Версия на YouTube

В печать вышла моя новая статья для South China Morning Post, где я размышляю о возможностях создания «единого рынка технологий двойного назначения» в рамках БРИКС.
В статье я утверждаю, что мировая технологическая гонка разворачивается вокруг новых стратегических пространств — Арктики, космоса, киберпространства, океанов и Африки. Эти «домены будущего» представляют собой точки приложения больших инвестиций, которые необходимы для доступа к новым ресурсам и укрепления геополитического влияния.

Современные технологии (особенно в сфере искусственного интеллекта и высокоточных систем) всё чаще имеют «двойное назначение», то есть способны применяться как для мирных целей, так и в военной сфере. Онлайн-платформы, дроны, анализ больших данных — все эти инструменты становятся ключевым фактором в гонке вооружений и формируют новую конфигурацию безопасности.

Искусственный интеллект занимает особое место. Его интеграция в производственные процессы, инфраструктуру и военную технику даёт такой же мощный толчок развитию, каким в своё время был когда-то паровой двигатель или ядерная энергетика. Именно поэтому страны с глобальными амбициями рассматривают ИИ как стратегически важный элемент суверенитета. Россия и Китай могут более активно развивавать национальные программы в области ИИ, позиционируя их как основу самостоятельности в условиях нарастающей технологической конкуренции.

Важную роль приобретает способность государства или группы государств финансировать и поддерживать долгосрочные программы (в тесной связке с венчурным капиталом), которые, будучи крайне капиталоёмкими, не приносят немедленной прибыли. Здесь на первое место выходит экономическая база — наличие больших рынков, ресурсов и партнёров. БРИКС может предоставить участникам широкий спектр возможностей и гибкую модель взаимодействия, способствующую обмену научными разработками и технологическим прогрессом, но только если она превратиться в «единый технологический рынок».

В то же время США и их союзники показывают всё более жёсткий и ограничительный подход: усиливаются санкции, вводятся экспортные ограничения на ключевые компоненты для ИИ, растёт список стран, лишённых доступа к американским технологиям. Такая стратегия позволяет, с одной стороны, контролировать и замедлять технологические успехи соперников, но с другой — ограничивает самих США в получении новых партнёров и развивающихся рынков.

В долгосрочной перспективе ставка на многостороннее сотрудничество и открытость в рамках больших международных блоков может дать России и Китаю более масштабную и устойчивую платформу для продвижения собственных научно-технических решений. Я отмечаю, что в глобальной конкуренции вес имеет не только технологический уровень страны, но и её доступ к крупным союзам и экономическим партнёрам. Таким образом, США рискуют уменьшить своё влияние, поскольку ориентация на односторонние решения и блокирование технологий способна оттолкнуть большую часть мира, открывая простор для России, БРИКС и других форматов международного сотрудничества.

Агенты короны и продвижение интересов «государства».
История организации Crown Agents, изначально созданной в 1833 году для управления колониальными активами Британской империи, отражает её превращение из кажущейся частной структуры в эффективный инструмент «государственной» политики в «неоднозначных» областях и пространствах. Эта трансформация иллюстрирует, как формально негосударственная организация может выполнять ключевые для монархии функции, варьируя от финансового управления до логистики, подкупа колониальных элит и военных операций.

Начиная с печати колониальных денег и контролем таможни до управления частными счетами колониальных чиновников и обеспечением военной инфраструктуры, Crown Agents занимались множеством задач.

Однако их роль заметно расширилась в 1970-х годах, когда организация пережила ряд финансовых скандалов, что привело к реформам под руководством сэра Джона Какни. Особое внимание заслуживает переход подразделения Millbank Technical Services под контроль Министерства обороны, что стало основой для создания International Military Service (IMS). Эта «частная компания» на 100% контролировалась британским Минобороны и сконцентрировалась на экспорте вооружений, став ключевым игроком в британской военной торговле.

Например, IMS использовала опыт Crown Agents в логистике и взаимодействии с иностранными правительствами для осуществления крупных военных контрактов, таких как сделка «Аль-Ямама» с Саудовской Аравией, оцениваемая в десятки миллиардов фунтов. Этот проект, хотя и был инициирован на государственном уровне, на практике реализовывался IMS, которая обеспечивала необходимую юридическую и финансовую структуру. Это лишь один из примеров адаптации деятельности «агентов» под нужды гос.ведомств и короны в частности.

