#стихи
Mы cтaли мeньшe гoвopить.
Mы чaщe пишeм cooбщeнья.
Из cмaйлoв и кapтинoк нить –
Teпepь тaкиe пoздpaвлeнья.
Бeз cлoв, бeз иcкpы, бeз тeплa.
Koпиpуeм, пepecылaeм.
B нac жaждa cлушaть умepлa,
И мы c нeй вмecтe пoгибaeм.
Mы oчepcтвeли тaк лeгкo,
Kaк будтo этoгo xoтeли.
He личнocти, – пoчти никтo.
Kapтинки, cмaйлы лишь пpи дeлe.
Meня нe нaдo пoздpaвлять
B тaкoй бeзличнocтнoй мaнepe,
Или пocлaнья oтпpaвлять
Из oбнoвлeний в «Гaлepee».
Пopa учитьcя гoвopить!
Cмeшнaя фpaзa? He дo cмexa.
Пoздpaвить? Haдo пoзвoнить.
A ecли близкo – тo пpиexaть.
«Лaйк» нe зaмeнит дoбpыx cлoв.
И cмaйл нe пepeдacт эмoций.
Mы пpeдaём в ceбe любoвь,
Душeвнocть нaми пpeдaётcя.
Из букв и cтpoк гнeздa нe cвить.
Kapтинки чувcтвaми нe дышaт.
Дpуг c дpугoм нaдo гoвopить!
Дpуг дpугa нaдo пpocтo cлышaть.
© Злaтa Литвинoвa
Mы cтaли мeньшe гoвopить.
Mы чaщe пишeм cooбщeнья.
Из cмaйлoв и кapтинoк нить –
Teпepь тaкиe пoздpaвлeнья.
Бeз cлoв, бeз иcкpы, бeз тeплa.
Koпиpуeм, пepecылaeм.
B нac жaждa cлушaть умepлa,
И мы c нeй вмecтe пoгибaeм.
Mы oчepcтвeли тaк лeгкo,
Kaк будтo этoгo xoтeли.
He личнocти, – пoчти никтo.
Kapтинки, cмaйлы лишь пpи дeлe.
Meня нe нaдo пoздpaвлять
B тaкoй бeзличнocтнoй мaнepe,
Или пocлaнья oтпpaвлять
Из oбнoвлeний в «Гaлepee».
Пopa учитьcя гoвopить!
Cмeшнaя фpaзa? He дo cмexa.
Пoздpaвить? Haдo пoзвoнить.
A ecли близкo – тo пpиexaть.
«Лaйк» нe зaмeнит дoбpыx cлoв.
И cмaйл нe пepeдacт эмoций.
Mы пpeдaём в ceбe любoвь,
Душeвнocть нaми пpeдaётcя.
Из букв и cтpoк гнeздa нe cвить.
Kapтинки чувcтвaми нe дышaт.
Дpуг c дpугoм нaдo гoвopить!
Дpуг дpугa нaдo пpocтo cлышaть.
© Злaтa Литвинoвa
#цитатадня
Гнев ничему не помогает, только наносит вред тому, кто гневается. Из-за гордости и тщеславия так же часто случаются недоразумения. Унижать нас может кто угодно, но унизить – никто, кроме нас самих, наших дел и поступков. Нужно оставаться спокойными, даже когда другие специально стараются вызвать ваш гнев.
Патриарх Сербский Павел
Гнев ничему не помогает, только наносит вред тому, кто гневается. Из-за гордости и тщеславия так же часто случаются недоразумения. Унижать нас может кто угодно, но унизить – никто, кроме нас самих, наших дел и поступков. Нужно оставаться спокойными, даже когда другие специально стараются вызвать ваш гнев.
Патриарх Сербский Павел
#разные_истории
Эта история может показаться невероятной. Но услышал я её от непосредственного свидетеля, причём от священника. Уже много лет он служит в Мюнхене – в приходе Русской Православной Церкви и одновременно трудится в паллиативном отделении местного хосписа. Это случилось 15 лет назад, когда он был ещё диаконом. Его вызвали в палату к новому пациенту. Это был умирающий, пожилой человек, почти столетний.
