Сегодня празднуется память Григория Паламы – очень важного для православия богослова, помирившего идеи исихазма и ортодоксальное богословие.
Исихастский вектор – вектор неоплатонизма в православии, мистическое учение о принципиальной возможности преодоления границы между Богом и человеком. Похожие идеи существовали в христианстве практически с самого начала, из-за сильной аффектированности его философии неоплатонизмом. Нечто похожее есть и в других ветвях христианства – например, пиетизм и квиетизм, как у Гихтеля, в протестантской мистике. В восточном христианстве идеи, приведшие в конечном счете к исихазму, развивал, к примеру, Евагрий Понтийский ещё в IV веке – он, большой фанат Оригена, пытался усилить роль Платона в христианской философии, и создал учение о феории, созерцании Божественного присутствия в каждом земном творении, которое доступно через особенные практики избавления от страстей, включающие в себя «умную молитву». В конце концов Евагрий пошёл ещё дальше и заявил, что феория высшего порядка будет созерцанием Бога не по энергиям, а по сущности. Конечной целью молитвенного уединения Еваргий считал слияние с Богом. Это уже было слишком, и Евагрия, вместе с Оригеном, предали анафеме.
Палама же, развивая учение и Еваргия, и другие похожие воззрения, нашёл способ помирить их с классическим богословием, в результате чего учение о феории, созерцании Бога, сохранилось и вполне себе легитимно. В том числе в яростной полемике с Варлаамом Калабрийским, итальянцем, ярким противником исихазма и платонизма, Палама отстоял философские основы исихазма. Тут надо сказать, что Варлаам – богослов, который, хоть и вёл борьбу со столь светлыми идеями и, как говорят, был не слишком хорошо образован (потому что считал, что т.к. Бог непознаваем, то и реальное богословие невозможно), всё же оставил небольшой, но важный вклад в культуру – побудил Петрарку к изучению греческой литературы, дав тем самым толчок к началу Ренессанса.
Исихазм Паламы – практики, благодаря которым человек может в своём сердце созерцать божественный нетварный свет, нетварную благодать, исходящую, но не отделяемую от сущности Бога, как апостолы на горе Фавор. И, таким образом, обожаться. Обожение – великая по силе идея, позволяющая преодолеть границу между видимым миром и Богом.
Чтоб достичь этого, необходимо перенести внимание (сам Ум) из головы в сердце. Голова – символ рассудка, разума, опосредованного восприятия. Сердце же – сфера интуиции, чувств, прямое восприятие. Когда мы делаем сердце умным, интеллект перестаёт быть подсчитывающим сознанием, ограниченным разумом. Сердце само по себе слепо, и часто становится сферой страсти и эмоций – это надо преодолеть через практику «умной молитвы». Ум погружается в сердце и видит там ужас. Нужно постепенно очистить сердце умом и оживить ум сердцем. Так исихаст двигается к ядру сердца, к тому, что делает человека человеком. В качестве дара (а не заслуги) и можно увидеть Нетварный свет.
Исихастский вектор – вектор неоплатонизма в православии, мистическое учение о принципиальной возможности преодоления границы между Богом и человеком. Похожие идеи существовали в христианстве практически с самого начала, из-за сильной аффектированности его философии неоплатонизмом. Нечто похожее есть и в других ветвях христианства – например, пиетизм и квиетизм, как у Гихтеля, в протестантской мистике. В восточном христианстве идеи, приведшие в конечном счете к исихазму, развивал, к примеру, Евагрий Понтийский ещё в IV веке – он, большой фанат Оригена, пытался усилить роль Платона в христианской философии, и создал учение о феории, созерцании Божественного присутствия в каждом земном творении, которое доступно через особенные практики избавления от страстей, включающие в себя «умную молитву». В конце концов Евагрий пошёл ещё дальше и заявил, что феория высшего порядка будет созерцанием Бога не по энергиям, а по сущности. Конечной целью молитвенного уединения Еваргий считал слияние с Богом. Это уже было слишком, и Евагрия, вместе с Оригеном, предали анафеме.