Crown Agents и IMS демонстрируют модель «монархо—государственно-частного партнерства», где организация внешне выглядит как коммерческая фирма, но фактически остаётся под полным контролем Короны и взаимодействует с высшими эшелонами власти в различных горизонталях. Этот уникальный статус позволяет осуществлять деятельность, при этом учитывая стратегические и дипломатические интересы Великобритании в более гибких правовых рамках (серых не только).

Crown Agents являются агентами Короны в серой зоне, выполняя скрытые, но чрезвычайно важные задачи, такие как контроль ключевых ресурсных потоков и торговых маршрутов в странах, в которых заинтересована монархия. Они также служат посредниками и связующими звеньями между различными сетями и стейкхолдерами, обеспечивая систему управления территориями под влиянием монархии.

Crown Agents, формально отделённая от государственных структур, на практике продолжала выполнять ключевые оборонные, финансовые и политические функции для Лондона, действуя как «эманация Короны» вне прямого государственного управления. В целом, Crown Agents можно считать старшим, более экономичным и ресурсно-эффективным предшественником USAID.

Иронично, но по инициативе администрации Трампа 3 февраля 2025 года USAID остановило свою работу, а всего несколько месяцев назад, 1 августа 2024 года, Crown Agents, не получив поддержки от своих кредиторов, включая Банк Англии, подала на банкроство и закончила своё существование в привычном виде.

Великобритания и заполнение вакуума на украинском направлении
В условиях обострения ситуации на Украине наблюдается прогнозируемый ранее сдвиг: Британия активно берёт под свой контроль официальную координацию помощи Украине.

Назначение министра обороны Джона Хили главой Группы контакта по обороне Украины (UDCG) служит ярким подтверждением этих амбиций и символизирует намерение Британии занять ведущую позицию в формировании военной поддержки и политики в Европе.

Ранее координацию военной помощи Украине осуществляли США, однако теперь, благодаря формату «Рамштайн», объединяющему свыше 50 союзников, Великобритания намерена заполнить «стратегический вакуум», возникший вследствие сокращения американского желания/влияния.

Этот шаг предполагает контроль над всеми аспектами поддержки — от подготовки пилотов до обеспечения кибербезопасности — с целью истощения ресурсов России, ограничения её манёвров и дестабилизации стратегической ситуации в среднесрочной перспективе.

Как я указывал ранее, обновлённая британская стратегия фокусируется на регионах Северной Европы, Польши, Прибалтики, Южного Кавказа и Средней Азии — зонах, где можно нанести прямой ущерб российским интересам. Британия стремится не только заменить США в координации оборонных усилий в Европе, но и стать ключевым игроком в «новой Большой игре».

Учитывая свои критически ограниченные силовые и финансовые ресурсы, она рассматривает это как возможность выйти из сложившейся крайне неблагоприятной для себя ситуации.

Кроме того, Британия видит шанс паразитировать на текущем конфликте, выигрывая время, пока основные мировые игроки определяют свои позиции. Именно она стала инициатором формирования системы спонсорства Украины и привлечения инвестиций в военные действия, что привело к закреплению значительных ставок и вложений, от которых теперь практически невозможно отказаться.

Таким образом, будучи основным координатором и инвестором в украинский конфликт, Великобритания всё больше будет заполнять вакуум после США, в том числе, планируя выступить в роли архитектора «постконфликтной» оккупации украинской территории.

Назначение Джона Хили подтверждает актуальность тезиса: Британия переосмысливает свою внешнюю политику и отношения с «союзниками» (в том чилсле, сдвиг от США в сторону Китая), целенаправленно стремясь стать одним из ключевых архитекторов новой системы международных отношений.

