Политэкономический анализ терапевтической культуры от Сергея Финогина, в которой автор рассказывают историю становления психотерапевтического дискурса и практик: от тейлоризма и эпохи великой депрессии до наших дней.
Человек, поглощённый терапевтическими идеями, связывает свои несчастья прежде всего с эмоциональными связями. Тем самым вытесняя саму мысль о том, что, возможно, дело прежде всего в условиях труда и в деньгах. И это соответствует его объективным условиям — в обществе нет сил, которые могли бы помочь ему справиться с трудовыми проблемами, зато есть те, которые могут помочь справиться с эмоциональными — это терапевты. И на коротких дистанциях они очень эффективны. А главное — есть силы, которым нужно, чтобы он трактовал свои проблемы как эмоциональные — это работодатели. Тут ситуация такая же, как в 30-е годы в США.
И всё же в нашей ситуации, в сравнении с эпохой Хоторна, появилось кое-что принципиально новое. Если в прошлую эпоху терапия акцентировалась внутренних конфликтах субъекта, то теперь она учит его добиваться своих целей, выбирать ''прежде всего себя'', учит ''здоровому эгоизму''. В такой логике другой человек не воспринимается как цель или ценность сам по себе. Отношения с ним оцениваются через призму выгоды: ''что я от этого получу? '' Точка зрения собственника, оценивающего, увольнять ли сотрудника, переносится в эмоциональную сферу терапевтического субъекта. Терапия учит подходить к отношениям так же, как к работе: рационально и выгодно. Конфликты с близкими и сложные темы при этом превращаются в стандартизированный набор рекомендаций.
Политэкономический анализ терапевтической культуры от Сергея Финогина, в которой автор рассказывают историю становления психотерапевтического дискурса и практик: от тейлоризма и эпохи великой депрессии до наших дней.
Человек, поглощённый терапевтическими идеями, связывает свои несчастья прежде всего с эмоциональными связями. Тем самым вытесняя саму мысль о том, что, возможно, дело прежде всего в условиях труда и в деньгах. И это соответствует его объективным условиям — в обществе нет сил, которые могли бы помочь ему справиться с трудовыми проблемами, зато есть те, которые могут помочь справиться с эмоциональными — это терапевты. И на коротких дистанциях они очень эффективны. А главное — есть силы, которым нужно, чтобы он трактовал свои проблемы как эмоциональные — это работодатели. Тут ситуация такая же, как в 30-е годы в США.
И всё же в нашей ситуации, в сравнении с эпохой Хоторна, появилось кое-что принципиально новое. Если в прошлую эпоху терапия акцентировалась внутренних конфликтах субъекта, то теперь она учит его добиваться своих целей, выбирать ''прежде всего себя'', учит ''здоровому эгоизму''. В такой логике другой человек не воспринимается как цель или ценность сам по себе. Отношения с ним оцениваются через призму выгоды: ''что я от этого получу? '' Точка зрения собственника, оценивающего, увольнять ли сотрудника, переносится в эмоциональную сферу терапевтического субъекта. Терапия учит подходить к отношениям так же, как к работе: рационально и выгодно. Конфликты с близкими и сложные темы при этом превращаются в стандартизированный набор рекомендаций.
The next bit isn’t clear, but Durov reportedly claimed that his resignation, dated March 21st, was an April Fools’ prank. TechCrunch implies that it was a matter of principle, but it’s hard to be clear on the wheres, whos and whys. Similarly, on April 17th, the Moscow Times quoted Durov as saying that he quit the company after being pressured to reveal account details about Ukrainians protesting the then-president Viktor Yanukovych. Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred." In February 2014, the Ukrainian people ousted pro-Russian president Viktor Yanukovych, prompting Russia to invade and annex the Crimean peninsula. By the start of April, Pavel Durov had given his notice, with TechCrunch saying at the time that the CEO had resisted pressure to suppress pages criticizing the Russian government. "The argument from Telegram is, 'You should trust us because we tell you that we're trustworthy,'" Maréchal said. "It's really in the eye of the beholder whether that's something you want to buy into." Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications.
from tr