– Я вошёл, – вспоминает батюшка, – и сразу увидел на стене, у изголовья кровати, серебряный наперсный крест. Самый настоящий – православный, священнический. Я опешил: неужели умирает батюшка, да ещё из наших, в Германии?
Он подошёл, поздоровался и спросил:
– Простите, Вы православный священник?
– Нет, – покачал головой старик, – я протестант.
И потом, немного подумав, добавил:
– Но если хотите, я Вам расскажу, почему этот крест у меня.
Он потянулся к тумбочке и достал старый, потрёпанный фотоальбом. Открыл.
– Смотрите.
На пожелтевших страницах – старые снимки. Молодой, красивый мужчина в форме вермахта. На некоторых он получает награду из рук самого Гитлера. Батюшка сразу узнал его – это был тот самый человек, только в 40-х годах, в расцвете сил, с железным крестом на груди. Он происходил из старинного баронского рода. Войну прошёл от начала и до конца. Был офицером, дослужился до майора в танковой дивизии генерала Гудериана. Воевал на Восточном фронте.
– Я был хорошим офицером, – сказал он просто. – Профессионалом войны. И я убил очень много советских солдат.
И вдруг он замолчал. Подождал немного и продолжил:
– Был один случай… Нас отправили расстреливать пленных партизан. И вот передо мной встал человек. Просто человек. Безоружный. И я не смог его убить. Я выстрелил немного мимо, с намерением промахнуться, но так, чтобы никто не заметил. Пленный понял мой манёвр. Он упал, сделал вид, что мёртв. И остался жив. Расстрелянных не проверяли. Наша команда просто ушла.
А потом случилось то самое событие. Через какое-то время их накрыла партизанская атака. Немец сидел в блиндаже с сослуживцами. Гранаты, крики, взрывы. Когда очнулся и огляделся, все были мертвы – и немцы, и партизаны. Один он жив. И не только жив, но и цел: руки-ноги на месте, ощущения постепенно возвращались в тело.
– Вдруг я почувствовал на голове что-то тяжёлое, – рассказывал он. – Я потянулся и снял с головы крест. Этот самый крест.
Откуда он там оказался? Никто не знает. Его предположение, что среди партизан был священник, известно ведь, что батюшки участвовали в войне как простые солдаты, были среди них и партизаны. Возможно, священника разметало в бою взрывом, а крест отбросило на голову танкиста.
С тех пор крест был с ним. Он продолжал воевать – на Восточном фронте, в самой гуще сражений, где каждый день был на вес золота. И раз за разом происходило одно и то же: вокруг него гибли люди – сослуживцы, друзья, командиры. А он оставался жив. Не то чтобы невредим, но пуля обходила стороной.
– Меня хранил крест. Я в этом уверен, – сказал старик.
В конце войны он оказался в Мюнхене, где сдался американцам. Впоследствии у него родились двое сыновей, оба тоже стали военными. Жил он долго. Почти век. Но в последние годы всё чаще возвращался к воспоминаниям о военном прошлом. Он попросил диакона просто выслушать его.
– Я не исповедуюсь в вашем смысле, – сказал он. – Но мне тяжело. Очень. Я убивал. Я верил в ложь, служил тьме. И в Вашем лице я хочу попросить прощения у Бога, у России, у всех русских людей, которым мы причинили столько горя. Простите меня. Простите за всё, если можете.
Через четыре дня старик умер и унёс крест с собой: перед смертью он завещал положить святыню к нему в гроб.
Я слушал эту историю и думал: даже в самой страшной тьме есть шанс увидеть свет. Пусть через много лет. Пусть в палате хосписа. Увидеть и покаяться. Покаяние немецкого офицера произошло за несколько дней до смерти. Но оно было настоящим. Как покаяние благоразумного разбойника. Иногда именно в последние дни человек впервые по-настоящему говорит с Богом. И получает ответ.
© священник Евгений Мурзин
Эта история может показаться невероятной. Но услышал я её от непосредственного свидетеля, причём от священника. Уже много лет он служит в Мюнхене – в приходе Русской Православной Церкви и одновременно трудится в паллиативном отделении местного хосписа. Это случилось 15 лет назад, когда он был ещё диаконом. Его вызвали в палату к новому пациенту. Это был умирающий, пожилой человек, почти столетний.