Принятие на себя координации военных действий в Европе — это не только осознанный шаг на пути к установлению долгосрочного давления на Россию и созданию условий для «длинной войны», где стратегическое истощение противника становится основным элементом, но и отражение нарастающего конфликта интересов между новой администрацией США и Великобританией

В печать вышла моя совместная с А.М. Ильницким статья «Арктика — новый фронт "глубинной войны"», опубликованная во внешнеполитическом аналитическом журнале «Международная жизнь».
Арктика становится ключевой ареной конфронтации, где сталкиваются интересы не только государств, но и сетевых структур, глобальных коалиций капитала и технологических инвесторов. Основная цель — контроль над ресурсами, стратегическими логистическими узлами и критическими технологиями, что позволяет ограничить потенциал соперников. Регион обладает огромными запасами нефти, газа и редкоземельных металлов, необходимых для высокотехнологичных отраслей, а таяние льдов открывает новые маршруты, такие как Северный морской путь, усиливая конкуренцию за их контроль.

Противостояние разворачивается на двух уровнях. На публичном — военные учения, дипломатические конфликты и борьба за территории, например, вокруг Шпицбергена или хребта Ломоносова. На скрытом — использование киберопераций, финансового лоббирования и технологической гонки, где ключевую роль играют частные военные компании, технологические гиганты и разведывательные сообщества. Их цель — установить контроль над инфраструктурой, ресурсами и технологиями, что обеспечит долгосрочное геополитическое преимущество.

Особое значение Арктика имеет для технологического капитала, связанного с Дональдом Трампом и его окружением. Регион рассматривается как полигон для испытаний передовых технологий, таких как беспилотные системы, ядерная энергетика и искусственный интеллект. Успешное применение этих технологий в экстремальных условиях может дать решающее преимущество в глобальной конкуренции. Идеи о включении Канады или Гренландии в состав США, хотя и кажутся радикальными, логичны в контексте борьбы за ресурсы и контроль над ключевыми маршрутами.

Таким образом, Арктика превращается в поле битвы за будущие технологии и ресурсы, где исход противостояния определит глобальный баланс сил. Речь идёт не только о военном, но и о технологическом доминировании, которое станет основой для нового мирового порядка.

«Внутренние перебежчики» и российская стратегия Стивена Коткина. Часть 1.
Неделю назад вышло практически незамеченным интервью ключевого русиста и штатного «кремленолога» внешнеполитического истеблишмента США, профессора Принстона и Гуверевского института Стенфдорда, автора трехтомника-биографии Сталина, Стивена Коткина.

В условиях тумана событий многомерной перестройки баланса сил и перехода к «реалистской многополярности», интерес вызывает предложенная Стивеном Коткиным и связанной с ним элитной группой стратегия создания и поддержки так называемых «внутренних перебежчиков» в российской элите.

По мнению Коткина, существующая система власти в России показала исключительную устойчивость к внешним санкциям и внутренним протестам, эффективно справляясь с любой открытой оппозицией. С его точки зрения, основную угрозу для Кремля представляют не открытые противники (вроде «эмигрантской оппозиции»), а фигуры внутри самой элиты, «разочарованные или сомневающиеся» в текущем политическом курсе и его последствиях. Именно их и предлагает использовать Коткин в долгосрочной борьбе с Россией.

Речь идет прежде всего о людях, занимающих «ключевые позиции в силовых структурах, экономическом блоке и финансовых институтах, критически воспринимающих затяжной конфликт и экономическое противостояние с Западом». В понимании Коткина именно эти «внутренние перебежчики» обладают тем необходимым ресурсом влияния, который может сначала поставить под сомнение устойчивость и единство российского руководства, а после и перехватить рычаги управления страной.

Запад, в свою очередь, намерен использовать этот ресурс, предлагая «перебежчикам» гарантии безопасности, частичное снятие санкций и защищённый выход из текущего кризиса. Подобные предложения Коткин предлагает использовать в качестве своеобразного «пряника», мотивирующего представителей элиты действовать активнее против собственного государства, приближая сценарий распада страны.

Коткин предлагает сформировать сеть «групп давления», организуя сначала непрерывные каналы коммуникации с «внутренними перебежчиками» через Telegram и Sginal дальнейшей организации неформальных встреч потенциальных предателей, которые должны осуществляться (почему-то) на территории в странах Балтии или Северной Европы.

Примечательно, Коткин, очевидно при полном согласовании с руководством признается, что ЦРУ уже якобы имеет сеть подобных информаторов и на постоянной основе взаимодействуют с пятой колонной в русскоязычных мессенджерах. Данное заявление очевидно сделано для создание «эффекта массовости» (групповой консолидации) и во многом является месседжем для тех самых «перебежчиков» и потенциальных предателей.

