бабушку я не видела пять лет, с тех пор как приезжала в Россию последний раз. Мы тяжело и как будто навсегда попрощались, потом у неё началась и стала быстро прогрессировать деменция, и последние годы были очень трудными и для неё, и для моей мамы, которая ухаживала за ней. В марте бабушке бы исполнилось 95 лет.
Я иногда воображала себе, что приеду домой, привезу Тайгу показать, и бабушка непременно перепутает её с Марсом, моей первой собакой, которого мы с ней обе очень любили. Бабушка, кажется, любила собак почти так же сильно, как и я, но ещё сильнее – лошадей. Она много и с любовью рассказывала о своей лошади, которая не раз спасала её, вытаскивая с санями и вывозя из леса домой. Бабушкина семья была из хороших крепких крестьян из Ярославской области. Семью непомерными налогами заставили-таки вступить в колхоз, от хозяйства ничего не осталось. Что стало с лошадью – я не помню и уже не переспрошу.
Пока я была в Стокгольме, дома умерла бабушка. Мама написала как раз, когда я сидела в аэропорту и ждала посадку.
Аэропорт – самое неподходящее место для такой новости. Не за что уцепиться. После разговора с мамой я быстро перебрала в голове все привычные способы успокоиться. Бокал вина в баре аэропорта? Пакет конфет? Говорить ни с кем не хотелось, прогуляться было негде, до посадки оставалось совсем мало времени.
Я открыла в Spotify плейлист со старыми советскими песнями, включила “А знаешь, всё ещё будет”, потом “Этот мир придуман не нами”, потом – “Есть только миг” из “Земли Санникова”. Я никогда в жизни не подумала бы, что такое средство убаюкать себя окажется действенным.
Аэропорт, когда ты там один, – это и про свободу, и про одиночество, про самодостаточность, про паузу от мира и про паузу в действиях, потому что здесь ты можешь только ждать. Последней, кто придёт на помощь душевному равновесию, я бы назвала советскую эстраду. А вот поди ж ты.
Когда ты – эмигрант, вдали от близких, от привычного с детства, от всех возможностей, нужных в эмоциональный момент: обнять маму, пройтись по знакомым улицам, вдохнуть запах дома, дотронуться до привычных вещей, – психика вдруг подкидывает тебе единственный доступный способ всё это заменить, – погружая тебя в состояние безопасности из твоего же детства, через стойкие ассоциации со знакомыми мелодиями.
Бабушку я не видела пять лет, с тех пор как приезжала в Россию последний раз. Мы тяжело и как будто навсегда попрощались, потом у неё началась и стала быстро прогрессировать деменция, и последние годы были очень трудными и для неё, и для моей мамы, которая ухаживала за ней. В марте бабушке бы исполнилось 95 лет.
Я иногда воображала себе, что приеду домой, привезу Тайгу показать, и бабушка непременно перепутает её с Марсом, моей первой собакой, которого мы с ней обе очень любили. Бабушка, кажется, любила собак почти так же сильно, как и я, но ещё сильнее – лошадей. Она много и с любовью рассказывала о своей лошади, которая не раз спасала её, вытаскивая с санями и вывозя из леса домой. Бабушкина семья была из хороших крепких крестьян из Ярославской области. Семью непомерными налогами заставили-таки вступить в колхоз, от хозяйства ничего не осталось. Что стало с лошадью – я не помню и уже не переспрошу.
BY Мой любимый Лиллехаммер
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Telegram was founded in 2013 by two Russian brothers, Nikolai and Pavel Durov. These administrators had built substantial positions in these scrips prior to the circulation of recommendations and offloaded their positions subsequent to rise in price of these scrips, making significant profits at the expense of unsuspecting investors, Sebi noted. For Oleksandra Tsekhanovska, head of the Hybrid Warfare Analytical Group at the Kyiv-based Ukraine Crisis Media Center, the effects are both near- and far-reaching. These entities are reportedly operating nine Telegram channels with more than five million subscribers to whom they were making recommendations on selected listed scrips. Such recommendations induced the investors to deal in the said scrips, thereby creating artificial volume and price rise. For example, WhatsApp restricted the number of times a user could forward something, and developed automated systems that detect and flag objectionable content.
from tr