Палама же, развивая учение и Еваргия, и другие похожие воззрения, нашёл способ помирить их с классическим богословием, в результате чего учение о феории, созерцании Бога, сохранилось и вполне себе легитимно. В том числе в яростной полемике с Варлаамом Калабрийским, итальянцем, ярким противником исихазма и платонизма, Палама отстоял философские основы исихазма. Тут надо сказать, что Варлаам – богослов, который, хоть и вёл борьбу со столь светлыми идеями и, как говорят, был не слишком хорошо образован (потому что считал, что т.к. Бог непознаваем, то и реальное богословие невозможно), всё же оставил небольшой, но важный вклад в культуру – побудил Петрарку к изучению греческой литературы, дав тем самым толчок к началу Ренессанса.
Исихазм Паламы – практики, благодаря которым человек может в своём сердце созерцать божественный нетварный свет, нетварную благодать, исходящую, но не отделяемую от сущности Бога, как апостолы на горе Фавор. И, таким образом, обожаться. Обожение – великая по силе идея, позволяющая преодолеть границу между видимым миром и Богом.
Чтоб достичь этого, необходимо перенести внимание (сам Ум) из головы в сердце. Голова – символ рассудка, разума, опосредованного восприятия. Сердце же – сфера интуиции, чувств, прямое восприятие. Когда мы делаем сердце умным, интеллект перестаёт быть подсчитывающим сознанием, ограниченным разумом. Сердце само по себе слепо, и часто становится сферой страсти и эмоций – это надо преодолеть через практику «умной молитвы». Ум погружается в сердце и видит там ужас. Нужно постепенно очистить сердце умом и оживить ум сердцем. Так исихаст двигается к ядру сердца, к тому, что делает человека человеком. В качестве дара (а не заслуги) и можно увидеть Нетварный свет.
Важно для нас – Палама стал идейным вдохновителем для тихого, кроткого искусства созерцания Арво Пярта (как и некоторых других православных композиторов). Практика повторности «умной молитвы» - и свет, и воздух, ею рождаемый – пронизывает.
По ту сторону жизни
И вновь рубрика «фототехника в кадре». На этот раз немецкий двухобъективный среднеформатный фотоаппарат Rolleicord V 1954 года – относительно дешёвая штука на тот момент, слабенький объектив и отсутствие экспонометра. Производитель сейчас более известен…
Рубрика «фототехника в кадре»: японский фотоаппарат Pentax Spotmatic, производящийся с 1964 по 1976 год. Набор выдержек отличный, видоискатель светлый, фокусировка лишь по микрорастру. Резьба объективов – М42, которая была на всех советских «Зенитах».
Сейчас на Авито такой можно взять за относительно небольшие деньги и, проверьте, оно того стоит – разница в удобстве с «Зенитами» колоссальная.
Кадр из фильма «Я всё ещё здесь» (2024) реж. Уолтер Саллес.
Сейчас на Авито такой можно взять за относительно небольшие деньги и, проверьте, оно того стоит – разница в удобстве с «Зенитами» колоссальная.
Кадр из фильма «Я всё ещё здесь» (2024) реж. Уолтер Саллес.
Приобрел себе ещё один фотоаппарат – Canon FX, 1965 года. Последняя фотография как раз на него. Видеоискатель отличный, с клиньями Додена, фокусироваться – одно удовольствие, даже удобнее, чем на мой Pentax. Микрорастра, правда, не хватает, но ничего. Советские объективы через переходник встают отлично.
Вдобавок ещё родной объектив светосильный взял. Посмотрим, как он себя поведёт, говорят, что на открытой диафрагме делает кожу мягко-светящейся.
Вдобавок ещё родной объектив светосильный взял. Посмотрим, как он себя поведёт, говорят, что на открытой диафрагме делает кожу мягко-светящейся.
Pentax Spotmatic SP, Гелиос 44м-4, Orwo NC-19 64iso (16iso), Maxilab
Немецкая цветная плёнка, изготовленная в районе 1987 года. Секреты проявки, разработанные сумрачным немецким гением где-то в Вольфене, были утеряны (вернее, возиться никто не хочет), потому лаба (Maxilab) проявила по стандартному C-41. Любопытно сравнить с другими методами проявки.
Немецкая цветная плёнка, изготовленная в районе 1987 года. Секреты проявки, разработанные сумрачным немецким гением где-то в Вольфене, были утеряны (вернее, возиться никто не хочет), потому лаба (Maxilab) проявила по стандартному C-41. Любопытно сравнить с другими методами проявки.