При этом Коткин обращается к его интерпретации исторического опыта СССР, указывая, как «несогласные с существующим курсом страны силовики» поставили Горбачёва, чей приход в итоге спровоцировал полный крах системы. Аналогичным образом, создание и поддержка спецслужбами США нынешних «внутренних перебежчиков» может инициировать похожий сценарий, направленный не просто на политические изменения, а на деконструкцию российского государства в существующей форме руками.

«Внутренние перебежчики» и российская стратегия Стивена Коткина. Часть 2.
В интервью The New Yorker Стивен Коткин также подчёркивает необходимость расширения внешнеполитического давления, в частности, через «повторение» опыта совместной операции израильских и турецких спецслужб по организации захвата власти в Сирии, что, как он намекает, в том числе является попыткой ослабить влияние России в регионе.

По его мнению, подобные точечные операции на африканском континенте (речь, конечно же, о странах Сахеля) и других регионах российского влияния способны «продемонстрировать российским элитам уязвимость внешнеполитических позиций Кремля, подорвав уверенность в долгосрочной устойчивости текущего курса». Коткин предлагает США пытаться геополитически ослаблять Россию до тех пор, пока слабые звенья внутри элиты не начнут работать против государства, расчитывая на индульгенцию, снятие санкций и «особое отношение» в будущем.

Особую роль в описанной стратегии играет Китай. По мнению Коткина, Вашингтон пытается целенаправленно использовать Россию как инструмент давления на Пекин. Для США наиболее недопустимой ошибкой времен Байдена является сближение России и КНР, так как в контексте Холодной войны 2.0 между США и КНР, роль России в достижение силового паритета и баланса сил между полюсами становится ключевой.

Так, Администрация Трампа, по его мнению, вопреки распространённому восприятию её «дружелюбия» к России, реализует стратегию «доброго полицейского», направленную на провоцирование сомнений в надёжности российско-китайского партнёрства и создание атмосферы неопределённости в стратегических расчётах Москвы. Опять же, с целью разрушить союз и ослабить своего ключевого соперника.

Подобные идеи Коткина излагются не впервые и представляет собой не просто тактический инструмент, а системную консолидированную стратегию, направленную на переформатирование России по позднесоветскому образцу. Предположение Коткина следующее: условиях, когда базовые принципы «неприкасаемости» и внутреннего единства российской властной и финансовой вертикали будут поставлены под сомнение, произойдёт эрозия фундаментальных основ системы, ведущая к её ускоренной деградации.

Эта стратегия, пытаясь комбинировать внутренние противоречия, экономические рычаги и международную изоляцию, имеет целью привести страну к фундаментальному ослаблению и управляемому разложению, одновременно ослабляя и «растягивая» страну изнутри и лишая ее субъектности на международной арене, что позволит США консолидировать силы и сконцентрироваться на противостоянии с Китаем.

На мой взгляд, этот подход представляет собой лишь одну из стратегий США (с точки зрения инструментария и подходов, но не финальных целей в рамках стратегического противостояния с КНР) и на данный момент является скорее «альтернативным планом», который предлагает внешнеполитический блок США (связанный с демократической и трансатлантической бюрократией).

Однако, стоит иметь в виду, что подобные фракции и предлагаемые ими стратегии все еще имеют существенный вес и оказывают колоссальное влияние на процесс принятия решений и, поэтому, требуют внимательного анализа.

США и борьба за Гренландию. Сценарии. Часть 1.
Арктика и Гренландия в частности приобретает всё большее стратегическое значение в контексте растущего глобального геополитического противостояния между США и Китаем и выступает ключевым регионом международной политики благодаря богатым природным ресурсам, стратегическим логистическим маршрутам и возрастающему военному значению.

Исторический контекст взаимоотношений США и Гренландии также свидетельствует о глубокой вовлечённости Вашингтона: начиная с 1867 года и далее в 1910 и 1946 годах, американские политики неоднократно предпринимали попытки приобрести остров у Дании.

