разлетаешься: сивые ветры зимуют в некогда тёплом хлеву. соловьиные свиньи говорят тебе: сгинь ты, отрава! человечину есть мы не станем, мы лучше умрём.
сдует ветрами синее небо. это свиньи наелись гороха. знаешь: я знаю. синее небо лежало на дне. мы его целовали, мы ждали в канаве. мы, как свиньи, катались в холодной траве. их живот тяжелел, а под нами лежала трава.
так когда-то жужжала зелёная муха во мне, в голове. я читала ту книжку, в которой не сказано это. не читал, не звенело, но в белое эхо встал балконный карниз, и не скошено ухо моё белым волосом, власом безродным, хруп копыт без ответа
в клюв синевший впивалась извилина мозга. только крови не надо! прошу тебя, будем вода и вода. разделили надвое, на двоих разделили пустое. будем пить словно резать, как режут меня. кони ржут. это мыши. не бойся, родная, это, милый, рыдает тот ветер в моей темноте. будем петь, завывая, и плакать ночами, дитя, утопившись,
будем дева, пускаясь в голодный вертеп.
свиньи на голове. молчаливые, добрые руки. так ты резал хребет мой,
искал свой хребет, ты надолго уснул, канув в сердце, как канут руины
в хрустящие звуки в день последнего ржания паршивой свиньи.
это громкое слово сказал я навеки. я сказала, навеки: а слову не верить нельзя. мы разрезали веки суровому финскому сфинксу, и в заливе стояла, залившись испанским, парша.
смежим! не говори мне о звуке! не слышу! о густая, червонная желчь, я устал. я тебя долго ждал. у стены, прислоняясь, уснула, я смертельно устал, испражняясь на голые спины камней, – и на ней.
разлетаешься: сивые ветры зимуют в некогда тёплом хлеву. соловьиные свиньи говорят тебе: сгинь ты, отрава! человечину есть мы не станем, мы лучше умрём.
сдует ветрами синее небо. это свиньи наелись гороха. знаешь: я знаю. синее небо лежало на дне. мы его целовали, мы ждали в канаве. мы, как свиньи, катались в холодной траве. их живот тяжелел, а под нами лежала трава.
так когда-то жужжала зелёная муха во мне, в голове. я читала ту книжку, в которой не сказано это. не читал, не звенело, но в белое эхо встал балконный карниз, и не скошено ухо моё белым волосом, власом безродным, хруп копыт без ответа
в клюв синевший впивалась извилина мозга. только крови не надо! прошу тебя, будем вода и вода. разделили надвое, на двоих разделили пустое. будем пить словно резать, как режут меня. кони ржут. это мыши. не бойся, родная, это, милый, рыдает тот ветер в моей темноте. будем петь, завывая, и плакать ночами, дитя, утопившись,
будем дева, пускаясь в голодный вертеп.
свиньи на голове. молчаливые, добрые руки. так ты резал хребет мой,
искал свой хребет, ты надолго уснул, канув в сердце, как канут руины
в хрустящие звуки в день последнего ржания паршивой свиньи.
это громкое слово сказал я навеки. я сказала, навеки: а слову не верить нельзя. мы разрезали веки суровому финскому сфинксу, и в заливе стояла, залившись испанским, парша.
смежим! не говори мне о звуке! не слышу! о густая, червонная желчь, я устал. я тебя долго ждал. у стены, прислоняясь, уснула, я смертельно устал, испражняясь на голые спины камней, – и на ней.
#стихи #петляневполовину
BY земля лежит на земле
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The next bit isn’t clear, but Durov reportedly claimed that his resignation, dated March 21st, was an April Fools’ prank. TechCrunch implies that it was a matter of principle, but it’s hard to be clear on the wheres, whos and whys. Similarly, on April 17th, the Moscow Times quoted Durov as saying that he quit the company after being pressured to reveal account details about Ukrainians protesting the then-president Viktor Yanukovych. And indeed, volatility has been a hallmark of the market environment so far in 2022, with the S&P 500 still down more than 10% for the year-to-date after first sliding into a correction last month. The CBOE Volatility Index, or VIX, has held at a lofty level of more than 30. For Oleksandra Tsekhanovska, head of the Hybrid Warfare Analytical Group at the Kyiv-based Ukraine Crisis Media Center, the effects are both near- and far-reaching. Since its launch in 2013, Telegram has grown from a simple messaging app to a broadcast network. Its user base isn’t as vast as WhatsApp’s, and its broadcast platform is a fraction the size of Twitter, but it’s nonetheless showing its use. While Telegram has been embroiled in controversy for much of its life, it has become a vital source of communication during the invasion of Ukraine. But, if all of this is new to you, let us explain, dear friends, what on Earth a Telegram is meant to be, and why you should, or should not, need to care. Telegram boasts 500 million users, who share information individually and in groups in relative security. But Telegram's use as a one-way broadcast channel — which followers can join but not reply to — means content from inauthentic accounts can easily reach large, captive and eager audiences.
from tr