– Я вошёл, – вспоминает батюшка, – и сразу увидел на стене, у изголовья кровати, серебряный наперсный крест. Самый настоящий – православный, священнический. Я опешил: неужели умирает батюшка, да ещё из наших, в Германии?
Он подошёл, поздоровался и спросил:
– Простите, Вы православный священник?
– Нет, – покачал головой старик, – я протестант.
И потом, немного подумав, добавил:
– Но если хотите, я Вам расскажу, почему этот крест у меня.
Он потянулся к тумбочке и достал старый, потрёпанный фотоальбом. Открыл.
– Смотрите.
На пожелтевших страницах – старые снимки. Молодой, красивый мужчина в форме вермахта. На некоторых он получает награду из рук самого Гитлера. Батюшка сразу узнал его – это был тот самый человек, только в 40-х годах, в расцвете сил, с железным крестом на груди. Он происходил из старинного баронского рода. Войну прошёл от начала и до конца. Был офицером, дослужился до майора в танковой дивизии генерала Гудериана. Воевал на Восточном фронте.
– Я был хорошим офицером, – сказал он просто. – Профессионалом войны. И я убил очень много советских солдат.
И вдруг он замолчал. Подождал немного и продолжил:
– Был один случай… Нас отправили расстреливать пленных партизан. И вот передо мной встал человек. Просто человек. Безоружный. И я не смог его убить. Я выстрелил немного мимо, с намерением промахнуться, но так, чтобы никто не заметил. Пленный понял мой манёвр. Он упал, сделал вид, что мёртв. И остался жив. Расстрелянных не проверяли. Наша команда просто ушла.
А потом случилось то самое событие. Через какое-то время их накрыла партизанская атака. Немец сидел в блиндаже с сослуживцами. Гранаты, крики, взрывы. Когда очнулся и огляделся, все были мертвы – и немцы, и партизаны. Один он жив. И не только жив, но и цел: руки-ноги на месте, ощущения постепенно возвращались в тело.
– Вдруг я почувствовал на голове что-то тяжёлое, – рассказывал он. – Я потянулся и снял с головы крест. Этот самый крест.
Откуда он там оказался? Никто не знает. Его предположение, что среди партизан был священник, известно ведь, что батюшки участвовали в войне как простые солдаты, были среди них и партизаны. Возможно, священника разметало в бою взрывом, а крест отбросило на голову танкиста.
С тех пор крест был с ним. Он продолжал воевать – на Восточном фронте, в самой гуще сражений, где каждый день был на вес золота. И раз за разом происходило одно и то же: вокруг него гибли люди – сослуживцы, друзья, командиры. А он оставался жив. Не то чтобы невредим, но пуля обходила стороной.
– Меня хранил крест. Я в этом уверен, – сказал старик.
В конце войны он оказался в Мюнхене, где сдался американцам. Впоследствии у него родились двое сыновей, оба тоже стали военными. Жил он долго. Почти век. Но в последние годы всё чаще возвращался к воспоминаниям о военном прошлом. Он попросил диакона просто выслушать его.
– Я не исповедуюсь в вашем смысле, – сказал он. – Но мне тяжело. Очень. Я убивал. Я верил в ложь, служил тьме. И в Вашем лице я хочу попросить прощения у Бога, у России, у всех русских людей, которым мы причинили столько горя. Простите меня. Простите за всё, если можете.
Через четыре дня старик умер и унёс крест с собой: перед смертью он завещал положить святыню к нему в гроб.
Я слушал эту историю и думал: даже в самой страшной тьме есть шанс увидеть свет. Пусть через много лет. Пусть в палате хосписа. Увидеть и покаяться. Покаяние немецкого офицера произошло за несколько дней до смерти. Но оно было настоящим. Как покаяние благоразумного разбойника. Иногда именно в последние дни человек впервые по-настоящему говорит с Богом. И получает ответ.
© священник Евгений Мурзин