Ещё в 1941 году между США и Гренландией был заключён договор, позволивший Соединённым Штатам разместить постоянную военную базу Питуффик, обеспечивая безопасность острова на фоне Второй мировой войны, а ныне служащую в качестве ключевого форпоста США в этом регионе.

Арктическая стратегия Министерста обороны США 2024 года указывает на критическую важность ключевого морского коридора GIUK Gap, соединяющего Северную Атлантику с Арктикой, а также центральную роль Гренландии в укреплении национальной безопасности, обеспечении обороны континентальной части США и контроля стратегических торговых путей.

Так, стратегия предполагает, что Гренландия под контролем США стала бы поражением для других великих держав в Арктике, поскольку её стратегическое значение со временем будет только возрастать.

Важнейшими ресурсами острова являются редкоземельные металлы, литий, никель и кобальт, критически необходимые для технологического лидерства США и победы в гонке вооружений с Китаем. Департамент энергетики США подчеркивает особую важность Гренландии, указывая, что остров располагает 25 из 34 минералов, признанных критическими для технологий, которые производят, передают, накапливают и сохраняют энергию», и которые находятся в «зоне высокого риска нарушения цепочек поставок».

Речь конечно же идет о ресурсах необходимых для обеспечив гонки ИИ как «Манхэттенского проекта 2.0» в рамках холодной войны 2.0 с Китаем.

С 2020 года Гренландия ведет переговоры с США, хотя большинство контактов пока остаются трёхсторонними (Гренландия–Дания–США). Гренландия активно развивает торговые связи с США, начиная с соглашений в Игалику (2004) и продления контракта по обслуживанию американской базы Питуффик. В 2019 году США профинансировали совместные геологические исследования на юге Гренландии. В настоящее время обсуждаются также другие двусторонние проекты, касающиеся тендеров и совместного использования стратегической инфраструктуры, при этом США рассматривают дополнительные инвестиции.

Однако, интересы США в отношении Гренландии обусловлены не только ресурсными и военными соображениями, но и вопросами геополитической конкуренцией с Китаем и определении (борьбы за) в этой конкуренции позиции России, которая уже сегодня значительно укрепила свои позиции в Арктике, располагая мощным Северным флотом и разветвлённой сетью глубоководных портов.

В то же время Канада и США только начинают развивать арктическую инфраструктуру, такую как проект глубоководного порта Grays Bay. При этом для реализации проекта необходима консолидация усилий США и Канада, что также проявляется в заявлениях Трампа.

Китай, заявляющий о себе как об «околоарктическом государстве», пытается реальность проект «Полярного шелкового пути», направленный на создание собственной инфраструктуры в регионе. Однако китайская стратегия ограничена сложностями в отношениях с арктическими государствами, зависимостью от российской поддержки и нестабильностью работы Арктического совета, что делает позиции Пекина уязвимыми, а также потенциально может существенным образом сместить баланс сил.

В условиях таяния льдов Северо-Западный коридора становится всё более доступным для коммерческого судоходства, что может создать новые возможности, но одновременно формирует вызовы для национальной безопасности и кратно усиливает гонку за расширение сфер интересов крупнейших держав.

США и борьба за Гренландию. Сценарии. Часть 2.
В условиях растущей конкуренции в Арктике США могут предпринять ряд конкретных шагов для укрепления своего присутствия в Гренландии.

Ниже я постараюсь разобрать несколько возможных сценариев и шагов, которые потенциально может предпринять администрация Трампа в ближайшее время:

Один из таких шагов — создание специализированной дипломатической платформы с участием Госдепартамента, Министерства обороны и американских корпораций (как технологических, так и энергетических и инфраструктурных). Это позволит оперативно координировать экономические и инфраструктурные проекты, способствуя интеграции острова в американскую сферу влияния.

Эта платформа скорее всего в дальнейшем будет реорганизована в специализированный Арактический инвестиционный фонд, который позволит США привлечь частные и государственные ресурсы для ускоренного экономического развития Гренландии и всей Арктики, который все более завяжет ключевые секторы экономики региона на американский корпоративный контроль (прежде всего на компании высокотетехнологического лобби).

