Мне кажется это фантазией младенца: я буду какать, а мама меня мыть и радоваться, я буду орать, вести себя как угодно — а мама меня ласкать, я просто у мамы буду — и она меня будет любить такой, какой я есть без границ и обязательств с моей стороны: ведь только она мне должна. И даже у младенца эта мечта не осуществляется —мама может не откликаться, уставать и раздражаться, а в какой-то момент не разрешает царапатся, драться и кусать грудь, не восхищаться тем, что я покакал. Но мы часто все равно оказывамся в исступленной фантазии о таком рае и блаженстве.
Мать не любит безусловно просто потому что этот ребенок «выполняет» важное условие — он ее. Он создан ее телом, выкормлен ее молоком. Соседского младенца мы не любим — потому что он не наш. Что-то чуть более по ощущению близкое к безусловной любви — детская любовь к родителю. Ребенок не знает, что родитель что-то плохо делает, что можно по-другому. У его любви тоже есть условие — вы его родили (воспитали). Но тут тоже, знаете ли, есть еще понимание того, что детская привязанность — это механизм выживания. Если детеныш хорошо развитого животного не привязан к матери/отцу, то он не выживет. Ребенок не выбирает быть привязанным вообще, не выбирает к кому привязываться, главное — выжить. Поэтому большой вопрос — любовь ли это в высоком понимании. Но это сугубо мое личное размышление.
Эта сторона вопроса — она поверхностная, наружняя. Мы понимаем, что в норме никто не будет нас любить безгранично: я могу делать что хочу, ничего не давать, плевать на тебя, не учитывать твое мнение, чувства и состояния. В отношениях я выполняю какие-то функции и роли, о которых мы договорились — это ок. Отношения — взаимообмен.
И
Есть другая сторона, она находится чуть глубже: это сторона уже любви. Когда присутствует только одна часть, функциональная, когда я опираюсь только на внешнее в партнере — тогда я не буду чувствовать настоящее удовлетворение в отношениях. А ведь это очень приятные ощущения — когда меня видят, мое внутреннее, прикрытое, нежное — и уважают это, смотрят на меня, условно настоящего, хорошо и чутко, когда мне безопасно быть рядом с тобой разным: уязвимым, слабым, немогущим, ошибающимся. Тебе может это не всегда нравится, но ты остаешься со мной и продолжаешь меня любить. Когда мы воспринимаем друг друга как живых людей, базово хороших, отличных от нас — это и есть ощущение эмоциональной близости.
Когда я говорю, что перестану тебя любить, если ты не будешь выполнять функции, когда я отношусь к тебе как к стиральной машинке, как к вещи, как к способу удовлетворения своих потребностей, а не как к человеку, живому и чувствующему — мы имеем дело с объектными, «вещными» отношениями.
И это проявления нарциссического, когда я — функция, люди рядом — функции. И любить меня будут только за то, как я выгляжу и выполняю свой функционал. Я — вещь. Ты — вещь. Ты «сломалась» — и я тебя больше люблю.
И в нарциссически, объектно организованных отношениях не возникает:
Дорогая, что с тобой происходит, как ты вообще, чем тебе помочь — когда партнер вдруг начинаешь много есть Дорогой, что произошло, как ты себя чувствуешь, здоров ли ты, — когда партнер вдруг демонстрирует признаки депрессии.
К слову, люди в ментально удовлетворительном состоянии и живущие достаточно хорошую и «питательную» для себя жизнь не доходят до значительного ожирения и не прирастают намертво к дивану. До значительной худобы, тоже, конечно, не доходит.
Вместо этого возникает нарциссическая ярость — как малыш, чувствующий себя всемогущим и управляющий матерью — бьет мать, стенку, себя, чтобы все было так, как нравится ему. В таких отношениях люди нарциссически расширяются: мой партнер хорош = хороша я. Мой партнер визуально не соответствует тому, за что меня похвалят — я тоже не ок. И это надо срочно исправлять, ведь от этого зависит моя самооценка.
Вообще, ожидать, что на протяжении долгих лет близкие будут одинаково успешны и привлекательны — очень сомнительно.
Мне кажется это фантазией младенца: я буду какать, а мама меня мыть и радоваться, я буду орать, вести себя как угодно — а мама меня ласкать, я просто у мамы буду — и она меня будет любить такой, какой я есть без границ и обязательств с моей стороны: ведь только она мне должна. И даже у младенца эта мечта не осуществляется —мама может не откликаться, уставать и раздражаться, а в какой-то момент не разрешает царапатся, драться и кусать грудь, не восхищаться тем, что я покакал. Но мы часто все равно оказывамся в исступленной фантазии о таком рае и блаженстве.
