Одно из не самых очевидных последствий того, что массовую жанровую литературу в массе своей переводят довольно плохо, — это то, что язык этих самых плохих переводов просачивается в жанровую же русскоязычную литературу. И это не то чтобы беда-беда, как мы все знаем, языку в перспективе ничего не будет, он переварит все минус вайбы и поппинги, и все, что его не убьет сделает его чиллее, но меня больше волнует этот самый язык, простите, в моменте, когда ты, например, вытаскиваешь из самотека прилично придуманный ромфант, но из него отовсюду торчит арматура чужеродной грамматики и фразы, начинающиеся с неестественного «О,..», а автор не чувствует разницы между удовольствием и довольством, ленью и леностью. Сделать с этим обычно ничего нельзя, кроме жесткой, чтобы не сказать жестокой редактуры, и ведь при этом не скажешь, что автор, например, мало читает или не знает языка. Чаще всего вполне читает и знает, просто – и я сейчас оседлаю своего любимого конька — вот эта вот растерянность перед формой другого языка, непременное желание сохранить все как есть, оставить в переводном тексте как можно больше исходного, потому что мало ли что, она очень присуща начинающим или не слишком обученным переводчикам, которые часто начинают с переводов легкого жанра, он же «а чего там переводить». А там есть чего, на самом деле, потому что легкий жанр чаще всего требует от переводчика тяжелого языкового люкса: уместной, узнаваемой разговорности, сухости и сжатости (все мы знаем, что русский язык широк и жирок, стоит ему поддаться и текст растургенится и онабоковеет, станет слоеным и масляным) и, главное, простоты. Такая работа требует от переводчика большой уверенности, а без обучения переводу как ремеслу и какой-то, не знаю, внутренней калибровки этого самого языкового чувства, ей как бы и взяться неоткуда, потому что с одной стороны у тебя бревно в глазу, а с другой дитя без глазу.
Одно из не самых очевидных последствий того, что массовую жанровую литературу в массе своей переводят довольно плохо, — это то, что язык этих самых плохих переводов просачивается в жанровую же русскоязычную литературу. И это не то чтобы беда-беда, как мы все знаем, языку в перспективе ничего не будет, он переварит все минус вайбы и поппинги, и все, что его не убьет сделает его чиллее, но меня больше волнует этот самый язык, простите, в моменте, когда ты, например, вытаскиваешь из самотека прилично придуманный ромфант, но из него отовсюду торчит арматура чужеродной грамматики и фразы, начинающиеся с неестественного «О,..», а автор не чувствует разницы между удовольствием и довольством, ленью и леностью. Сделать с этим обычно ничего нельзя, кроме жесткой, чтобы не сказать жестокой редактуры, и ведь при этом не скажешь, что автор, например, мало читает или не знает языка. Чаще всего вполне читает и знает, просто – и я сейчас оседлаю своего любимого конька — вот эта вот растерянность перед формой другого языка, непременное желание сохранить все как есть, оставить в переводном тексте как можно больше исходного, потому что мало ли что, она очень присуща начинающим или не слишком обученным переводчикам, которые часто начинают с переводов легкого жанра, он же «а чего там переводить». А там есть чего, на самом деле, потому что легкий жанр чаще всего требует от переводчика тяжелого языкового люкса: уместной, узнаваемой разговорности, сухости и сжатости (все мы знаем, что русский язык широк и жирок, стоит ему поддаться и текст растургенится и онабоковеет, станет слоеным и масляным) и, главное, простоты. Такая работа требует от переводчика большой уверенности, а без обучения переводу как ремеслу и какой-то, не знаю, внутренней калибровки этого самого языкового чувства, ей как бы и взяться неоткуда, потому что с одной стороны у тебя бревно в глазу, а с другой дитя без глазу.
BY Толще твиттера
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
In February 2014, the Ukrainian people ousted pro-Russian president Viktor Yanukovych, prompting Russia to invade and annex the Crimean peninsula. By the start of April, Pavel Durov had given his notice, with TechCrunch saying at the time that the CEO had resisted pressure to suppress pages criticizing the Russian government. Artem Kliuchnikov and his family fled Ukraine just days before the Russian invasion. Stocks dropped on Friday afternoon, as gains made earlier in the day on hopes for diplomatic progress between Russia and Ukraine turned to losses. Technology stocks were hit particularly hard by higher bond yields. Telegram boasts 500 million users, who share information individually and in groups in relative security. But Telegram's use as a one-way broadcast channel — which followers can join but not reply to — means content from inauthentic accounts can easily reach large, captive and eager audiences. The regulator said it has been undertaking several campaigns to educate the investors to be vigilant while taking investment decisions based on stock tips.
from tw
