«Дислексия» Светланы Олонцевой понравилась мне безо всяких оговорок. Отчасти, потому, что в произведении современной литературы я ищу ту самую неприукрашенную реальность, и радуюсь каждый раз, когда рамки художественности не превращаются в высокий жанровый забор, где читателя ведут за ручку в строго заданном направлении по кочкам, по кочкам, по ровненьким дорожкам до неизбежного «в ямку бух». Роман Олонцевой очень свободный, при том, что и сюжет, и арка героини в нем на своих местах. Просто они иначе устроены.
Перед нами история только на первый взгляд без четкого начала и конца. Возможно, такое впечатление складывается от того, что с одной стороны историю Олонцевой ограничивает пространство, а с другой — время, и запертая в этом пространственно-временном континууме главная героиня не проходит путь воина, а попадает в обычный пиздец. Не в выдуманный, со строгой разметкой по-проппу, а максимально приближенный к реальному: когда внезапно умирают близкие, когда не вовремя что-то начинает получаться, когда ждешь весну, а приходит война.
Главная героиня Саня переезжает из столицы в поселок и начинает работать учительницей русского языка и литературы в средних классах. Она приезжает по программе, и в рамках этой программы получает не только рабочее место, но и поддержку в виде регулярных групповых терапевтических сессий, а также коллективных выездов для обмена опытом. «Дислексию» смело можно отнести к производственным романам, так как Олонцева в своих зарисовках школьных будней показывает современный образовательный процесс со всем его стрессом и проблемами, давлением сверху (министерство-государство) и снизу (дети-люди). И да, там все примерно как я представляла: бедно, бессмысленно, плохо пахнет, подростки ни в грош не ставят, травят друг друга и учителей, а коллеги с пустыми глазами высаживают «рощу победы».
И все же Олонцевой удается среди всего этого беспросветного мрака показать живых людей. Взять, к примеру, директрису, благоговеющую перед военнослужащими и кажущуюся абсолютной зомби. Как по-новому раскрывается ее персонаж в один момент, каким одиноким и сочувствующим человеком она предстает, и как это многое меняет.
Режим повествования в романе — наблюдения авторки за своей героиней с безопасного расстояния с редкими переключениями на первое лицо. Подобное отстранение можно по-разному интерепретировать, в том числе, строя теории относительно того, кем рассказчица приходится героине. А еще можно разгадывать загадку Горошка)) Но все это не так важно, на мой взгляд, как попытка разобраться, что происходит в той точке, где мы с героиней прощаемся. Кто или что говорит в финале за героиню и ее путь? К чему она приходит? Был ли во всем этом какой-то смысл? И что дальше? Где-то писательница нам намекает на ответ, а с чем-то оставляет нас наедине.
«Дислексия» Светланы Олонцевой понравилась мне безо всяких оговорок. Отчасти, потому, что в произведении современной литературы я ищу ту самую неприукрашенную реальность, и радуюсь каждый раз, когда рамки художественности не превращаются в высокий жанровый забор, где читателя ведут за ручку в строго заданном направлении по кочкам, по кочкам, по ровненьким дорожкам до неизбежного «в ямку бух». Роман Олонцевой очень свободный, при том, что и сюжет, и арка героини в нем на своих местах. Просто они иначе устроены.
Перед нами история только на первый взгляд без четкого начала и конца. Возможно, такое впечатление складывается от того, что с одной стороны историю Олонцевой ограничивает пространство, а с другой — время, и запертая в этом пространственно-временном континууме главная героиня не проходит путь воина, а попадает в обычный пиздец. Не в выдуманный, со строгой разметкой по-проппу, а максимально приближенный к реальному: когда внезапно умирают близкие, когда не вовремя что-то начинает получаться, когда ждешь весну, а приходит война.
Главная героиня Саня переезжает из столицы в поселок и начинает работать учительницей русского языка и литературы в средних классах. Она приезжает по программе, и в рамках этой программы получает не только рабочее место, но и поддержку в виде регулярных групповых терапевтических сессий, а также коллективных выездов для обмена опытом. «Дислексию» смело можно отнести к производственным романам, так как Олонцева в своих зарисовках школьных будней показывает современный образовательный процесс со всем его стрессом и проблемами, давлением сверху (министерство-государство) и снизу (дети-люди). И да, там все примерно как я представляла: бедно, бессмысленно, плохо пахнет, подростки ни в грош не ставят, травят друг друга и учителей, а коллеги с пустыми глазами высаживают «рощу победы».
И все же Олонцевой удается среди всего этого беспросветного мрака показать живых людей. Взять, к примеру, директрису, благоговеющую перед военнослужащими и кажущуюся абсолютной зомби. Как по-новому раскрывается ее персонаж в один момент, каким одиноким и сочувствующим человеком она предстает, и как это многое меняет.
Режим повествования в романе — наблюдения авторки за своей героиней с безопасного расстояния с редкими переключениями на первое лицо. Подобное отстранение можно по-разному интерепретировать, в том числе, строя теории относительно того, кем рассказчица приходится героине. А еще можно разгадывать загадку Горошка)) Но все это не так важно, на мой взгляд, как попытка разобраться, что происходит в той точке, где мы с героиней прощаемся. Кто или что говорит в финале за героиню и ее путь? К чему она приходит? Был ли во всем этом какой-то смысл? И что дальше? Где-то писательница нам намекает на ответ, а с чем-то оставляет нас наедине.
BY Книжная активистка
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The fake Zelenskiy account reached 20,000 followers on Telegram before it was shut down, a remedial action that experts say is all too rare. Asked about its stance on disinformation, Telegram spokesperson Remi Vaughn told AFP: "As noted by our CEO, the sheer volume of information being shared on channels makes it extremely difficult to verify, so it's important that users double-check what they read." Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups. "Russians are really disconnected from the reality of what happening to their country," Andrey said. "So Telegram has become essential for understanding what's going on to the Russian-speaking world." In addition, Telegram's architecture limits the ability to slow the spread of false information: the lack of a central public feed, and the fact that comments are easily disabled in channels, reduce the space for public pushback.
from tw