Продвигая эти инициативы, США скорее всего будет пытаться снизить градус публичных дебатов и избегать лишних конфликтов, поскольку США уже имеют доступ к базам и добыче ресурсов в Гренландии. Поэтому администрация Трампа сконцентрируется на использовании существующих структурных преимуществ и минимизирует внешнее вмешательство, чтобы постепенно усилить контроль над регионом.

Важным направлением может стать запуск геологического картирования и комплексного изучения ресурсов Гренландии под эгидой Минобороны США, которое не проводилось уже многие десятилетия.

Так, например, используя слабое развитие добывающей отрасли Гренландии, США могут усилить её зависимость через американские инвестиции и рабочую силу. Возможна организация особого визового режима и развитие вспомогательных отраслей, таких как транспорт, логистика и туризм, что принесёт Гренландии экономические выгоды и доверие к инвестору с минимальными затратами для США.

Также вероятно, что США займутся масштабной модернизацией портовой и транспортной инфраструктуры на территории Гренландии, включая развитие порта в Нууке. Это усилит логистические возможности США в Арктике, снизив зависимость от маршрутов, контролируемых Россией, и укрепив стратегическое положение в регионе. Также возможен вариант развития менее затратных инициатив по взаимовыгодному пользованию существующими маршрутами.

Кроме того, США могут инициировать масштабные образовательные и информационные кампании среди населения Гренландии, объясняя экономические и социальные преимущества сотрудничества. Такие меры помогут заручиться поддержкой местных, усиливая устойчивость американского влияния.

Силовой захват или аннексия острова на данный момент выглядят как наиболее маловероятные сценарии. Среди возможных действий также рассматривается обсуждение уже реализованых моделей интеграции Гренландии с США, таких как свободная ассоциация (подобно Микронезии и Маршалловым островам) или территориальный статус по аналогии с Гуамом. Эти меры обеспечат долгосрочное присутствие и стратегическое преимущество США (оборонная сфера и внешняя политика под управлением США).

Так, с одной стороны, США стремятся использовать Арктику как новую зону стратегического развития и обороны, где укрепление присутствия способно предотвратить усиление Китая (и их тактических союзников, обладающих присутствием в Арктике) и уравновешивание влияния России, формируя новый североамериканский порядок (иногда это называется Технат). США также должны быть готовы к возрастанию активности Китая, чьи корабли уже рассматривают Северо-Западный коридор в качестве важного маршрута.

С другой стороны, Арктика является ключевым регионом для обеспечния технологических и стратегических интересов тех эконоических групп (кремниевая долина и «техно-феодалы»), которые привели Трампа к власти.

Формирование «реалистской многополярности» и перестройки мирового порядка будет охарактеризовано борьбой за оспариваемые географии, ключевой из которых безусловно станет Арктика.

Сегодняшний эфир с моим участием на РБК
Обсудили нюансы российско-американского взаимодействия и потенциал урегулирования украинского конфликта, а также перспективы торговых войн США и потенциал изменений политэкономической ситуации в этом контексте.

Транснациональная бюрократическая «горизонталь» и суверенные «техно-феодалы». Часть 1.
Мы привыкли воспринимать капитализм как нечто устойчивое и непреложное, однако на наших глазах происходит переход к принципиально иной модели – технологического капитализма (восприятие роли технологий определяет характеристики предлагаемой системы ), в рамках которого происходит борьба проектов развития существующей мировой системы.

В одном проекте (называемый «глобалистским», или просто «горизонталью» ) задача сохранить статус-кво и, следовательно, совершить децелерацию, а именно замедлить капитализм с целью сохранения существующей системы (отсюда проекты замедления роста и устойчивого развития).

С другой стороны, молодая агрессивная элита, сделавшая свое состояние за счет эксплуатации пиковых возможностей технологического прогресса и тесно связанная с традиционно «государственными» институтами (армия, разведка, промышленность) видит единственный способ выживания в максимальном усилении и, в конечном итоге, доведении его до предела (акселерационизм).

Если первый ближе к безликому корпоративному капитализму, то второй больше похож на военизированную олигархию или феодализм.

Так, современная экономика всё меньше зависит от предпринимательской прибыли и всё больше – от ренты, которую получают владельцы ключевой цифровой инфраструктуры. Монополии в области данных и платформ стали аналогами феодальных владений, а их собственники – «технолордами», контролирующими ресурсы, без которых невозможна экономическая активность.

