Маша летит на Сахалин продавать квартиру покойного двоюродного деда, разбираться в истории рода и осознавать собственное место в жизни. Это книга не про Сахалин, а про русских женщин. Топоним в названии — идеальная метафора.
Главным русским автофикшеном принято считать трилогиюОксаныВасякиной, но ученица превзошла наставницу — в дебютном романе Марии Нырковой документальное с художественным сочетается так изящно, насколько это возможно. Ныркова максимально серьезно, с многочасовым расспрашиванием дедушки и бабушки (завидую: не делал так же, пока мог), подошла к изучению истории семьи и вписыванию ее в историю: «Понимание того, через что прошла твоя семья, объясняет, что сформировало тебя самого».
Что же превращает «текст о себе» в произведение литературы? Язык и стиль? Намерения авторки? Еще одним инструментом кажется сам остров Сахалин — таинственный, труднодоступный, для читателя неизбежно чеховский. «У пейзажа есть характер, если его ощутить, можно многое понять о тех, кто там живет». Хочу туда теперь.
Маша летит на Сахалин продавать квартиру покойного двоюродного деда, разбираться в истории рода и осознавать собственное место в жизни. Это книга не про Сахалин, а про русских женщин. Топоним в названии — идеальная метафора.
Главным русским автофикшеном принято считать трилогиюОксаныВасякиной, но ученица превзошла наставницу — в дебютном романе Марии Нырковой документальное с художественным сочетается так изящно, насколько это возможно. Ныркова максимально серьезно, с многочасовым расспрашиванием дедушки и бабушки (завидую: не делал так же, пока мог), подошла к изучению истории семьи и вписыванию ее в историю: «Понимание того, через что прошла твоя семья, объясняет, что сформировало тебя самого».
Что же превращает «текст о себе» в произведение литературы? Язык и стиль? Намерения авторки? Еще одним инструментом кажется сам остров Сахалин — таинственный, труднодоступный, для читателя неизбежно чеховский. «У пейзажа есть характер, если его ощутить, можно многое понять о тех, кто там живет». Хочу туда теперь.
Russians and Ukrainians are both prolific users of Telegram. They rely on the app for channels that act as newsfeeds, group chats (both public and private), and one-to-one communication. Since the Russian invasion of Ukraine, Telegram has remained an important lifeline for both Russians and Ukrainians, as a way of staying aware of the latest news and keeping in touch with loved ones. Friday’s performance was part of a larger shift. For the week, the Dow, S&P 500 and Nasdaq fell 2%, 2.9%, and 3.5%, respectively. Asked about its stance on disinformation, Telegram spokesperson Remi Vaughn told AFP: "As noted by our CEO, the sheer volume of information being shared on channels makes it extremely difficult to verify, so it's important that users double-check what they read." Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. Ukrainian forces successfully attacked Russian vehicles in the capital city of Kyiv thanks to a public tip made through the encrypted messaging app Telegram, Ukraine's top law-enforcement agency said on Tuesday.
from tw
