Мы все попали в ловушку современности. Дело в том, что современность – это продукт производства. Ее нужно постоянно изготавливать и применять в разные направления нашей жизни: современная литература, современное искусство, современная медицина, современная педагогика, продолжите сами. У этого производства есть свои аппараты: биеннале, фестивали, научные конференции, саммиты, выставки, и несть этому числа.
Современность, с одной стороны, порождает глобализацию и, с другой, нуждается в ней. Она работает как глобальная матрица, по которой измеряется «прогрессивность» обществ и культур. Современные государства и институты фактически конкурируют за право быть признанными «современными» — в этом статусе заложены сами основы их культурного и технологического влияния. Питер Осборн, например, пишет, что современность сегодня — это уже не просто привилегия передовых стран, но практически условие их существования и политической стабильности.
Но что же производят эти страны в рамках этой машинерии? Они производят современные нормы: стандарты искусства, медицины, технологий и науки. Такие страны и наднациональные институты буквально создают иерархию, в которой одни становятся «центрами современности», а другие — её «периферией». Об этом еще Макс Вебер писал, когда различал "столичность" и "провинцию": столица производит культурные нормы, а провинция их только потребляет.
А как же те, кому не удается интегрироваться в этот процесс? Эти структуры сразу начинают восприниматься как архаичные, застывшие в прошлом. К примеру, страны, которые не участвуют в глобальных биеннале, фестивалях кино, конференциях по искусственному интеллекту или не представляют новейшие технологии, начинают маргинализироваться в общественном сознании как недостаточно «развитые». Но это касается не только стран: в этой же оптике критикуются, например, университеты, которые "опаздывают, не поспевая за стремительно меняющимся миром", или церковь. В результате это создает условия для культурного и политического неравенства, при котором доступ к «современности» превращается в капитал, необходимый для влияния и признания.
Здесь и кроется эта ловушка современности. Как говорил, увы, недавно ушедший от нас Бруно Латур, современность – это не столько прорыв в будущее, сколько перманентный разрыв с прошлым. Причем, все устроено так, что разрыв этот никогда не бывает окончательным. Это своего рода парадокс: мы непрерывно стремимся к «новому», при этом таща за собой старые смыслы, ценности и даже проблемы, замаскированные под прогрессивные идеи. Современность оказывается иллюзией, где под видом развития и инноваций часто скрывается воспроизводство старых систем, догм и неравенства, замаскированных под «нейтральный» прогресс.
Мы все попали в ловушку современности. Дело в том, что современность – это продукт производства. Ее нужно постоянно изготавливать и применять в разные направления нашей жизни: современная литература, современное искусство, современная медицина, современная педагогика, продолжите сами. У этого производства есть свои аппараты: биеннале, фестивали, научные конференции, саммиты, выставки, и несть этому числа.
Современность, с одной стороны, порождает глобализацию и, с другой, нуждается в ней. Она работает как глобальная матрица, по которой измеряется «прогрессивность» обществ и культур. Современные государства и институты фактически конкурируют за право быть признанными «современными» — в этом статусе заложены сами основы их культурного и технологического влияния. Питер Осборн, например, пишет, что современность сегодня — это уже не просто привилегия передовых стран, но практически условие их существования и политической стабильности.
Но что же производят эти страны в рамках этой машинерии? Они производят современные нормы: стандарты искусства, медицины, технологий и науки. Такие страны и наднациональные институты буквально создают иерархию, в которой одни становятся «центрами современности», а другие — её «периферией». Об этом еще Макс Вебер писал, когда различал "столичность" и "провинцию": столица производит культурные нормы, а провинция их только потребляет.
А как же те, кому не удается интегрироваться в этот процесс? Эти структуры сразу начинают восприниматься как архаичные, застывшие в прошлом. К примеру, страны, которые не участвуют в глобальных биеннале, фестивалях кино, конференциях по искусственному интеллекту или не представляют новейшие технологии, начинают маргинализироваться в общественном сознании как недостаточно «развитые». Но это касается не только стран: в этой же оптике критикуются, например, университеты, которые "опаздывают, не поспевая за стремительно меняющимся миром", или церковь. В результате это создает условия для культурного и политического неравенства, при котором доступ к «современности» превращается в капитал, необходимый для влияния и признания.
Здесь и кроется эта ловушка современности. Как говорил, увы, недавно ушедший от нас Бруно Латур, современность – это не столько прорыв в будущее, сколько перманентный разрыв с прошлым. Причем, все устроено так, что разрыв этот никогда не бывает окончательным. Это своего рода парадокс: мы непрерывно стремимся к «новому», при этом таща за собой старые смыслы, ценности и даже проблемы, замаскированные под прогрессивные идеи. Современность оказывается иллюзией, где под видом развития и инноваций часто скрывается воспроизводство старых систем, догм и неравенства, замаскированных под «нейтральный» прогресс.
Такие дела.
BY Философия подозрения
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children. Update March 8, 2022: EFF has clarified that Channels and Groups are not fully encrypted, end-to-end, updated our post to link to Telegram’s FAQ for Cloud and Secret chats, updated to clarify that auto-delete is available for group and channel admins, and added some additional links. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred."
from tr