Здесь центральное место занимает контроль и монополия на ключевые инфраструктурные платформы: облачные сервисы, платежные системы, информационные и коммуникационные сети, а также разведывательные системы сбора и анализа данных, автономные системы предиктивной аналитики и принятия решений.

Доступ к этим цифровым «землям» становится обязательным условием участия в экономической деятельности, превращаясь в аналог средневекового оброка (в том числе и с государств, которые пользуются услугами). Владельцы платформ оказываются защищены от конкуренции, поскольку сами формируют основу современной экономики, позволяющую получать стабильный доход без значительных рисков. Каким именно образом должна структурно управляться новая экономика и есть суть борьбы проектов.

Однако изменения затрагивают не только экономику. За определенной частью «технолордов» стоит новая элита, кардинально отличающаяся от традиционной «глобалистской» бюрократии (государственные границы мешают коммуникации и координации, а также экспансии капитала).

Последняя опиралась на горизонтальные связи, распределение ответственности, размывание субъектности и минимизацию рисков через коллективные решения. Именно поэтому их стиль принятия решений часто «размазан», инертен и болотист, но при этом в стратегической перспективе эффективен в подавлении планов соперников.

В противоположность ей, «суверенизированная» элита делает ставку на жесткую вертикальную иерархию и персонализированное лидерство.

Центральной фигурой здесь становится CEO – лидер корпорации, который одновременно выступает и политическим субъектом, принимающим быстрые и жесткие решения в условиях кризисов и неопределенности, также несущим личную ответственность за поиск консенсуса и коллективные решения элитных групп.

Транснациональная бюрократическая «горизонталь» и суверенные «техно-феодалы». Часть 2.
Это противостояние не просто борьба за ресурсы, а столкновение двух фундаментально различных управленческих и политэкономических проектов.

Глобалистская модель («горизонталь»/децелерационная модель) стремится сохранить порядок, основанный на горизонтальной координации и консенсусных решениях, избегая концентрации власти и выраженной политической субъектности (яркие лидеры – угроза стабильности системы и устойчивости курса)- власть технократов как профессиональных бюрократов.

«Техно-феодальный» подход, напротив, предполагает создание иерархий, в которых власть концентрируется в руках лидеров-корпораций, способных оперативно реагировать на изменения и кризисы, беря на себя личную ответственность. В данном случае, политическая субъектность - ключевой фактор, а безликая горизонтальная «бюрократия» - естественное зло, тормозящая процессы.

Именно поэтому особой чертой «технофеодализма» является тесное сращивание корпоративного капитала с государственными структурами – особенно с армией, оборонно-промышленным комплексом (ОПК) и разведкой. В Соединенных Штатах этот процесс особенно очевиден: компании Кремниевой долины все более глубоко интегрированы в деятельность силовых ведомств и разведывательных агентств, обеспечивая их технологическими решениями и инфраструктурой.

Даже ЧВК во многом превращаются в технологические компании и налаживают тесную связь с крупнейшими фондами и компаниями Кремниевой долины. Представители разведки и ОПК занимают руководящие позиции в крупных технологических корпорациях, создавая мощную систему взаимодействия и влияния, стирающую границы между частным капиталом и государственной властью.

У их соперников сращивание между государственными и корпоративными сетями также является ключевой чертой, однако в их случае система предполагает объединение бюрократий, в которых «государство» подчиняется логике «процедуры» и «механизмов управления» Наиболее яркий пример – Великобритания, где бюрократическая логика, выраженная доминированием объединённого кластера госслужащих, корпоративной и разведывательной элиты, является подлинным субъектом власти, а политическая власть имеет маргинальное значение.

В результате мы наблюдаем столкновение двух принципиально различных подходов к управлению. «Глобалистская» децелерационная модель, ориентированная на коллективную ответственность и горизонтальные коммуникации, противостоит вертикально-политической модели, делающей ставку на концентрацию власти, четкую иерархию и личную ответственность лидеров.

Конфликт между этими подходами уже привел к эрозии прежней модели глобализации, возврату к геоэкономической регионализации, в которой взаимодействуют и конкурируют различные модели управления и политической субъектности.