Мать не любит безусловно просто потому что этот ребенок «выполняет» важное условие — он ее. Он создан ее телом, выкормлен ее молоком. Соседского младенца мы не любим — потому что он не наш. Что-то чуть более по ощущению близкое к безусловной любви — детская любовь к родителю. Ребенок не знает, что родитель что-то плохо делает, что можно по-другому. У его любви тоже есть условие — вы его родили (воспитали). Но тут тоже, знаете ли, есть еще понимание того, что детская привязанность — это механизм выживания. Если детеныш хорошо развитого животного не привязан к матери/отцу, то он не выживет. Ребенок не выбирает быть привязанным вообще, не выбирает к кому привязываться, главное — выжить. Поэтому большой вопрос — любовь ли это в высоком понимании. Но это сугубо мое личное размышление.
Эта сторона вопроса — она поверхностная, наружняя. Мы понимаем, что в норме никто не будет нас любить безгранично: я могу делать что хочу, ничего не давать, плевать на тебя, не учитывать твое мнение, чувства и состояния. В отношениях я выполняю какие-то функции и роли, о которых мы договорились — это ок. Отношения — взаимообмен.
И
Есть другая сторона, она находится чуть глубже: это сторона уже любви. Когда присутствует только одна часть, функциональная, когда я опираюсь только на внешнее в партнере — тогда я не буду чувствовать настоящее удовлетворение в отношениях. А ведь это очень приятные ощущения — когда меня видят, мое внутреннее, прикрытое, нежное — и уважают это, смотрят на меня, условно настоящего, хорошо и чутко, когда мне безопасно быть рядом с тобой разным: уязвимым, слабым, немогущим, ошибающимся. Тебе может это не всегда нравится, но ты остаешься со мной и продолжаешь меня любить. Когда мы воспринимаем друг друга как живых людей, базово хороших, отличных от нас — это и есть ощущение эмоциональной близости.
Когда я говорю, что перестану тебя любить, если ты не будешь выполнять функции, когда я отношусь к тебе как к стиральной машинке, как к вещи, как к способу удовлетворения своих потребностей, а не как к человеку, живому и чувствующему — мы имеем дело с объектными, «вещными» отношениями.
И это проявления нарциссического, когда я — функция, люди рядом — функции. И любить меня будут только за то, как я выгляжу и выполняю свой функционал. Я — вещь. Ты — вещь. Ты «сломалась» — и я тебя больше люблю.
И в нарциссически, объектно организованных отношениях не возникает:
Дорогая, что с тобой происходит, как ты вообще, чем тебе помочь — когда партнер вдруг начинаешь много есть Дорогой, что произошло, как ты себя чувствуешь, здоров ли ты, — когда партнер вдруг демонстрирует признаки депрессии.
К слову, люди в ментально удовлетворительном состоянии и живущие достаточно хорошую и «питательную» для себя жизнь не доходят до значительного ожирения и не прирастают намертво к дивану. До значительной худобы, тоже, конечно, не доходит.
Вместо этого возникает нарциссическая ярость — как малыш, чувствующий себя всемогущим и управляющий матерью — бьет мать, стенку, себя, чтобы все было так, как нравится ему. В таких отношениях люди нарциссически расширяются: мой партнер хорош = хороша я. Мой партнер визуально не соответствует тому, за что меня похвалят — я тоже не ок. И это надо срочно исправлять, ведь от этого зависит моя самооценка.
Вообще, ожидать, что на протяжении долгих лет близкие будут одинаково успешны и привлекательны — очень сомнительно.
BY Спокойно есть и жить
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Since January 2022, the SC has received a total of 47 complaints and enquiries on illegal investment schemes promoted through Telegram. These fraudulent schemes offer non-existent investment opportunities, promising very attractive and risk-free returns within a short span of time. They commonly offer unrealistic returns of as high as 1,000% within 24 hours or even within a few hours. "This time we received the coordinates of enemy vehicles marked 'V' in Kyiv region," it added. Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications. That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. Overall, extreme levels of fear in the market seems to have morphed into something more resembling concern. For example, the Cboe Volatility Index fell from its 2022 peak of 36, which it hit Monday, to around 30 on Friday, a sign of easing tensions. Meanwhile, while the price of WTI crude oil slipped from Sunday’s multiyear high $130 of barrel to $109 a pop. Markets have been expecting heavy restrictions on Russian oil, some of which the U.S. has already imposed, and that would reduce the global supply and bring about even more burdensome inflation.
from tr
