«для нас троих это было время беспросветности, краха надежд на перемены. Илье Кабакову было 49, Иосифу Бакштейну 37, мне (Михаил Эпштейн) 32»
и именно в этом беспросветье начала 80-х упомянутые авторы искали живое среди мумий привычного и предписанного. начали они с интеллигентских посиделок в квартирах, но застольное общение ощущалось скорее конфузным, а не содержательным форматом — в коллективном скольжении с одной темы на другую было не за что зацепиться концептуально. искалось «магическое место общности, в котором мы больше не должны произносить банальности, чтобы установить контакт с другими».
придумали писать и обсуждать небольшие эссе о советской культуре и повседневности.
одну из таких импровизаций посвятили отпуску.
отрывок из книги, которую вот-вот издаст НЛО можно прочитать здесь, а пока пробежимся по цитатам:
и именно в этом беспросветье начала 80-х упомянутые авторы искали живое среди мумий привычного и предписанного. начали они с интеллигентских посиделок в квартирах, но застольное общение ощущалось скорее конфузным, а не содержательным форматом — в коллективном скольжении с одной темы на другую было не за что зацепиться концептуально. искалось «магическое место общности, в котором мы больше не должны произносить банальности, чтобы установить контакт с другими».
придумали писать и обсуждать небольшие эссе о советской культуре и повседневности.
одну из таких импровизаций посвятили отпуску.
отрывок из книги, которую вот-вот издаст НЛО можно прочитать здесь, а пока пробежимся по цитатам:
это второй выпуск зина «выходные данные» — с нашим блербом на нем!
книжечка контркультурная — острая, неудобная, появившаяся вопреки, сделанная на коленке. сам акт и процесс создания здесь не менее ценен, чем содержание. перерождение в автора со своим делом и голосом из того, кому тесно в чужой системе — всегда красивая метаморфоза.
книжечка контркультурная — острая, неудобная, появившаяся вопреки, сделанная на коленке. сам акт и процесс создания здесь не менее ценен, чем содержание. перерождение в автора со своим делом и голосом из того, кому тесно в чужой системе — всегда красивая метаморфоза.
строители и охранники, мойщики окон, продавщицы на рынке — узнаваемые персонажи работ Ольги Чернышевой. все они как бы замечены художницей за своим привычным делом, всегда открытым взгляду случайных прохожих. это такое легкое будничное впечатление без бремени сюжета — как тихая прогулка по дворам недалеко от дома или путь из магазина с буханкой хлеба и бутылкой молока в сумке.
в критических текстах применительно к этим персонажам я видела формулировки «обычные люди», «простой человек», «заурядный человек» — от этого всегда корежит. в мирах, созданных таким языком, предполагается неироничное наличие «важного человека», «уважаемого человека», «непростого человека», «шишки»… здесь чья-то жизнь и становится хрупкой, уязвимой — не на стройке, не за уборкой снега, не за прилавком.
в критических текстах применительно к этим персонажам я видела формулировки «обычные люди», «простой человек», «заурядный человек» — от этого всегда корежит. в мирах, созданных таким языком, предполагается неироничное наличие «важного человека», «уважаемого человека», «непростого человека», «шишки»… здесь чья-то жизнь и становится хрупкой, уязвимой — не на стройке, не за уборкой снега, не за прилавком.
а вот две маленькие добрые истории, которые я сама недавно подсмотрела в зимней москве :)